Олег Верещагин - Я иду искать. История третья и четвертая

Добрая память.

Не это ли награда воину?

Кэйвинг Рэнэхид сын Витивалье, анлас из анла-даннэй, властитель Эндойна и носитель Рогатого Венца встретил пати Вадомайра Славянина на набережной Эргая. Кэйвинг шёл с трудом — уже в конце боя тяжёлое копьё, пробив набедренник, ранило его в левое бедро. Но он не опирался ни на чьи плечи...

Они долго стояли, держа друг друга за локти ржавых от крови брассард.

— Уж я и не знаю, как называть тебя теперь, пати Вадомайр Славянин, — тихо сказал Рэнэхид.

— Может быть, что-то изменилось? — спросил Вадомайр.

— Я потерял почти все корабли. А как ты сразил вражеского вождя — видели все.

— Ты отстроишь свой флот, кэйвинг. Единорог вновь побежит над волнами... но думается — без меня.

— Уходишь, — спокойно сказал Рэнэхид. — Что же, ты недолго служил мне — но служил хорошо. Может, скажешь, где ты остановишься?

— Там, где кончится мой обет найти друга, — улыбнулся Вадомайр. — Трём вождям я служил и исполнял свои клятвы. Прощай, кэйвинг.

— Прощай, Славянин, — негромко сказал Рэнэхид — уже в спину своему бывшему стомену. И махнул рукой шедшим за ним пати. — За мной! У нас тоже хватает дел!

Вадомайр появился в крепостном дворе Эргая в сопровождении людей с «Гармайра» и остатков дружины кэйвинга Синберэ, прибившихся к Вадомайру Славянину и Ротбирту Стрелку. Появился как раз когда собравшиеся тут жители Эргая — те, кто уцелел — решали, кому занять место не оставившего сыновей кэйвинга Инго сына Хайнэ.

Желающих-то было несколько. Но у самых дверей цитадели стоял пати Увальд сын Йохаллы. Стоял в засохшей крови, держа под мышкой разбитый шлем, а в правой руке — длинный меч. Молнию кэйвинга Инго... Свой меч сломал он в бою. А вокруг мальчишки стояли все, кто был с ним в том бою. Стояли, как стоит дружина вокруг своего кэйвинга. И угрюмо говорили любому:

— Не знаем тебя и не видели на палубах с нами.

А потом во двор шагнул Вадомайр Славянин. И Ротибирт Стрелок с ним. И ратэсты их встали плечом к плечу с людьми Увальда. Вадомайр же положил ладонь на плечо Увальда — младший мальчишка ответил спокойным, прямым взглядом.

— Я клялся в верности лишь твоему отцу, — сказал Вадомайр, — и обещал помощь твоей матери. Но я видел тебя в бою... — он повысил голос: — Вот ваш кэйвинг — кэйвинг Увальд сын Йохаллы, анлас и властелин Эргая! И кто этого не признает — умрёт.

— Останешься? — спросил Увальд. — Будь моим пати и сторменом.

— Утром меня тут не будет, кэйвинг, — ответил Вадомайр. — Я отдал и этот долг. Прощай же.

Мальчишка, сидевший внутри повозки, поднял на вошедшего глаза — измученные, тоскливые. Он не был ни истощён, ни избит, неплохо одет, в выгородке стояла низкая кровать, столик с кувшином воды... Но от правой щиколотки к стене тянулась прочная цепь, расклёпанная снаружи толстой доски.

Вадим присел на край ложа и внимательно осмотрел данвэ. Пленный не опускал взгляд зелёных глаз. Но в них — на самом дне — дрожала капелька молящей покорности. Раньше её не было. Когда били — не было. Когда почти забили — не было. И когда он кидался на выкупившего его Вадомайра с камнем. И когда пытался бежать — раз, другой, третий... восьмой. Недавно, уже когда Вадомайр был в море.

Теперь появилась. Всего лишь капелька. Но Вадим был уверен, что со временем там только это и останется — дожать можно. Дожать теперь только вопрос времени. А потом спрашивать. Он ответит.

Вадим вздохнул  и зелёные глаза данвэ изумлённо дрогнули. Выложил на колено принесённую с собой вещь и спросил:

— Что это такое? Откуда это у ваших?

Данвэ быстро посмотрел на вещь и снова поднял глаза. Покривил губы. Промолчал.

Вадим вздохнул снова и достал ключ:

— Я дам тебе коня и еду, уезжай. Я не хочу тебя ломать. Когда ты настолько сильней — это просто нечестно... А до разгадок доберусь сам.

Он переложил пистолет на кровать и встал. И услышал сипловатый ломающийся голос данвэсского мальчишки, говорившего по-анласски почти чисто, хотя некоторые слова приходилось угадывать по смыслу:

— Это гражданский пистолет. У моего отца такой. Откуда ты его взял, анлас?

Спешились карлссоны — их баки пусты,Прут через периметры в рост...В морды им впиваются осколки звезды — Самой развесёлой из звёзд...

