Андрей Щупов - Тост за Палача
— Ты уж прости меня, Вадик, но, кажется, я знаю о тебе то, чего не положено знать.
Дымов склонил набок голову.
— Уже месяца полтора, как я просматриваю твои электронные депеши, отслеживаю малейшие обновления сайтов, которые ты посещаешь. Наши машины замкнуты в локальную сеть, так что это было не очень уж сложно.
— С некоторых пор я начал об этом догадываться.
— Что?! — голова Изотова изумленно вскинулась. — Ты знал, что я за тобой подсматриваю?
— Ну… Скажем так: приглядываешь. Подсматривать — несколько не то слово.
— Но почему ты тогда…
— Не поговорил с тобой начистоту?
Александр неуверенно кивнул.
— А ты уверен, что наш разговор состоялся бы? Даже сейчас тебя вынудили к тому крайние обстоятельства. Разве не так?
Подбородок Изотова вновь безвольно упал на грудь.
— Боже мой, как гадко! Ты знал, что я подглядываю за тобой, и при этом улыбался мне, здоровался за руку…
— Брось, Саня. Ты мелешь полную чушь.
— Нет, не чушь! Ты мирился со мной, надеясь на мое молчание. Да, да! На мою порядочность! А я взял и предал тебя!
— Что ты имеешь в виду?
— Тот тип, о котором тебя предупреждала Раиса Дмитриевна, взял меня в оборот. Когда я выбегал за продуктами. — Изотов рванул ворот рубахи, оторванные пуговицы брызнули по половицам. Ему явно было не по себе. — Вадим, я сдал им все, что знал о тебе. Рассказал, кто ты и что ты, как на тебя выходят люди, как на тебя выходил я…
— А ты действительно на меня выходил? — Дымов прищурился. Разговор и впрямь заходил в неприятную плоскость, и, чувствуя, что переступает некую запретную грань, он начинал полегоньку сканировать Александра. Во всяком случае — так, чтобы тот ничего не почувствовал. Но даже такого поверхностного зондирования было достаточно, чтобы понять: Изотов говорит правду. Его сломали и сломали безжалостно. Довели до состояния, когда легко и просто можно наложить на себя руки.
— …Я не знаю, что им нужно от тебя, но это не просто бандиты. Они охотятся на тебя, Вадик. И наверняка попытаются выманить с помощью интернетовских сообщений.
— Даже так?
— Я сам подсказал ему эту идею.
— Ему?
— Да, кажется, его зовут Аксан. Кто-то из людей назвал его имя вслух. Уже там, в подвале. По-моему, они всерьез намеревались меня пытать…
— Тебя били?
— Практически нет, но думаю, они не остановились бы ни перед чем. Честно говоря, я даже не совсем понимаю, почему меня отпустили. Возможно, поверили, что раздавили до конца. А я вот вернулся, выжрал пузырь белой и заявился к тебе… — Изотов поднял чумные глаза. — Скажи, Вадим, кто такая Мадонна?
— Откуда ты про нее знаешь?
— Но это ведь ее ты пытаешься выручить из нью-йоркских застенков?
— Ты разговаривал с кем-нибудь из хаккеров? — Дымов покачал головой. — Тебе не следовало этого делать, Саш. Ты сам толком не представляешь, во что лезешь.
— Теперь ты прикончишь меня? — По лицу Изотова текли уже самые настоящие слезы. — Что ж, наверное, так и нужно. До сегодняшнего дня я даже не подозревал, насколько я слаб. Думал, хитрее всех, изворотливее. Даже за тобой вот пытался наблюдать. Вычислял, стратег хренов, твои ходы и поступки, кое-что даже подсказывал…
— Библиотека сказок?
— Она самая. Я не знаю, как это получилось… — Изотов ударил себя кулаком в грудь, попытался сползти на колени, но Дымов его вовремя подхватил. — Поверь, Вадик, наверное я кретин и слизняк, но я полагал себя твоим союзником. Честное слово! Мне было страшно, но я был за тебя. И хотя не понимал до конца, почему ты это делаешь, но я верил, что это нужно. Потому что здесь — в этой клинике и в этом городе — ты царь и бог. Сам бы я такого никогда не сумел и поначалу даже пытался тестировать тебя на психопатию… Да, да! Я искал здравые объяснения. Потому что эпоха рыцарей миновала. В мире нет и не будет уже борцов-одиночек. Но ты совсем из другого теста. Я так и не понял тебя. Зато понял себя — ничтожную и дрожащую личность, готовую за глоток воздуха продать друга.
— Успокойся! — Вадим пустил из сифона в стакан шипучую стрйку, протянул Александру. Заодно несколько «приобнял» лихорадочно вскипающую мантию коллеги. Следовало успокоить Изотова. Стресс, конечно, штука небесполезная, где-то даже необходимая, но сегодня коллеге лучше было бы обойтись без дополнительных потрясений. Проще простого было бы скачать у него информацию прямо из памяти, а после усыпить или отправить домой, но отчего-то Дымов даже мысленно не позволил себе предположить подобные действия. Изотов действительно узнал о нем чересчур много. Настолько много, что жить с этим и далее ему было бы просто сложно В каком-то смысле они беседовали сейчас абсолютно на равных, но равенство изначально неравных также представлялось вещью достаточно обременительной. Во всяком случае, для Изотова.
