Сергей Анисимов - За день до послезавтра
– Что?
Голос старшего помощника командира спокоен и ровен. Вопреки тому, что принято думать об обязанностях строевого командного состава, именно его должность традиционно подразумевает командование в бою. Когда начнется обмен ударами, в каком бы формате он ни происходил, именно «экзек» будет командовать фактическим применением оружия. Дело командира надводного корабля или субмарины – выведя их в заданную точку, подтвердить соответствие решения на использование оружия избранной тактической схеме. Так принято еще со времен ранних броненосцев, впервые ставших слишком большими и технически сложными для единственного старшего офицера. Когда убеленный сединами командир приказывал поднять стеньговые флаги «до места» или просто отдавал команду, начиналась работа старшего артиллерийского или старшего торпедного офицера корабля, или обоих. И так далее до самого низа, до младшего матроса в броневой чашке зарядного погреба глубоко в стальных корнях орудийной башни или старшины, снимающего показания амперметра с «пипочек» контрольных электродов торпедных батарей. На самом деле то, что сейчас не командирская вахта, а его, – это совпадение. Но ценное, поскольку как делалось раньше, так делается и теперь. Как бы. В целом. Потому что настоящий морской бой, бой равных или почти равных противников всегда представляет собой импровизацию и лишь в общих чертах укладывается в уставы. Исключения настолько редки, что входят в учебники истории.
Лейтенант поднимает ладонь вертикально вверх, останавливая вопросы. Возмутительное нарушение субординации – опять же с точки зрения уставов. Демонстрация серьезности происходящего и того, что акустик знает, что делает, – если смотреть с точки зрения людей, понимающих настоящую цену до предела зауженного профессионализма. Старший помощник командира «Сан-Хуана» дублирует жест лейтенанта. Пауза затягивается – и ощущение застывших на середине движения тел за спиной вызывает у лейтенанта-коммандера злую, широкую ухмылку, и краем не прорвавшуюся наружу. Пускай учатся: даже если сейчас это ложная тревога, финт напряженных нервов, – когда-то от способности сдержаться и не отвлечь даже вздохом занятого делом товарища может зависеть жизнь ста с лишним человек на борту. А опосредованно – и сотен тысяч на суше. Переоценить значение таких уроков практически невозможно.
Они все умеют работать в условиях жесточайшего стресса. «Переменного стресса», как это весьма неточно называется в специальной литературе. Гораздо точнее будет сказать «мельтипараметрического», но тогда это будет еще тяжелее для восприятия. Гроссмейстеры «быстрых шахмат» – это просто дети в песочнице по сравнению с офицерами, способными четко ориентироваться в потрясающе динамичной обстановке боя. Попробуйте играть в «быстрые шахматы» в мигающей цветомузыкой комнате, помещенной в скоростной поезд, и не просто входящий в вираж, а перемещающийся одновременно в трех осях. Причем рядом вопит с десяток человек, сообщая данные, каждая деталь которых способна изменить правила на доске на несколько следующих ходов. Трехмерной доске, если кто уже забыл, и резко уменьшенное по сравнению с шахматами число фигур на ней с лихвой компенсируется многообразием их типов. А потом комнату встряхивает, по ней проходит как будто ветер, половина экранов и индикаторов вышвыривает из себя рой разноцветных искр – и автоподстройка динамиков не успевает компенсировать тот всплеск децибел, который успеют выдать ребята из удаленного отсека. Живые, такие же, как ты, люди, к которым ворвалось пламя и которые понимают, что вот-вот пойдет фреон…
– Оскар-два, – неожиданно произносит лейтенант. Голос у него высокий, едва ли не юношеский, резко контрастирующий с комплекцией регбиста. К этому на лодке давно привыкли: это не самый худший недостаток из тех, что встречаются у взрослых людей, по нескольку месяцев проводящих вплотную друг к другу.
– Точно?
Это была единственная нота сомнения, которую лейтенант-коммандер себе позволил. Вполне простительная, учитывая его статус в эти часы.
– Да. Теперь я уверен.
– Командира в центральный.
Поведя руками, матрос у коммутатора неслышимо сказал в черный цилиндрик микрофона какие-то слова. Все, или почти все. Коммандеру Мартину нужно около двухсот сорока секунд, чтобы появиться в центральном посту и ритуальной фразой обозначить принятие на себя ответственности за лодку в полном объеме. Что, разумеется, не отнимает ни малейшего кусочка от собственной доли ответственности каждого из них.
– «Александрия»?
– Как раньше.
– Они их не чуют?
Этот вопрос был жестким и коротким, как укол булавкой. Почему говорят «не чуют», а не «не слышат» – бог его знает. Так принято почему-то. Проще привыкнуть, чем переучивать столько людей.