Их огонёк мигнул вдали — и зачах,Тропка потерялась в ночи — шубб-ба-ду-ба...Сказку убитую на крепких плечахХмурые карлссоны несут...

Выруби свет. В пламени наш Вазастан.Выруби свет. Рвутся штурвалы из рук.Выруби свет. Хватит глядеть на экран.Выруби свет. Выруби звук.

Кнопку заело — и пропеллер висит,Как перебитое крыло...Карлссон садится в самолёт без шасси — Солнце кроваво и светло.

Нет возвращенья, как птице без ног!Это неписанный закон — шубб-ба-ду-ба...Если в кабине самурайский клинок — Как валидол под языком.

Выпили карлссоны чашку сакэ, как будто отраву...Взлетели карлссоны, заложили последний круг...Вспомнили карлссоны дымное небо над Окинавой...Выруби свет. Выруби звук.

Что б не менялось на проклятом веку — Все измененья налицо.Анна Каренина срывает чеку,Прежде чем лечь под колесо.

Дремлет Малыш... Под одеялом темно...Спит — и видит сладкие сны — шубб-ба-ду-ба...Там, как и прежде, влетает в окноКарлссон, вернувшийся с войны.

Выруби свет. В пламени наш Вазастан.Выруби свет. Рвутся штурвалы из рук.Выруби свет. Хватит глядеть на экран.Выруби свет. Выруби звук. [13]

В высокое окно замка постучалась пышная зелёная ветка. Кэйвинг Синкэ Алый Клинок сын Радды, анлас из анла-тэзар, властитель Галада, подойдя, распахнул окно и, впустив весенний воздух, вдохнул его полной грудью.

— Люблю это время, — сказал он и, повернувшись, сел на подоконник. Некогда красивое мальчишеское лицо обезображивал длинный шрам, закрывший навеки левый глаз. — Вдохнёшь этого воздуха — и не надо пить вино, — он поднял в левой руке золотой кубок с чеканкой, наполненный молодым виноградным вином, подарком кэйвинга Увальда сына Йохаллы, властелина Эргая.

— Не пей, — откликнулся человек, сидевший у тяжёлого малахитового стола в мягком кресле. В отличие от Синкэ, одетого в синюю с золотом тунику, короткие штаны и сандалии, его собеседник был затянут в тугую кожу и обут в высокие мягкие сапоги, а на поясе висела не только сакса, но и длинный меч.

Кэйвинг Вадомайр Славянин, властелин Йэни Асма, приехал в гости к своему другу. Они не виделись не слишком долго — но за это время в жизни произошли немалые перемены.

— А ты всё так же не пьёшь вино, — весело заметил Синкэ. — Такой же, клянусь топором Дьяуса! — Вадомайр усмехнулся углом рта, и Синкэ поспешил сменить тему разговора. — Ну, рассказывай, как ты переманивал людей у всех соседей подряд? Говорят, что Ротбирт Стрелок у тебя сидит во главе стола, а в подвалах ты держишь кучу гномов и они варят тебе золото из свинца? И что твой щитоносец — вообще данвэ?

— Говорят разное... — неопределённо протянул Вадомайр. — Так рассказать, как я жил и что делал?..

...В конце зимы, после разгрома флота данвэ у Эргая, властитель хангаров поутих, перестал грозиться выжечь и вырезать всех «рыжеволосых демонов» — и анласы упоённо занялись сразу двумя междуусобицами: на севере Бёрн неуклонно расширял свои границы, а на юге соседи дружно отколотили Остан Эрдэ, напавший на Галад и Эндойн. Метельной ледяной горной ночью, когда горные великаны трясли скалы на побережье, швыряя с них лавины вниз, три сотни храбрецов из Эндойна, Эргая и Галада, объединившись под рукой Вадомайра Славянина с его небольшой дружиной, ушедшей с ним после Эргайского Сражения, прошли с лошадьми по горным тропам — ледяными карнизами — и налётом взяли три хангарских крепости, защищавших проходы в хребтах, а потом обрушились в плодородные долины и на город-порт Балны Хун. Вадомайр собственноручно срубил голову сююджи Балны Хуна и в кожаном мешке с мочой и калом отослал правителю Ханна Гаар. Дружина подняла парня на скрещённых мечах и крикнула кэйвингом нового княжества — Йэни Асма, «Молодых Гор». Дважды за два месяца хангары многими тысячами подходили к горным крепостям — и откатывались, оставляя трупьё, под градом насмешек, улюлюканья и свиста со стен — анласы только что не мочились им на головы и всячески поносили Чинги-Мэнгу, крича, что их вождь давно убил хангарского бога. Хангары из окрестных урханов тайком убегали к анласам — целыми айалами; под властью страшных рыжих северян жилось куда легче, чем под властью своих сюууджи и датханов. Приходили и анласы — из разных мест, крестьяне и ратэсты, искавшие кто чего, но готовые служить молодому вождю... Однако, сказать правду, Вадомайр никого не переманивал под стяг с Зимородком специально.