— …Помнишь, я как-то тебе про подружку рассказывал? Которая еще залетела от меня… Так вот, я ведь на грех тебя склонить хотел. Чтобы, значит, ты беременность эту ликвидировал. Тебе ведь это раз плюнуть — без крови, без осложнений. А потом вдруг подумал — я же против судьбы иду, понимаешь? Скоро уже тридцатник, а до сих пор ни семьи, ни детей. Другие бы радовались, а я дурное замыслил…
— Ну и?
Изотов пожал плечами.
— Вот и радуюсь теперь. Родители у нее просвещенные, так что живем пока в гражданском браке. Но скоро, вероятно, распишемся. Не для меня, для нее. Чтобы, значит, не волновалась попусту. На детях — на них ведь все сказывается.
Вадим опустил руку на плечо приятеля. Силы окончательно восстановились, теперь он уже в состоянии был помочь Изотову, и незримое тепло текло через его ладонь, согревая взбудораженную душу Александра, наполняя его сонным покоем.
— А сначала, Вадик, я ведь перепугался. Решил — все! Либо линяю из клиники, либо выкладываю все Раисе Дмитриевне. А потом… Когда тот педофил-чинуша концы отдал… — спина Александра дрогнула. — Я понимаю, мы не можем судить. Но ты ведь другое дело. Ты — Палач, существо иной категории! Ты и не судишь даже, ты просто подытоживаешь события. Сухо и беспристрастно. Вершишь то, что должно было случиться и без твоего участия.
Лицо Изотова вновь обратилось к Дымову.
— Знаешь, я все пойму. Даже если тебе придется меня убрать. К этому ведь и шло. Я сам накинул себе эту петлю, влез по сути в чужое… Но она-то не виновата, правда? — Изотов, встрепенувшись, полез в карман. — Послушай, я дам тебе ее адресок, а ты уж потом сам решишь, как ей лучше все объяснить. Ты ведь это умеешь. Потом, когда меня не станет…
— Замолчи, пустомеля!
— Но я хотел сказать, что тебе не в чем себя…
— Я сказал: все! — Крепко встряхнув приятеля за плечи, Вадим заглянул ему в лицо. — Не хочу больше слушать весь этот вздор! Ты хоть сам понимаешь, что за чепуху ты городишь?
Изотов ошарашенно молчал.
— Задумался? Вот и хорошо. А теперь послушай меня. — Вадим вздохнул. — Можешь мне верить, но я очень признателен тебе за этот приход. Наверное, это действительно было нужно. И мне, и тебе. Спасибо и за предупреждение. Этим твоим товарищем я непременно займусь.
— Ты убьешь его?
— Запомни, дурила, я никого не убиваю. Это просто не в моих силах.
— Но как же тогда…
— Мы все, — голосом заклинателя произнес Вадим, — уничтожаем себя сами. Только так, Саша, и не иначе. Уничтожаем своими мыслями и своими поступками. Я ведь много тебе рассказывал про метатела, рассказывал про каверны и изъяны на мантиях. Так вот, я могу устранить любой дефект, но если пациент не поможет себе сам, на том же самом месте месяцем или годом позже появится новая язва — еще страшнее прежней. Потому что это первейший закон вселенной.
— Карма, — эхом откликнулся Изотов.
— Пусть карма, дело не в названии. Весь мир, Саша, это некое подобие четырехмерного кубика Рубика. Измени одну крохотную грань, и изменится общая картина. Оттого и страдают невинные, оттого и трещит по швам вся наша домотканная справедливость. Она не может быть выборочной — для отдельных народов и сословий. Будут грешить одни, значит, обязательно отзовется на других. Грехи отцов ваших — да на детей ваших и так далее, и тому подобное. Уж поверь, я имел возможность в этом убедиться. В том и кроется опасность всякого механического излечения. Мы просто перебрасываем ущербную грань с одной стороны искомого кубика на другую. И вместо ангины клиент получит осложнение на сердце, изъязвление пищевода, а то и вовсе умудрится перебросить свои болячки на собственных детей или родителей. Это не месть Всевышнего, это элементарный баланс. Все в природе должно быть уравновешено — и болезни со здоровьем, и жизнь со смертью.
— Но ведь люди воюют!..
— Им это только кажется. Как кажется, что кто-то там побеждает, а кто-то проигрывает. Пойми, Саша, канатаходец либо идет по канату, либо теряет равновесие и падает. Но мир в отличие от обычного канатоходца чрезвычайно устойчив, и раскачать его не так уж и просто. И когда одна нация уничтожает людей другой нации, она попросту выводит из равновесия свой собственный маятник. Минует десять, может быть, сорок лет, и маятник обязательно вернется обратно. И сметет по пути равновесное количество жертв — уже твоего собственного народа. Иного расклада попросту не существует.
