Василий Звягинцев - Время игры

Услышав хруст щебня под ногами Славского, немец шепнул:

— Пошлите теперь его на разведку, а мы поговорим…

— Ну и что мы теперь будем делать? — спросил Станислав Викентьевич, который по запаху понял, что никакого заговора не имело места. — Как кому, а мне пить хочется все сильнее.

Шульгин с ним согласился. У него в сумке был крошечный НЗ — две пол-литровых алюминиевых банки газированного тоника и одна банка «Алказельцера», то есть содовой воды с аспирином, припасенные совсем на другой случай, но расходовать их без крайней необходимости он не собирался. Как минимум сутки жажду терпеть можно. А уж тогда…

— Знаете, коллега, у меня есть моток шелкового шнура — триста метров. Нить Ариадны, если угодно. Привязав его здесь, можно спокойно исследовать окрестные ходы на указанный радиус. Отметив засечками или копотью на стенах крайнюю точку, перевязать веревку и продвинуться еще на столько же. Не займетесь? Как мне кажется, судя по геологии данной местности, здесь должна быть вода. Хотя бы просачивающаяся с поверхности в виде капели со сталактитов. Или ручьи, или колодцы… Попробуйте. Не найдете — будем думать дальше.

Не скрывая недовольства, Славский тем не менее взял протянутую Шульгиным бухточку не шелкового, конечно, а кевларового крученого шнура толщиной в карандаш, но выдерживающего на разрыв нагрузку более двух тонн.

— Сразу б вы его у входа привязали, и никаких проблем бы не было…

— А что ж вы мне не сказали, куда нас направляете? — парировал Шульгин. — Роман Жюля Верна «Черная Индия» не приходилось читать?

— Увы, нет. А если воду найду, куда ее собирать прикажете?

Шульгин задумался лишь на секунду.

— Вот, пожалуй, складной стакан. Вмещает полпинты. А вот — резиновый чехол от медицинской аптечки. Сюда можно налить литра три воды. Если сумеете наполнить — покроете себя бессмертной славой. Вперед, мой капитан, сорок веков смотрят на вас из этих подземелий…

Выматерившись сквозь зубы, Славский удалился в глубь штрека, разматывая шнур.

— Зачем вы его злите? — поинтересовался фон Мюкке, которому после оправки стало совсем хорошо, а действующий браслет, нормализуя внутреннюю среду, приглушил и чувство жажды.

Здесь, кстати, крылся сильно интересующий Шульгина вопрос: ну вот защищает эта машинка постоянство гомеостазиса, способна даже почти разорванного на куски человека вылечить, а если вот просто так, как сейчас, — ничего особенного не происходит, просто воды нет и не будет, и ты готовишься подыхать от жажды? Что браслет может сделать при достаточно строго поставленном эксперименте? Ну, какое-то время он будет оптимизировать расходование тканевой жидкости, производить гидролиз жиров, как у верблюда, а дальше? Все же допустит постепенное усыхание или переведет меня на усвоение атмосферной влаги через кожу и легкие? Интересно бы исследовать этот вопрос вплотную… Впрочем, тьфу-тьфу! — Шульгин натурально сплюнул, не жалея драгоценной влаги.

— Из принципа. Он мне не нравится.

— А я?

— А вы нравитесь. Несмотря на то, что он мой соотечественник, а вы — исторический враг.

Здесь Шульгин, что называется, пальнул в темноте и навскидку. Просто ему давно начало казаться, что Славский все-таки не русский по происхождению.

Сначала он перебирал разные варианты, примеривал на него и польскую личину, и немецкую (из хорошо обрусевших остзейцев), а потом вдруг сообразил, что все-таки Славский — англичанин.

Или американец, пусть даже сильно обрусевший. Возможно, много лет изображавший русского. Как «японец» — штабс-капитан Рыбников или «араб» — полковник Лоуренс.

Сашка даже восхитился и своей догадливостью, и изяществом ситуации: он, косящий под британского потомственного рыцаря, и противник (не враг пока, а просто противник в игре), англичанин, талантливо изображающий русского.

Нет, это прямо здорово. Может завязаться такая комбинация… Даже на филологическом уровне. Он, правда, с помощью Сильвии и всей мощи аггрианской обучающей техники сейчас знает наизусть восьмисоттысячный словарь Вебстера со всеми фразеологизмами плюс несколько словарей сленгов. Смог бы, при необходимости, писать стихи в стиле Киплинга, где одновременно используется оксфордский английский, жаргон лондонских доков XIX века и пиджин-инглиш Южных морей.

А знает ли господин Славский наизусть словарь господина Даля, язык палубы балтийских броненосцев и изысканный стиль пересыпских биндюжников, раз уж мы в Одессе?

Знает, нет — не суть важно, но за дни их знакомства пока не допустил ни одного прокола…

— Что? Славский, по-вашему, — англичанин?

— А по-вашему — кто? — Тут же, для поддержания разговора и якобы для лечения, он подал капитану маленькую голубоватую таблетку, две галеты с вложенным между ними кусочком ветчины и хорошую стопку виски.

— Я как думал, так и думаю, что русский. Меня с ним познакомили именно как с русским и заверили, что во время моей миссии он будет оказывать мне всю необходимую помощь, по преимуществу негласно, но в случае необходимости… Как это и случилось.

Голубая таблетка из специальной аптечки Шульгина, предназначенная для очень мягкого, аккуратного развязывания языков, когда собеседник начинает выбалтывать тайны, не видя в этом ничего необычного, напротив, считая, что именно так и следует поступить из неких высших соображений, начинала действовать.

Сейчас немец вообразил, что, во-первых, они оказались в таком положении, что друг Ричард должен наконец узнать правду. Неизвестно, удастся ли им спастись, а позволить хорошему человеку умереть, даже не понимая, отчего он оказался в подобном положении, — непорядочно.

Во-вторых, если они выберутся, то на лучшего соратника, чем Мэллони, нечего и рассчитывать, он это уже доказал неоднократно.

В-третьих, фон Мюкке имел не только право, а и обязанность по ходу дела вербовать себе помощников.

Ничего этого Шульгин капитану не внушал, в том и заключалось коварство препарата, что заставлял мозг пациента по собственной инициативе находить убедительные обоснования необходимости немедленно поделиться своей тайной.

И за следующие полчаса фон Мюкке наконец-то признался своему спасителю, что еще в начале этого года он был не то чтобы завербован, а приглашен на службу в одну могущественную организацию резко националистического толка, ставящую своей целью возрождение самосознания германской нации и реванш за позорный Версаль.

— Это что же, «Стальной Шлем», или партия Гитлера — Штрассера? — поинтересовался Шульгин. — А может быть, наоборот, сторонники Вальтера Ратенау? То есть вопрос в чем? Вы собираетесь идти к реваншу с Россией против Антанты или с Антантой против России? И с какой Россией вам больше по пути: с красной или с белой?