Сергей Вольнов - Приговоренные к войне
Было сказано ещё немало, но… Всё когда-нибудь кончается. Даже длинная речь Упыря.
И тогда поднялся главком. Все умолкли. Оправив френч, Георгий Константинович медленно окинул взором собравшихся и сказал просто, без надрыва и патетики:
– Вчера мы получили жестокий урок. Мы проиграли битву, и то, что многие сидят здесь – не наша заслуга, а результат непонятного поведения противника. Можно даже сказать – он подарил нам эти жизни. Если же мыслить стратегически… Следует признать объективно – оперативный простор мы им ОТДАЛИ. А вместе с ним и инициативу, которой они, почему-то, пока не воспользовались.
В чём основное отличие этой войны от всех земных войн, которые остались за плечами у каждого, сидящего здесь… В том, что мы полностью свободны в своих манёврах! Потому, что за нами не стоят мирные города, которые мы должны защитить. Потому, что за нами не плачут женщины и дети, не колышатся неубранные нивы.
Главный вопрос, который сейчас волнует всех нас, звучит так: «Можно ли, и как именно, противостоять врагу, имеющему подобную боевую тактику и технику?» Оказывается, можно! Именно эту свободу манёвра мы и должны использовать на все сто процентов.
…Решение военного совета кардинально меняло нашу доктрину. С завтрашнего дня предписывалось перейти к мобильной локальной войне, напоминающей партизанскую. При этом использовать весь положительный опыт, полученный в первом столкновении. Моему же Управлению было поручено любой ценой добыть сведения о противнике! Более того – знать каждый очередной шаг светлых.
«М-да-а, ничего не скажешь, ЗАДАЧКА».
Смеркалось. Усиленные посты и дозоры всматривались вовне. Если смерть явится по наши души, то оттуда. ИЗВНЕ. Как и полагается всему инопланетному…
Мы же с Данилой по привычке уже сидели в опустевшем зале. И всматривались внутрь. В несказанное, таящееся в нас.
– Слышишь, Упырь Петрович… тебе не показалось странным, что во время сражения не было никаких проблем с… взаимопониманием среди нашего разношёрстного воинства? Все снова общались НА ОДНОМ языке.
– Мне просто ПОКАЗАЛОСЬ… Померещилось. Да боялся об этом думать, чтоб не сглазить. Честно говоря, и не до этого было. А ведь и точно! Это что ж получается… на время боя режим ретрансляции включили? Вот же, с-с-суки! Как в аквариуме – захотели включили свет, захотели выключили!.. Только, я тебе скажу, наши атагасы, и на одних жестах общаясь, на куски их рвать были готовы.
– На куски… – я покачал головой. – Не получилось рвать. Самих вон в лоскуты уделали.
– Эх, знать бы, кто у них командующий! – Упырь в сердцах обрушил кулак на металлическую тумбу, но удара не вышло – неведомый материал поглотил большую часть энергии.
– Ну и что, если б знал? Вызвал бы на поединок? Или автограф попросил?.. Я, Данила, думаю, что председатель всего этого колхоза «Светлый» – определённо «с башней». Причём – не с заклиненной, а с очень подвижной. И в этой башне – всё на месте. Как на местах всё и во вверенном ему хозяйстве! А как его зовут, какая разница… – я широко зевнул и смахнул слезинку. – Хотя… Есть у меня подозрение. Это никакие не локосиане, а…
Я умолк. А-а-а! Обречённо махнул рукой. Хватит на сегодня версий.
Мне всё хотелось спросить Упыря, откуда у него столько сил и что за допинг он пользует? Но вместо этого был вынужден слушать всё новые и новые озарения начальника штаба.
– Наступление велось по трём направлениям. Это может свидетельствовать либо о том, что у врага именно три группы, либо что так планировалась военная операция, исходя из карты местности и сведений о нашем месторасположении, – рассуждал он вслух.
Я, полусонный, был ему уже плохим помощником. Но он обходился.
– Если этот военачальник поступает сообразно неведомо какой, но ЛОГИКЕ – можно предположить, что подобное поведение характерно для командира ограниченного контингента, за которым не стоят мощь государства, эшелонированные тылы и резервы. Скорее всего – это была разведка боем. А тактика… ближе всего тактике постепенного вытеснения противника в какие-то заранее намеченные ареалы. Мощный удар, как действенный импульс для непрерывного, всё усиливающегося отступления противника… Следующее. Враг не искал возможности охвата флангов, пёр напрямую, что также говорит в пользу версии – именно разведка боем. Нельзя упускать из виду абсолютную уверенность его в собственных силах, как и нельзя…
– Нельзя, Данила, нельзя… – мне ужасно хотелось спать, и я напоминал обессилевшего боксёра, который всё больше и больше виснет на плечах соперника, вместо того чтобы парировать удары. – Нельзя, потому что… – Я терял нить спора, всё чаще ныряя в блаженное состояние «грогги». Вот и сейчас – добавил невпопад: —…потому что утро вечера му… – и нырнул снова.
