Геннадий Эсса - Огненный шар
– Я из разных времен сразу.
– Ничего не понимаю опять. Что вы мне здесь морочите голову? Это тебе триста лет – не меньше – сейчас? Столько не живут!
– Выходит, 297 лет, – быстро сосчитал Жан.
– Вон отсюда, – снова заорал Сталин и стал нервно раскуривать свою трубку. – Если с такими, как вы, делать революцию, то я лучше уеду обратно в Грузию и буду пить чачу и есть шашлыки, чтобы не видеть таких кретинов, как вы. Я обязательно доложу товарищу Ленину, что в рядах партии имеются чуждые революции элементы. Вы можете идти, – кричал Сталин, указывая на дверь. – А ты задержись, – попросил он Жана.
Жан закрыл за своими друзьями дверь и снова подошел к столу.
– Садись. Откуда тебе знать, что я в 53 году помру? – уже тихо произнес Сталин.
– Я же из будущего и немного учу историю. Скоро школу закончу и хочу идти в институт, только в какой – не знаю.
Сталин смотрел на Жана пристальным взглядом, и у молодого человека пробежали мурашки по коже.
– Лучше ни в какой не поступай, – прошептал он. – По тебе лагеря плачут, ходок из будущего. Может, ты скажешь, когда еще и Ленин умрет? – шепотом произнес Сталин.
– Ленин? Он умрет в 24 году. В него будет до этого стрелять какая-то стерва, и он с тех пор начнет болеть.
– Стрелять?
– Да. Ее будут звать мадам Каплан, – шепотом произнес Жан, поглядывая с недоверием на рябое лицо Сталина.
Глаза его блеснули не то ненавистью к Жану, не то благодарностью за такие слова. Эту информацию он не мог проверить, и она не укладывалась в голове будущего генералиссимуса.
– Это неправда, – прошипел он.
– Это уже история, и ее не повернуть обратно. – Жан выпрямился.
– А потом будут голод, лагеря и война, не без вашей помощи.
– Кем я буду? Это меня больше всего интересует, – прервал его Сталин.
– Председателем ЦК коммунистической партии Советского Союза и Верховным Главнокомандующим.
– Врешь ты все. Болтун, хотя твои домыслы мне нравятся.
– Я говорю правду, – признался Жан. – Это в учебниках истории написано.
Сталин закусил верхнюю губу, и его усы зашевелились.
– Откуда ты взялся, парень? Где ты читал такую историю?
– Я живу в России, и она давно держит не ваш курс. Там совершенно другая жизнь.
– А коммунисты?
– Эти? Они являются одной из партий, которая не играет большой роли в жизни страны.
Сталин снова нахмурился.
– Что же выходит? Наша революция пройдет впустую?
– Почему? Нет. Это будет одним из этапов в жизни России.
– Значит, я в 53-м, а Ленин в 24-м, – задумчиво пробормотал Сталин и проводил Жана до двери. – Интересный, понимаешь, ты человек, – сказал он. – Хотелось бы встретиться с тобой еще раз. Тебя как зовут?
– Жан.
– Как? Жан? Что это за имя еще такое?
– Нормальное. Его легко запомнить. Для удобства. Но я с вами особого желания встретиться не имею.
– Почему, дорогой?
– Да потому, что вы всех своих соратников в дальнейшем просто расстреляете.
– Об этом тоже в истории написано?
– Все это знают, – заверил Жан.
– Это могут утверждать только враги народа. Я добрый человек, я настоящий грузин.
– Я в этом не сомневаюсь, – ответил Жан.
– Ну хорошо. – Сталин открыл перед молодым человеком дверь. – Интересно с тобой встретиться через несколько десятков лет. Что ты мне потом скажешь?
– Кто его знает? Может, и встретимся. – Жан улыбнулся и протянул руку.
Сталин пожал ее, и Жан заметил, как его настроение упало, усы поникли, а в глазах уже не было той искры, которая была вначале.
Ребята ждали его в коридоре и с тревогой поглядывали в сторону кабинета.
– Ну наконец-то. Ты что там засиделся? – обрушился на него Ник, когда увидел в дверях. – Что ты ему еще наговорил?
– Да так, просто поболтали. Он хотел узнать свое будущее, я ему и рассказал.
