Йен Дуглас - Лик Марса
— Конечно.
— О’кей. Настройтесь на пятнадцатый канал и скажите нашим снаружи, чтобы продвигались сюда.
— А вы?..
— Пойду поговорю с засевшими в том конце станции.
Гришэм качнул стволом пистолета, отнятого у солдата ООН:
— Пойду с вами.
— Хорошо.
Надев шлем, Фуэнтес включила прожектора, освещая путь жестким желтым лучом. Уэлша оставили на попечении одного из американцев, вооружив третьего его винтовкой. Бок о бок, единым строем, все трое прошли через безмолвную темную станцию. Навстречу не попался никто. Заметив движение за окном, освещенным лучом прожектора, Фуэнтес крикнула:
— Не двигаться! Морская пехота США!
В темноте вздохнули:
— Так я и думал. Что ж, морская пехота США… мы сдаемся.
На борту, кроме членов экипажа станции, оставались лишь двое ооновцев — полковник Кювье и его адъютант, капитан Лаво.
Напряжение разом исчезло. Сердце Фуэнтес бешено застучало в ребра; захлестнувшая ее радость победы была не похожа ни на что, испытанное ею прежде. Пока Гришэм держал пленных на мушке, она прошла к радиостанции.
— Гора Чейенн, гора Чейенн, говорит американская орбитальная станция «Фридом»! Морская пехота высадилась и полностью контролирует плацдарм!
Именно эти слова ей всегда так хотелось произнести…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Воскресенье, 17 июня;
09:19 по времени гринвичского меридиана.
Гарроуэй;
ущелье Кандор;
сол 5656-й; 08:38 по марсианскому солнечному времени.
Узкий каньон, струной протянувшийся через пустыню, закончился через восемнадцать дней после выступления со станции «Хайнлайн», и после этого наконец-то МЭОМП смог в самом деле начать продвижение вперед. По пустынной равнине, простиравшейся за каньоном, шли на довольно высокой скорости, и сани поднимали тучу пыли, проносясь мимо бесконечных песчаных дюн и возвышавшихся в отдалении красно-коричневых скал.
Сказать, что за эти три недели все были вымотаны, грязны и голодны — значит, не сказать почти ничего. Некоторые едва держались на ногах из-за жутких мозолей и потертостей, заживлению которых постоянное ношение бронекостюмов вовсе не способствовало. Однако цель была уже близка.
В ранний, предрассветный час двадцать первого сола похода они оставили машину. У четверых морских пехотинцев — Лэзенби, Хайеса, Петруччи и Фоллета — отказали бронекостюмы. Некоторое время они пытались меняться с другими, но в кабине было так тесно, что гораздо проще было исключить их из вахтенного расписания и позволить им жить в относительной роскоши, избавившись от брони. Еще двое, Кеннемор и Витек, так стерли ноги и спины, что доктор Кейси рекомендовал также освободить их от несения вахт и ношения бронекостюмов.
Эти шестеро, плюс трое ученых, остались на борту марсохода, с капралом Хайесом за рулем, а прочие в последний раз по одному миновали шлюзовую камеру и отправились вперед, через пески.
Гарроуэй с Кингом тщательно выверили маршрут по оставшимся на марсоходе картам. «Марс-1» был расположен в двухстах километрах от той точки, где узкий прямой каньон впадал в просторную котловину, известную под названием ущелье Кандор. За два последних дня они прошли сто восемьдесят километров из этих двухсот, мчась со скоростью от восьми до десяти километров в час. До базы оставалось меньше двадцати.
Двадцать километров. Около двенадцати миль. Уж столько-то они напоследок прошагают и пешком.
Как только отряд отправился в путь, Хайес запустил двигатель марсохода и медленно, не быстрее трех километров в час, тронулся следом. При такой скорости шедшие пешком могли легко обогнать машину, несмотря на все свои мозоли. Сани, освобожденные от пассажиров, но все еще нагруженные ящиками и канистрами, тащились за марсоходом и поднимали тучу пыли, хорошо заметную издали. Вскоре один из шедших впереди, сержант Джейкоб, заметил еще одну тучу пыли — на востоке. Он подал знак остальным. Отряд свернул к югу и укрылся за низким песчаным валом. Через двадцать минут вдали показались два марсохода, мчавшиеся со стороны «Марса-1» на скорости двадцати километров в час.
Хайес остановил машину. Красно-серое облако пыли осталось висеть в воздухе, чуть позади негромко урчавшего двигателем марсохода. Две подошедшие машины остановились, люки их распахнулись, и наружу хлынули солдаты в голубых шлемах.
09:46 по времени гринвичского меридиана.
