Олег Никитин - Черный Шаман
– Ну, это ясно. Дурак не стал бы президентом целой страны. Волосебугу соображает, что солдаты киафу годны только для представления земным журналистам. Типа «бравая туземная гвардия, оплот мира и порядка». – Он пренебрежительно сморщил нос. – А по сути – те же безмозглые бараны, что и у Черного Шамана. Только вооружены лучше.
– Суров ты, чувак. Хорошо, что наш полковой особист не слышит. А то бы живо тебя за неполиткорректные высказывания прихватил. К аборигенам следует относиться уважительно и трепетно. Будь они хоть тупей ботинка.
– Политкорректность? Что за религия такая? – хохотнул Косинцев. – В русском подразделении такой фигни нету.
– Кучеряво живете, – позавидовал Ирвин.
– Грех жаловаться. Слушай, солдат, мы уже пять минут тут стоим, как два истукана, и до сих пор ни одна собака не подбежала обнюхать.
– Думаешь, здесь собаки водятся? – в беспокойстве закрутил головой американец. – Надеюсь, их всех сожрали! Наср, ты же знаешь, что у меня фобия. Помнишь, как вчера возле скотобойни нас чуть не загрызли? Так вот, еще минута, и я бы точно сошел с ума! Или в штаны напустил бы!
– Да вряд ли тут собак держат, – успокоил негра Вадим. – Я просто фигурально выразился. «Собаки» в смысле сторожа.
– А-а-а! Значит, уже можно шевелиться?
– Нужно, брат. Пойдем искать своих, раз они к нам не выходят. Предлагаю двигать направо, и там по лестнице.
Сержант указал на стеклянные двери. За ними виднелись широкие ступени под зеленой ковровой дорожкой.
– Так ведь и слева лестница. Точно такая же.
– Ну, прям задача для буриданова осла. Умри, не выберешь... – Вадим подтолкнул товарища вправо и на ходу начал поучать: – Запомни, мой невежественный друг: в незнакомом месте бери на вооружение правило буравчика. Оно же – правило правой руки. Так даже древнегреческий Тесей из лабиринта выбрался, когда Минотавра завалил.
– Разве? А я припоминаю какую-то бабу с клубком ниток...
– Это у тебя ложная память, брат, – пренебрежительно сказал Косинцев. – Последствия клеймления шаманским тавром. Как оно, кстати, не беспокоит?
– Трудно сказать. Чешется меньше, но ведь главное-то не в чесотке. Главное – в колдовстве. А это штука такая – таится-таится, а потом раз, и гейм овер. Собственные руки задушат... Сначала тебя, потом меня.
– Да ты опасен, братец. Смирительная рубашка – вот что тебе поможет.
Лестница вела как вверх, так и вниз. Кроме того, на площадке брала начало длинная галерея с чередой дверей слева и множеством картин справа. Решив, что внизу ничего интересного быть не может, а верхние этажи покамест обождут, соратники двинулись по галерее.
Все выходящие в нее двери были однотипны и снабжены табличками с пятизначными числами. Порядок нумерации озадачивал. За комнатой номер 53216 шла комната 00012, а следом – 333А4. Друзья проходили мимо без единой попытки выяснить, что находится за этими безликими прямоугольниками из пластика «под дуб». Обоим было ясно, что в комнате, обозначенной числительным, теплого приема не встретишь. Зато когда одна из табличек вдруг сообщила: «Le secrétariat/Secretary» – диверсанты как по команде остановились.
– Вот оно! – обрадовался Ирвин. – Где секретарь, там телефон, почта и аська. Отсюда мы наверняка сможем связаться со своими. Как думаешь, чувак?
– Точно так же, – согласился Вадим. Он поправил берет, воротник и посоветовал: – Улыбайся шире, брат, секретари это любят... – и толкнул дверь.
В помещении было очень жарко и пахло типографской краской. Две симпатичные негритянки, раздетые почти до исподнего, но все равно блестящие от пота, работали на каких-то трескучих устройствах. Те выглядели как гибрид металлической клавиатуры с круглыми кнопками и доисторического принтера. Из верхней части «принтера» вылезали листки бумаги, покрытые буквами. Мониторы перед девушками отсутствовали, однако это им, похоже, совсем не мешало. Печатали они сноровисто, с огромной скоростью. Готовые тексты так и летели из нелепых агрегатов.
Чуть поодаль столь же потный и полуголый, но куда менее привлекательный мужик в респираторе и наушниках изготовлял знакомые диверсантам плакаты. Он бросал на большой железный стол лист бумаги, затем – испачканный трафарет, и начинал возить сверху скрипучим роликом. Через пару секунд плакат был готов. Мужик пристраивал его на одну из множества бумажных кип и принимался за новый.
– Привет, красавицы! – гаркнул сияющий как золотая кордоба Ирвин. – Попить найдется?
