Инстинкт (СИ) - Хохлов Владислав

Добравшись до своей комнаты, Томас заметил, что она пуста. Он облегчённо выдохнул, думая, что Лия в порядке. Он надеялся, что она в безопасности, и с ней ничего плохого не случится. Она ведь могла и вовсе быть снаружи бункера, находится ещё в дороге домой. Том не простит себе того, что бросит её. Ведь до этого, она мчалась спасти его самого в самый стан врагов. И не смотря на обычное представление чести и долга, его сердце разделяло с ней ту самую «привязанность», на которую девушка так много раз намекала, которую она так много раз демонстрировала своими взглядами и действиями. Томас не знал, что это за сложные чувства внутри него. Может он просто так сильно привык к девушке. Было ясно только одно — он не может бросить её, не может потерять.

Пробираясь по другим телам и кровавым лужам, он брёл вперёд в надежде, что рано или поздно найдёт хоть кого-нибудь. Он мог остановится хотя бы на минуту и подумать, куда могла исчезнуть Лия, но мысли в голове проносились бешеным потоком, мешая трезво рассуждать. Весь царящий вокруг букет запахов и спектр цветов опьянял сознание. Сам того не ведая, Томас добрался до медкабинета. Ещё только на подходе юноша ощутил, как расслабляется его сознание. Он подумал, что вся бойня давно закончилась, и сейчас Лия с ветеринаром могут штопать раненных и спасать умирающих, и вот придёт к ним Том, подаст им руку помощи, окажет посмертную услугу страдальцам… но нет. В кабинете никого не было. Не было раненных людей, не было и тех, кто больше перепугался нежели поранился. В кабинете было только два тела: врача и Ская.

Скай вяло поднял свой взгляд на Томаса, но никак не отреагировал на его присутствие, будто оно было ожидаемо, будто Томас всегда стоял в дверях. Ветеринар наполовину лежал на столе лицом вверх. Он же встретил своего гостя стеклянным взглядом. Том бросился к Скаю. Он начал расспрашивать того о случившемся, о собственном состоянии, проверял его раны и искал лекарства. У Ская была большая и глубокая рана на половину груди. В ней виднелись торчащие куски рёбер. Даже после того, как раненого начали двигать, он никак не отреагировал на происходящее, только издал пару недовольных вскриков и стонов.

Томас искал таблетки, бинты, шприцы и колбы — всё что могло помочь Скаю. Его руки тряслись от страха перед увиденным, и, от мыслей о том, что он должен спешить, чтобы помочь своему другу. Попытки взять себя в руки и рассуждать здраво только сильнее заставляли Тома трястись и нервно перебирать упаковки с названиями препаратов. Стоило прочитать что-то, как он сразу же забывал о том, что видел. Он беспорядочно возвращался обратно, небрежно роняя всё на пол.

— Не надо. — Слабый стон Ская нарушил какофонию звуков от упавших коробок и разбитых склянок. Том замер, будто бы его застали за воровством. — Дай только…

Томас обернулся и увидел, что Скай тянется к близлежащему ружью. Не зная, что делать, пытаться помочь умирающему или исполнить его последнюю просьбу, Том всё же вручил Скаю заветный предмет.

— Я так ошибался. Я был таким дураком. — Скай делал продолжительные паузы между предложениями, — каждое слово из его рта отдавалось болезненным хрипом. — И ты ошибался. Ты тоже был дураком.

— Скай, где Лия? — спросил его Томас.

— Дурак…

Это были последние слова, что сказал Скай. После этого он никак не отвечал на расспросы Томаса, хотя понимал, что тот ничего не застал и сгорал от ужаса перед неизвестностью. Продолжая громко хрипеть, Скай пристально следил за Томасом, молча и будучи уставшим.

Том отошел от своего друга, понимая, что тот находится в бреду от сильной боли, и он не сможет ему помочь. Он вышел из кабинета, направился дальше по коридору, желая встретить тех, кто вероятнее всего остался жив и невредим — отцов.