Камински; ущелье Кандор;
09:05 по марсианскому солнечному времени.
Капрал Камински лежал на брюхе за песчаным бугорком и при помощи прицела винтовки, подключенного к дисплею шлемофона, следил за «гальюнниками», спрыгивавшими со своих машин на песок. На глаз их было человек пятнадцать; все — вооружены, что ставило морских пехотинцев в крайне невыгодное положение. На весь отряд из двадцати одного человека имелись всего четыре винтовки, захваченные у охраны станции «Хайнлайн» — давным-давно, в незапамятные, можно сказать, времена…
Однако захватить противника врасплох — тоже дорогого стоит. Повернувшись, Камински взглянул на майора, лежавшего в нескольких метрах от него.
Камински знал: к нынешнему дню во взводе не оставалось ни единого человека, кто не готов был бы тут же умереть по приказу старика. Поход, со всеми его тяготами, сплотил взвод, как никогда прежде, — даже семь месяцев в одной консервной банке, во время полета на Марс, не подействовали на людей таким образом. Если кто-то в душе и клял майора, увлекшего всех в опасный, нечеловечески трудный поход, вслух он этого не высказывал. И правильно делал. Взвод воистину стал гун-хо — словечко это прижилось в Корпусе со времен службы в Китае, около века назад, и означало, в грубом переводе, «все вместе». В этом смысле МЭОМП действительно был гун-хо и ругани в адрес своего нового командира не спустил бы никому.
Камински вновь перенес все внимание на прицел. Неделю назад Гарроуэй провел небольшие стрельбы в пустыне. Четырьмя лучшими стрелками оказались Островски, Нокс, Кэсвелл… и он. При этом открытии Камински чуть не лопнул от гордости: остальные трое все были люди опытные, ветераны, младшие офицеры. Им и положено быть лучшими. А вот ему, перекрыв результаты всех прочих, действительно было чем хвастать.
Это было здорово. После того как он, прибыв на станцию «Хайнлайн», выложил на стол утаенный от обыска американский флаг, некоторые начали считать его просто каким-то супер-морпехом, решившим жизнь посвятить Корпусу. Это, конечно, ерунда. Только бы добраться на Землю — там он немедленно уйдет в отставку. Однако иметь репутацию этакого Джона Уэйна — все равно здорово. Ему и троим младшим офицерам доверили четыре отрядные винтовки и распределили их вдоль песчаного гребня так, чтобы накрыть ооновцев огнем с фронта, с тыла и с левого фланга. Как только…
— Огонь! — скомандовал Гарроуэй, прерывая тщательно соблюдавшееся радиомолчание.
Камински уже взял на прицел одного из вражеских солдат. Палец нажал на спуск, и он скорее ощутил, чем услышал, шелковый шелест пяти пуль, вырвавшихся из ствола. Человек на дисплее шлемофона, качнувшись, рухнул лицом вниз. Только после этого Камински услышал выстрелы — резкие щелчки в разреженной марсианской атмосфере. Упали еще двое ооновцев, за ними — третий… Пока прочие лихорадочно озирались, пытаясь понять, откуда обрушился на них внезапный смертоносный шквал, рухнул на песок, взмахнув руками, четвертый.
Остальные залегли, до сих пор не обнаружив стрелявших. Человек пять открыли огонь по марсоходу, но Хайес уже вел машину вперед, на полной скорости, грохоча траками гусениц, вздымая в воздух тучи песка и пыли, среди которых развевался в воздухе американский флаг.
Описав крутую дугу, Хайес затормозил между морскими пехотинцами и легионерами. Как только поднятая траками пыль заслонила обзор противнику, Гарроуэй вскочил на ноги и взмахнул рукой:
— За мной! В атаку!
Поднявшись, Камински выпустил еще одну короткую очередь от бедра. Вдоль всего песчаного гребня устало поднимались, бежали вниз по склону люди в бронекостюмах цвета красновато-охряного марсианского песка. Весь взвод согласился на этот бросок: пусть безоружные, они смогут отвлечь огонь противника от четверых стрелков… а если стрелок погибнет, оружие тут же поднимет другой.
Неловкими скачками, оскользаясь в песке, Камински устремился к передней машине. Впереди, едва различимый сквозь пыль, показался легионер — и тут же упал, срезанный очередью Островски. Товарищи ворвались в пылевую завесу, и Камински замедлил бег: теперь, прежде чем стрелять, требовалось опознать цель.
— Уррра-а! — завопил он в микрофон, раздирая рот в древнем боевом кличе Корпуса. — Морпех!!!
09:50 по времени гринвичского меридиана.
