Вячеслав Хватов - Ядерная осень
В первые три дня им почти никто не встретился. Только в Ужовке с перрона чесанула какая-то бабка с пустыми ведрами (вот ведь…), и в районе Алатыря из-за леска слышалась интенсивная перестрелка.
Бензин кончился утром на четвертый день пути. Судя по карте, до ближайшей более-менее крупной станции было около сорока километров. И когда до Урмары оставалось где-то полчаса их черепашьего ходу, Степанов предложил устроиться на ночлег здесь, а к станции подъехать уже утром. Умотавшиеся в хлам Скворцов и Мамаев горячо поддержали эту идею, и только Семеныч ничего не сказал. Он уже пожалел о том, что вообще согласился поехать. После всего увиденного одинокое существование на Узловой уже не казалось ему таким опасным. Вот и ночевка в чистом поле особого энтузиазма не вызвала. Поворчав, дед спрыгнул с дрезины и, взяв в охапку заготовленные ранее дрова, поплелся искать подходящее для становища место.
2.02.2027 г. Тульская область. Комбинат «Эталон»
Отражение пламени конфискованной скитовской свечки в обрамлении плотных занавесок напоминало экран уже сто лет не виденного телевизора. Подперев подбородок рукой, Волохов задумчиво смотрел на мерцающий прямоугольник. Да. Если бы не загадочные радиопомехи, то уж не телевизор смотреть, конечно, а хотя бы радиоэфир прослушать они могли бы. А связь сейчас ой как и пригодилась бы. Что делать дальше? Как поступить? Послание от Сергеева с Епифановым, которое было передано с третьей партией эвакуированных, принесло вполне ожидаемую безрадостную весть – Скворцова нигде найти не удалось. Скорее всего, его забрала та, вторая колонна из Убежища. Но стопроцентной уверенности в этом не было. Возвращаться обратно на Урал? Прочесать все расстояние от Тулы до Москвы? Не реально, да и сроки все уже прошли. Значит, лететь. Но тут опять одни вопросы, ответов на которые он не знает. Есть два исправных аэростата вместимостью по семь человек. Или пять человек и двести килограммов груза. В каком составе лететь? Как распределить людей? Майор встал и зашагал по комнате. От стола к шкафу и обратно. Допустим, они летят втроем: он, Катя и Геннадий Тихонов – их главный по шарикам. Но как тогда быть с Егором? Оставлять парня в таком состоянии нельзя – опять в какую-нибудь историю вляпается. А это значит, эту рыжую тоже надо брать с собой. Тем более что она в управлении аэростатом даст сто очков вперед им всем вместе взятым. Смышленая бестия. Уже пять человек. Одного шара получается маловато. Правильно. Нужен второй. Хотя бы для подстраховки, да и Мезенцев вот упорно с ними напрашивается. Говорит, что надеется до дома добраться, родителей навестить. Он, Волохов, не против. Мезенцев – толковый парень, в такой опасной затее опытный боец не помешает. Итого – шестеро, но ровно пополам не делятся. Вырисовывается такая картина: на первом аэростате летит он с Катей, Егор и… ну, в общем, эта рыжая бойкая девушка (надо бы запомнить, как зовут), на втором Тихонов и Мезенцев. Туда же можно загрузить по максимуму газовых баллонов.
– Лейтенант. – Волохов открыв дверь, вгляделся в темноту и, завидев спешащего к нему Мезенцева, сказал уже тише: – Лейтенант, позови сюда Егора с подругой и нашего летного инструктора. Дело есть.
Егор до последнего смотрел на машущих им людей, пока те не превратились в маленькие черные точки. Вот и строения аэродрома слились с линией горизонта. Он перешел к другому краю гондолы и, покрутив колесико бинокля, принялся рассматривать однообразные, нарезанные оврагами ломти полей. Потом ему надоело это занятие, и, покопавшись в рюкзаке, младший помощник пилота аэростата AUS-N-83 достал полетную карту.
– Семь минут – полет нормальный, капитан, – взяв под козырек, отрапортовал он присевшей рядом Ольге.
– К пустой голове руку не прикладывают, – Волохов взял у Егора километровку и принялся ее изучать, как будто видел в первый раз. – И не клади ее больше в рюкзак. Для этого планшет есть.
«Ну вот, началось! Сейчас строить начнет», – Егор снова взял бинокль и навел его на блеснувшую среди деревьев железнодорожную ветку.
Следующие два часа они провели в полной тишине. Природа, и так небогатая, как прежде, звуками, могла побаловать путешественников только завыванием ветра в куполе шара и поскрипыванием трущихся о корзину ремней. Разговаривать не хотелось. Радостное возбуждение первых минут сменилось тревожным ожиданием. Нет, никто из них не боялся высоты, просто люди, находящиеся во враждебной им среде, наподобие океанской глубины или заоблачной высоты, поневоле ожидают какого-нибудь подвоха.