Медицинский кабинет и зал отцов находились близко друг к другу. Это были чистый и непорочный десяток метров, где не было заметно ни следа былой резни, которая царила в остальных помещениях. На подходе к залу отцов, Томас услышал далеко позади себя рёв дизельных двигателей. Последняя машина покинула стены убежища вместе с Сайком и другими людьми, которым повезло выжить в этом аду. Открыв дверь, Томасу открылось чистое помещение, которое он видел уже не в первый раз. В нём тоже ничего не изменилось. Казалось, будто весь ужас прошел в самое сердце бункера, миновав то, без чего люди смогли бы протянуть гораздо дольше. Шириной в шесть и длиной более чем в двенадцать метров, длинный и хорошо освещённый зал имел в центре себя длинный деревянный стол с кожаными креслами за ним. Под ним на полу красовался огромный рисунок в виде большой крысы и птицы, державших щит с множеством символов. В боковых стенах зала стояло восемь стальных дверей, а напротив главного входа огромная круглая дверь с вентилем в центре.

Через несколько шагов по чистому и сияющему от света полу со стороны стола послышалось нервное копошение. Том напрягся из-за страха встречи противника, но, к своему удивлению, над спинкой кожаного кресла выглянула голова отца Евгения. Его волосы были растрёпаны и мокрые от пота, а глаза были расширены от непривычного, для этого человека, чувства ужаса. Увидев Томаса, он слегка успокоился и вышел из своего укрытия, но выглядел и передвигался крайне трусливо и нервно.

— Т-Томас, я рад что ты здесь, как никак кстати! — воскликнул отец Евгений, будто бы пытался одновременно говорить и, тихо. из-за страха, и громко, из-за радости. Его тон постоянно прыгал и падал, а на лице образовалась нервная улыбка. — Мне нужно перенести некоторые вещи в машину.

— Что здесь произошло, отец? — Томас слегка напрягся из-за того, что не видел поблизости никого другого из отцов. А отец Евгений вышел к нему с двумя большими чемоданами.

— Лия. — Улыбка исчезла с лица отца Евгения, и голос перешел на враждебный шепот. Он опустил глаза и помрачнел.

— Что вы хотите сказать?

— Что она виновата в этой бойне.

— Я вам не верю! — Томас разозлился будто бы обвинили его самого. — Она обещала мне!

Отец Евгений угрожающе смотрел на Томаса, будто готовился к драке или продолжительному спору, который крайне вероятно мог перейти в драку. В их разговоре поднялась страшная и неприятная тема, которая моментально превратилась в запрещённую.

— Где остальные?

— Николай и Бернард погибли, Оскар в лучшем случае тоже сбежал, в худшем — погиб.

Отец Евгений видимо не собирался задерживаться. Он взял оба чемодана в руки, а зубами зажал связку позолоченных ключей. В тот момент он пожалел, что по странной причине отцы решили носить костюмы без карманов.

— Вот сам с этим и разбирайся! А я делаю ноги.

Отец Евгений обошел Томаса, косо смотря на того, и боясь, что юноша выстрелит ему в спину или нападёт, когда тот будет в невыгодном положении.

— То есть вы отказываетесь от своей должности? — Томас говорил вслед отцу Евгению, но тот никак не реагировал и шел дальше.

— Вы отдаёте бункер на растерзание времени и врагам? Но если я захочу сохранить его?

Отец остановился. Он медленно обернулся через плечо, и оценивающе посмотрел на Томаса с ног до головы, и проговорил сквозь сжатые зубы: «Вот и забирай его… ключ в столе». После этих слов он ушел и больше не останавливался, не обращая внимания ни на какие слова Тома.

Юноша наблюдал за уходом Евгения до тех пор, пока он не скрылся за одним из немногих поворотов, что отделяли их зал от медицинского кабинета. Томас обернулся, восхищаясь красивой архитектурой огромного помещения. Он всегда хотел жить здесь, даже и без права быть отцом. Теперь он может посетить каждую комнату, обойти каждый угол, даже сесть на кожаное кресло, но в текущей ситуации его старая мечта казалась никчёмной и по-детски наивной.

Со стороны медицинского кабинета раздался выстрел. Томас не стал оборачиваться на него. Он был уверен, что на протяжении долгого времени здесь будут царить различные неприятные и пугающие звуки. По его щеке прокатилась слеза, он никак не смог помочь Скаю. Единственное, что он мог сейчас сделать, так это уделить его старому другу немного времени, вспоминая совместные события и мечты. «Надеюсь, ты попадёшь в наш подземный Грауд-Хилл» — подумал про себя Томас. Чтобы здесь не происходило на самом деле, Скай боялся дать отпор, боялся того, что жить ему осталось не долго, поэтому он и попросил оружие, чтобы последний раз помечтать.