Крис Райт - Шрамы
Согласно проведенным расчетам одно единственное братство не представляло серьезную угрозу. Но нойон-хан все же надеялся избежать полномасштабного боя и склонить несогласных на сторону благородного начинания. Возможно, эта надежда всегда была глупой.
— Мы здесь в безопасности, — холодно заявил Хасик. — Скажи им удерживать противника на исходных позициях.
Гогал поклонился.
— А что насчет… них?
Хасик снова повернулся к огромному сводчатому иллюминатору. Он видел их собственными глазами — четыре крупных боевых корабля в сопровождении эскорта, направляющиеся из сияния солнца Просперо к флоту Белых Шрамов. Они двигались медленно, но целеустремленно, в корне отличаясь от той дезорганизации, что охватила корабли V Легиона.
— Это не Шестнадцатый Легион, нойон-хан, — доложил Гогал.
— Вижу.
«Почему они не выходят на связь? Почему молчат?»
— Это испытание, братья, — заявил Хасик, повернувшись к воинам. В этот самый момент он услышал первые звуки болтерной стрельбы, раздавшиеся на нижних уровнях. — Ради этого мы и старались.
Он извлек свой клинок — чогорийский талвар, с которым он шел в битву с первых дней крестового похода.
— Теперь уже ничего не остановить, — произнес он. — Ради Империума, ни шагу назад.
Шибан на полной скорости ворвался в коридор. Его сопровождала дюжина воинов, за которыми следовало остальное братство.
Шокированные слуги с вытаращенными глазами прижимались к стенам, уступая им дорогу. Резко заревели сигналы тревоги, за ними раздались звуки общекорабельной аварийной сигнализации. Многие матросы корабля были вооружены лазерным оружием, но у них не было ничего, что могло бы остановить несколько сотен вооруженных и облаченных в броню, а главное, разъяренных Белых Шрамов. Палуба за палубой поднималось братство Бури, не встречая никакого сопротивления, которое не могли бы с легкостью сломить.
Неподалеку от цели Шибан ворвался в один из залов под уровнем мостика: огромное помещение с изогнутыми мраморными стенами и группами светящихся сенсорных линз. Сотни техножрецов и смертных офицеров разбегались перед ними, словно стада добычи перед клином охотников. Воин даже не видел лиц этих людей — они проносились мимо размытыми пятнами. Так же как и ряды логических машин-когитаторов, равных по высоте «Боевым псам» и испускающих пар из перегретых клапанов и транзисторных колонн.
Когда хан промчался мимо последних из них, первый сокрушительный залп болтеров искромсал стены вокруг него.
Заскользив, он остановился и, присев, внимательно огляделся в поисках источника выстрелов. Менее чем в двадцати метрах впереди тянулась широкая лестница, резко поднимаясь к дальнему концу зала. По обе стороны от нее вдоль стен тянулись террасы, забитые боевыми постами сервиторов.
Посередине лестницы на украшенной колоннадой площадке ожидала линия Белых Шрамов. Они заняли удобные огневые позиции, укрывшись за дугой колонн. Позади легионеров находились подступы к стратегиуму и мостику.
Их командир даже не пытался остаться в укрытии. Он шагнул вперед с болтером в одной руке и силовым мечом в другой.
— Больше ни шагу, братья! — выкрикнул он, и его усиленный воксом голос разнесся по залу. — Хватит. Если вы вынудите нас, мы будем стрелять.
От одного взгляда на противника у Шибана сжалось сердце.
Это был Торгун.
Терранец прибыл с большей частью своего братства: две сотни воинов были на виду, несомненно, много больше оставалось вне поля зрения.
— Это не может продолжаться, — ответил Шибан, оставаясь на месте. За спиной под прикрытием логических машин медленно подбирались его воины. — Ты не повелитель этого Легиона, Торгун.
— Как и ты, брат, — отозвался Торгун, взглянув на него со своей выгодной позиции. — Пути на мостик нет.
— Что с Каганом?
— От имени Кагана говорит Хасик.
Шибан почувствовал, как закипела кровь. Никто, даже сам Император, не говорил вместо Великого Хана.
— Я не один, — сказал Шибан. — По всему флоту воспротивятся другие ханы. Легион не примет власть Хасика.
— Они изменят свое мнение, — возразил Торгун, хотя он говорил так, словно убеждал самого себя. — Они поймут, как и Каган, когда он вернется.
Шибан изучил подступы к лестнице. Будет трудно — защитники обладали преимуществом высоты и укрытий.
Но верили ли они по-настоящему в то, что делают? Станут ли они удерживать позиции ради Хасика с тем же рвением, как сделали бы это за Кагана?