– Ну-у-у, – возник перед моим взором Упырь, – ты, я вижу, мычать уже наладился? Чего «му»-то?
– Му?! – попытался я вникнуть. – Да му-у… даки они, Данила. Вот отсюда и все беды…
Больше я ничего не слышал.
Потому что плыл. Сквозь всё и вся. Сначала сам, ощущая себя огромной рыбой. Затем на каком-то судне, паруса которого были сплошь перемазаны чем-то красным. Плывя, я всматривался в полоску берега. И в каждой еле заметной вертикальной чёрточке видел девичий силуэт…
Я чувствовал себя знаменитым капитаном Греем. Но возвращавшимся с войны с инопланетянами. Мой взгляд летел впереди корабля в родную гавань. Туда, где ждала Ассоль.
Я не бегал по всем лавкам в окрестных портах и не скупал красные полотнища, чтобы осуществить мечту моей далёкой избранницы. Я поступил проще, но романтичнее. Дождался, когда день пойдёт на убыль, и на всех парусах рванул к берегу. И умирающее солнце устало складывало свои загустевающие с каждой минутой лучи на парусину крыльев моего судна. И водило, и красило, пока все паруса не стали алыми. И, заметив издалека эти алые паруса, ОНА замахала платочком.
Я не мог сдержать улыбку. И замахал в ответ. А потом – раскинув руки в стороны, прислонился спиной к трепетавшему парусу. И провёл ладонями по упругой живой парусине. Но, почувствовав что-то липкое и влажное, поднёс руки к лицу и… обмер.
На моих ладонях была самая настоящая КРОВЬ!
Кровь умирающего солнца…
Глава вторая
Ветераны эволюции
Дождь хлестал по обнажённой коже.
Стекал липкими нахальными потоками, не пропуская ни одной складочки тела. Касался такого и так, что немело внутри. Амрина блаженно прикрыла веки, распевая вместе со всеми одни и те же фразы:
– Ксантисс оханту сцефис тиуч! Ксантисс шуатэ никмейя!
В эти минуты ей казалось, что…
Она летела вверх, с силой ввинчиваясь в сопротивляющееся пространство. Она была огромной сущностью, не осознававшей даже собственные размеры. Да это было и неважно: что там какие-то размеры для того, кто есть кусочек неделимого безграничного?! Только самоощущения и ответные реакции.
Каплевидные сгустки прохладных субстанций висели в окружающем пространстве сплошь и рядом. Может, дождь из влажных планет? Может, поток расширяющейся мирообразующей материи? Они не падали на неё – она сама с силой врезáлась в них. И сминала собой.
Она танцевала перед прекрасным миллионоруким богом, явившемся к ней в мантии из падающих капель. Она чувствовала, как он, чуть ощутимыми прикосновениями, подправляет движения её тела. И они становятся совершеннее. Она чувствовала, что желанна. Она двигалась, чтобы понравиться ему ещё больше.
– Ксантисс оханту сцефис тиуч! Ксантисс шуатэ никмейя!
Она ощущала Его руки. Руки своего любимого Воина. Влажная кожа вздрагивала. От магических звуков заклятия? От ритмичных движений танца? От его касаний? От одной только мысли, что он рядом? И неважно, что сегодня он выглядит вот так. И руки растекаются потоками, обволакивают, стекают, наконец-то дотянувшись… Она слышала голос, который ни с чем не спутаешь. «Пальчики бились твои… язычками свечей… оставляли проталинки… в ледниковом периоде жизни… и на коже… писали по телу… моя маленькая… о боже!»
Сегодня пальчики бились пульсирующими дождливыми струйками. И писáли, писáли, писáли. О своём неуёмном желании.
– Ксантисс оханту сцефис тиуч! Ксантисс шуатэ никмейя!
Что означала эта последовательность незнакомых слов, она не ведала. Скорее всего, какое-то древнее, передававшееся из уст в уста заклинание. А если задействовать перевод? И тут она вдруг осознала, что стоит не только полностью обнажённая, но и полностью БЕЗЗАЩИТНАЯ! Ещё бы – носимый терминал, хранящий её рукотворный «ангел», был снят вместе с одеждой и оружием, в самом начале ритуала. Но страха не было.
Было хорошо и безмятежно!
В сумеречном свете тела двенадцати обнажённых женщин мерцали, сверкали, отблёскивали. Изгибы их тел. Плавно покачивающиеся линии бёдер. Шевелящиеся влажные змеи рук. Подрагивающие груди с тёмными недоверчивыми глазками сосков.