– Не похоже.
Вопрос был безличным, но поняли его все. Итак, ситуация была не просто «забавная» или «интересная», – она как-то резко, за потребовавшуюся лейтенанту на ответ секунду вышла из очерченного планом русла. Атомный подводный ракетоносец типа «Оскар-II», а конкретно «Саратов», должен был находиться в четко определенном квадрате, выполняя описанную во вполне конкретных формулировках учебную задачу. Пара «Александрия» и «Сан-Хуан» была второй из входящих в этот квадрат, причем входящей с заметно более северного румба, чем «Толидо» и «Мемфис». Именно поэтому у их пары оставалось сравнительно немного шансов на то, что русский уцелеет к расчетному времени их подхода. И конкретно у «Сан-Хуана» – приблизительно вчетверо меньше, чем у «Александрии». Но если лейтенант не ошибся и стоящий многие десятки миллионов долларов главный сонар «Сан-Хуана» не обманут шумовым фантомом, какие иногда встречаются в океане, то этот факт становится важнее, чем десятки уже устаревших фактов до него. Приказ командиру «Саратова» был отдан командованием 1-й флотилии подводных лодок Северного флота. То, что капитан 1-го ранга не станет его выполнять, просто не представлялось возможным. Но «Оскар-II» (по русской классификации «Антей») здесь – и это точно «Саратов», потому что это их единственный «Оскар» на севере. Сумели ли русские вернуть в строй «Воронеж» – несколько лет назад несомненно лучший «охотник» их Северного Флота? «Орел» достоверно в ремонте, и его окончание даже не планируется на ближайшие два года, но «Воронеж» – это вариант. Возможный, пусть и не с самой высокой степенью вероятности. Но если имеющий место – то резко осложняющий ситуацию для 12-й эскадры подводных лодок специального назначения. Можно было быть каким угодно патриотом, но профессионалы знают, чего может стоить готовый к бою «Оскар-II» со сплаванным экипажем. Проверять его качества на себе не хочется никому – достаточно вспомнить, что твоя собственная замечательная лодка принадлежит к классу, действовавшему еще в середине 70-х годов прошлого века. Да, первая в «улучшенной серии», но серии уже другого, старшего поколения…
Командир «Сан-Хуана» возник в центральном посту точно в предсказанное про себя лейтенантом-коммандером время. Даже если он спал, на его лице и в его глазах это не отражалось никак. Прищуренный взгляд уверенного в себе бойца слабо вязался с пухлыми щеками добряка, но к этому на лодке давно привыкли, – это был случай из той же серии, что и голос лейтенанта на сонаре, разве что еще более резко выраженный.
Несколько четко сформулированных фраз ввели коммандера в курс дела: оперативная обстановка изменилась, и его старший помощник полагал, что весьма радикально. Вместо одного русского, привязанного для них к колышку, если так можно выразиться, вдруг возникает второй. Конечно, это могло быть и иначе – согласно всем имеющимся документам, второго «Оскара» у русских здесь не было и быть не могло. Коммандер сослался на несколько документов, допуск к которым не имел даже его старший помощник, и это прозвучало достаточно твердо, чтобы его убедить. Но это все равно не объясняло происходящего. Да, в определенных пределах командиры немногочисленных русских субмарин обладали некоторой свободой: никто не мог запретить капитану 1-го ранга с десятком согласных в фамилии маневрировать в пределах полигона согласно собственным представлениям о том и о сем. О подготовке экипажа, например. Но сейчас он был не на полигоне, а почти в полусотне миль от его границ. Почему?
Планшетист вел прокладку светящимся маркером – курс и скорость русского оставались неизменными с момента обнаружения. Характерный для «Оскара-II» звуковой профиль не менялся, не исчезал – значит, он действительно мог являться настоящим. Амплитуда цифровой «росписи» русского медленно увеличивалась – это означало, что «Сан-Хуан» его постепенно, и не слишком быстро, нагоняет. Примерно в таком же формате было интерпретировано еще несколько параметров: логичных, реальных и укладывающихся во все то, к чему их готовили столько лет. И все равно – это было неправильным. Русский находился на почти параллельном курсе, между ними и «Александрией», при этом его скорость была ниже, чем у обеих. «Александрию» в течение многих часов они вели на самом пределе разрешающей способности сонара, никаких резких эволюций она не совершала. Именно поэтому, собственно, вахтенный офицер и заключил, что коммандер Дойл русского не чует. Значит, «Саратов» пристроился за «Александрией», но с затененных работой собственных винтов «глухих» кормовых румбов не чует «Сан-Хуан».