— Ты все еще можешь отступить, — сказал по воксу Шибан. — Я знаю тебя, брат, ты не из-за этого присоединился к ним. Ты никогда не хотел, чтобы так случилось. Опустите свои клинки. Речь больше не идет о верности. Все кончено.
Торгун колебался всего лишь долю секунды, едва заметный фрагмент на хронодиске. И все же он колебался.
— Я получил приказ, Шибан, — дерзко заявил он. — Больше ни шагу. Мы откроем огонь.
Шибан мрачно кивнул. Он передал по воксу безмолвную команду своему братству.
«Действуйте быстро и уверенно. Мы делаем это ради Кагана».
— Тогда мне жаль, брат, — произнес Шибан, сжав обеими руками глефу и приготовившись к броску. — Поверь, мне жаль.
«Вперед!»
С оглушительным ревом братство Бури выскочило из укрытий и устремилось вверх по лестнице прямо на поток болтерных снарядов. Весь зал наполнился огнем, грохотом и яростью.
Хан смотрел, как исчезают последние следы варп-энергии, как оседает пепел и рассеиваются остаточные проявления эфирной вспышки. И затем он увидел, как в вихре появляются семь фигур.
Шестеро были легионерами, облаченными в светлые терминаторские доспехи и вооруженными огромными косами. Наплечники были выкрашены в оливково-зеленый, а соединения между пластинами — в цвет железа. Воины были массивными, сутулыми и более коренастыми, чем свита Цинь Са. От их брони поднимался бледно-зеленый пар последнего из телепортационных лучей.
Седьмой был совсем иным. Он возвышался над ними, облаченный в доспех из некрашеной меди и выбеленного керамита. С наплечников с высокими закраинами свисал длинный темно-зеленый плащ. Вокруг пояса болтались прикрепленные цепями черепа, некоторые принадлежали людям, другие — ксеносам. Среди них ютился длинный многоствольный пистолет, усыпанный бронзовыми отметками убийств.
Из глубокой тени рваного капюшона сверкали янтарные глаза. Украшенная дыхательная маска скрывала нижнюю половину лица. Изнутри доспеха сочились струйки маслянистой жидкости, стекая по украшенным черепами поверхностям и шипя при контакте с иссушенной солью Просперо.
В тянущихся от дыхательной маски трубках булькала жидкость. При каждом вдохе примарх хрипел.
— Джагатай, — произнес примарх Мортарион, воткнув пятку огромной косы в пыль.
Хан взглянул на оружие. Оно называлось Безмолвие, величайшее из пользующихся дурной славой кос XIV Легиона.
— Мортарион, — ответил Хан, приветственно кивнув. — Это не твой мир.
— Как и не твой. И, тем не менее, мы оба здесь.
Почетная стража Мортариона — Саван — молча разошлась по пеплу. Воины Цинь Са развернулись зеркальным строем. Два отряда стояли всего в нескольких метрах друг от друга. Над ними сверкала молния и гремел гром.
Хан почувствовал, как напряглись мышцы.
— Если ты прибыл за Магнусом, то его здесь больше нет.
— Я прибыл за тобой, брат. Ситуация изменилась.
— Ты говорил.
Мортарион улыбнулся за своей маской, из-за чего покрытые пятнами щеки сморщились.
— Мне многое нужно сказать тебе, Джагатай. О благоприятных возможностях. Цена ошибки никогда еще не была столь высокой, а награда превосходит любые ожидания.
Хан настороженно наблюдал за ним. Мортариона всегда было сложно прочесть.
— Так значит, ты здесь, чтобы убедить меня? — спросил примарх Белых Шрамов. — Думаешь, после всего этого, есть еще какие-то аргументы?
Мортарион левой рукой откинул капюшон, обнажив бледно-серый череп. Однако лицо с глубокими мешками под пронзительными глазами отличалось тем же благородством, что и у генетических братьев. Из обвивавшего шею горжета поднимались облачка газа.
— Выслушай меня, — сказал он. — Просто выслушай. Ты можешь кое-чему научиться. Даже тебе, мой гордый брат, можно преподать урок.
Хан небрежно держал меч, не обнажая его.
Казалось, сила Мортариона выросла. Внутри него что-то горело, темное, как старые угли. Кожа стала бледнее, осанка чуть сутулее, но, тем не менее, аура устрашения только усилилась. Даже во времена триумфа на Улланоре он не обладал подобной мощью.
Хан вспомнил слова брата.
«Какой была бы ставка на нас, брат? Что бы ты заплатил, если бы мы сразились?»
— Говори, зачем пришел, — потребовал Хан.