Меняться договорились каждые три часа. Первой «рулила» Ольга, потом заступал Волохов, поэтому Егор решил немного поспать. Взглянув на шедший чуть выше и правее «тихоновский» аэростат, он лег возле свободного борта и, накрывшись одеялом, принялся изучать хитросплетения ивовых прутьев корзины.
Некоторое время шары летели строго на восток, но потом ветер изменился, и Тихонов подал им условный знак. Поднялись еще на полкилометра. Земля внизу стала похожа на рельефный оттиск карты. Желтые квадраты так и не убранных и черные – распаханных под озимые полей, прямые линии шоссе и кубики поселковых строений, жилки речушек и цветастые пятна лесных массивов – проплывали, сменяя друг друга, будто кто-то двигал мышкой по интерактивной карте на экране компьютера. Гугл-мап, да и только.
Открыв глаза, Егор посмотрел на часы. Из трех отведенных он спал два с половиной часа. Потер занемевшую шею и посмотрел на Ольгу. Она, загораживаясь от ветра, пыталась прикурить от постоянно затухающей зажигалки. Наконец ей это удалось.
– Проснулся? Представляешь, недавно речку Вышу пролетали. Я там у папиной бабушки часто отдыхала. Даже мост старинный через нее разглядела. Мы с братом пару раз по нему на великах проезжали.
Зеленые глаза ее светились, а бесподобные рыжие пряди, развеваясь на ветру, пытались дотянуться до его лица. Егор притянул Олю к себе и поцеловал.
– А скоро Саранское море будет. Красотища.
Через полтора часа они увидели, как эта «красотища» поглотила столицу Мордовии. Может, по плотине чем-то шарахнули, может, сама от ударной волны разрушилась, но, так или иначе, теперь под ними вместо города была водная гладь с торчащими из нее крышами многоэтажек, куполами церквей и верхушками деревьев. На волнах качался всяческий домашний скарб, обломки ларьков, заборов и крыш, доски и вымытые с корнем деревья. Аэростаты, как назло, летели низко, и можно было рассмотреть, например, голубую коляску, одиноко покачивающуюся на мелких волнах у опоры полуразрушенного моста, или футбольный мяч, плывущий мимо девятиэтажки, на крыше которой вороны доклевывали полусгнивший собачий труп. Жуткое зрелище. Эх, если бы можно было подняться повыше, чтобы не видеть всего этого. Сколько сотен тысяч людей здесь приняли мученическую смерть! Хорошо еще, трупов людей нигде не видно, но все равно настроение у всех окончательно испортилось.
А потом был Ульяновск. Вообще-то планировалось облететь его с севера, но на какую бы высоту они ни забирались, как бы ни спускались, все равно аэростаты медленно, но верно сносило к городу. Вернее к тому, что от него осталось. Больше всего пострадала южная часть Ульяновска. Волохов знал, что здесь находились и «Авиастар», и «Марс», и Механический завод. Ни Солнечной улицы, ни проспекта Антонова больше не было. На их месте не было даже руин. Только барханы из бетонной крошки и пепла. Ближе к Куйбышевскому водохранилищу, над которым они летели, городские кварталы ощерились клыками обрушившихся стен. И только у самого берега сохранилось несколько более-менее целых построек. Хотя частный сектор и здесь превратился в дымящийся пустырь из перемолотых чудовищной силой взрыва деревянных домов, машин и деревьев. Бурое месиво. И хотя ветер дул от водохранилища к городу, они все равно надели противогазы. Бывший Ульяновск дыхнул каким-то нечеловеческим жаром. Хорошо, что аэростаты постепенно относило от эпицентра. Вскоре дозиметр перестал трещать, и отдаляющуюся картину ада на земле заволокло неуместное нежно-розовое марево.
Сказать, что все были подавлены, – значит не сказать ничего. Ни в последующий час полета, ни в те полчаса, за которые они перетащили использованные газовые баллоны на «тихоновский» аэростат, а заправленные обратно, никто не проронил ни слова.
Когда уже стемнело, первой нарушила «обет молчания» Ольга. Подсвечивая фонариком шкалу высотомера, она вдруг запела какую-то жалостливую русскую песню, которую Егор никогда раньше не слышал.
– Они когда-нибудь ответят за это, – он сжал кулаки. – Я так хочу увидеть это.
– Скорее всего, уже ответили, – Волохов закурил, – иначе бы мы с тобой сейчас не разгуливали так спокойно. Чтоб ты знал, после обезоруживающего удара должна была начаться наземная операция.