Не отрываясь от занятия, одна из девушек мотнула головой в угол:
– Там, в ведре.
– Вот так здрасьте! А как насчет того, чтобы угостить усталого воина из пленительных ручек?
– Ага, сейчас! Каждого угощать – руки отвалятся, – сварливо проговорила вторая. – Хочешь – пей, не хочешь – вали.
– А что это вы такие недружелюбные? Посмотрите внимательней, какие парни зашли. Супермены! Разве вам такие когда-нибудь раньше встречались?
Девушки на секунду прервали занятие, лениво оглядели диверсантов и вернулись к своим аппаратам.
– Мы, солдатик, всяких повидали, – сказала первая, заправляя в принтер бумагу. – И во всяких видах.
– Только таких, которые нашу работу сделали бы, ни разу, – добавила вторая. – Так что давайте без проволочек. Хлебайте водичку – и адью.
– Ну, вода не главное. – Вадим отодвинул сплоховавшего Ирвина плечом. – Нам бы в миссию ООН звякнуть. Телефона или передатчика не найдется?
– Заблудились, что ли? Есть интерком, но он только для внутренней связи. А если нужны ваши ООНовцы, ступайте дальше по коридору. Алюминиевая дверь без номера, с черепом и костями, типа как трансформаторная. Там же у ваших штаб! Ну и тупых же новобранцев присылать стали, умора.
– Кстати, если очень хотите встретиться, – добавила другая девушка, – то мы туда заглянем после шести вечера. Готовьте по десять рублей с... носа.
– Зачем, детка? – удивился Ирвин.
– А ты странный! Только что с орбиты свалился, дружок? Чтобы мы своими пленительными ручками приласкали усталых воинов, конечно.
– Ого! А не дороговато просите? Да еще в рублях!
– Это столица, мальчик. Самый центр. Хочешь дешевых удовольствий, двигай в квартал тувлюхов. Там что девочки, что антилопы – по одной цене.
Красавицы громко и обидно захохотали.
Плакатчик обернулся на шум и строгим жестом оборвал девичье веселье. Потом закричал на диверсантов, размахивая зажатым в кулаке роликом:
– Посторонним нельзя! Запрещено! Немедленно покиньте помещение!
– Какого хрена ты орешь, чувак? – возмутился Ирвин. Он был огорчен поведением развратных красавиц и желал сорвать на ком-нибудь досаду. – Пасть захлопни, чучело! А то я сейчас твой ролик в задницу тебе же и засуну!
– Что, простите? – мирно спросил тот, стягивая наушники. – У меня музыка играет, я ничего не расслышал.
– Ничего-ничего, – сказал Вадим и начал теснить афродиверсанта к двери. – Мой друг поблагодарил вас за полезный совет. Мы ошиблись офисом. До свиданья.
* * *Когда друзья вышли назад в галерею, Ирвин был мрачен. Он сорвал с головы допотопный шлем и принялся утирать потный затылок рукавом.
– Нет, ты прикинь, чувак, какая здесь ерунда творится! Потаскушки дорогущие, какие-то маляры запросто вопят на ООНовцев. У меня ощущение, что местную верхушку и впрямь пора менять. А что! – вдруг возбудился он. – Давай на самом деле поможем Шаману сделаться большим боссом. Он нас не забудет. Станем видными деятелями президентской администрации, этих стерв забесплатно тра... В смысле, научим гвардию любить. Что скажешь?
Вадим покачал головой.
– Скажу, что ты перегрелся, брат. Или каска оказалась чересчур тяжелой, голову тебе надавила. Совсем разум потерял. Во-первых, с той убогой шайкой, что осталась у Шамана, только бродячих собак да бомжей с помоек гонять. Больше им никого не победить. А во-вторых...
Договорить, что именно «во-вторых», он не успел. В нескольких шагах от них распахнулась дверь наподобие трансформаторной, с черепом и костями, и выпустила в галерею четырех военных. Лейтенант и два рядовых были в форме KFOR, а четвертым оказался давешний очкарик-ефрейтор с КПП! Он что-то с жаром втолковывал офицеру. Тот слушал его вполуха. Было заметно, что рассказ долговязого караульного интересует миротворца не больше, чем гудение москита.
Заметив диверсантов, лейтенант тут же насторожился:
– Эй, парни! Вы с какого поста?
– С седьмого, – без промедления отозвался Вадим, привыкший врать быстрее, чем мозги отреагируют. – Только что сменились. Сержант Косинцев и рядовой Хэмпстед, сэр.
Через пару секунд он сообразил, что в данной ситуации следовало говорить правду, но было уже поздно. Лейтенант шагнул к ним, не замечая, как вытянулось лицо ефрейтора-киафу, и как тот потянул из-за плеча автомат.