– Слушай, ты, ясновидец. Тут уже у Ленина совещание закончилось, и из его кабинета вышли люди. Может, зайдем, раз такая масть прет, – предложил Ник. – Всех вождей одним разом увидим, да еще и поболтаем с ними по душам?
– Что-то мне уже есть захотелось, – призналась Лиза, пытаясь отвлечь молодых людей от задуманной мысли. – От тетушкиного чая нет никакой пользы.
– Если мы выйдем из Смольного, то нас сюда уже не пустят никогда, – заметил Ник. – Надо всех обойти именно сейчас. Другого такого случая уже не будет.
В коридоре по-прежнему было полно народа и трудно было понять, что за суета творится кругом.
– Ну что, к Ленину?
– Там часовой стоит, – заметила Ин.
– А, это тот, что на улице стоял, – сказал Жан.
– Которому ты про Интернет лапшу вешал?
– Ну, значит, старый знакомый. Сейчас что-нибудь придумаем еще.
Глава 13
Часовой заметил опять ту же самую четверку молодых людей, которые так непонятно разъяснили ему свое проход на воротах, и сразу насторожился. Он прижал к себе винтовку и закрыл собой вход. Но тут из дверей вышла женщина с длинной бумажной лентой в руках. Она попросила часового подвинуться, чтобы пройти. Он сделал полшага в сторону и снова занял прежнее место.
– Владимир Ильич по глупым вопросам не принимает, – объявил часовой. – У него и без вас дел хватает, тем более что сейчас у него делегация от Путиловского завода.
– Это у нас глупые вопросы? – возмутился Жан. – Ты мне смотри… Тоже, пролетарий нашелся.
Спокойное лицо солдата подсказывало, что он тверд в своих намерениях и не собирается уступать.
– Может, пойдем, – сказала Лиза и потянула Жана за руку.
– Ты что? Как можно упустить такой момент? Кому может так повезти, как нам – увидеть живого Ленина…
Часовой нахмурил брови.
– Потом сама будешь рассказывать, и никто не поверит, – продолжал Жан.
– Я его все равно не знаю. Для меня он еще в будущем, и заслуги его мне неизвестны. – Лиза отошла в сторону, пропуская группу рабочих, идущих по коридору.
– Ах да! Откуда тебе знать о Ленине? В твое время его еще и в помине не было. А нам он известен, – вздохнул Жан. – Это вождь пролетариата. Правильно я говорю? – обратился он к часовому.
Часовой кивнул головой.
– Вот видишь… А чего глаза округляешь? Эта девушка из 1705 года. Откуда ей знать, кто такой Ленин?
– Из какого года? – не понял часовой.
– Тебя тоже тогда не было, не ломай голову. Из 1705 года. Представляешь, откуда едут к Ленину люди. – Жан подошел поближе к часовому. – Поэтому наша делегация имеет стратегическое значение. Мы от Петра Алексеевича, – пояснил он.
– От какого Петра Алексеевича?
– Эх ты, деревня. Да и откуда тебе знать таких великих людей.
– Он тоже революционер?
– Он еще похлеще. Он предводитель Российского государства. Теперь ты понял, кто за нашей спиной стоит? Это наша крыша.
У часового даже лоб вспотел.
– А ты истуканом встал перед такой делегацией и корчишь рожи.
– Дал бы я тебе, пацан, по башке, чтобы умолк, – уже не выдержал солдат. – Ну а ты сам из какого года?
– Я… я из двадцать первого века.
– Марсианин, что ли?
– Сам ты гуманоид в кепке. В этом веке живут нормальные российские люди.
– Я и вижу, – часовой не отступал. – Ну а если ты из двадцать первого века, то скажи мне, какой там сейчас год?
– 2010.
– И ты оттуда? Как же тебя сюда закинуло? Мне сдается, что ты сумасшедший и тебе надо не сюда, а напротив Смольного.
– Он прав, солдат, – сказал Ник, хранивший до сих пор молчание. – И он, и я, и она – мы все из того самого века, а эта девушка из прошлого, и ей очень хочется увидеться и поговорить с Владимиром Ильичом.
– И нам тоже, – добавила Ин.
– Идите и не морочьте мне голову, – строго сказал солдат.
Тут снова открылась дверь, и вышли пятеро рабочих. Каково было удивление, когда молодые люди увидели, что рабочих провожает сам Ленин.
– Хорошо, хорошо, товарищи, – сказал он, расставаясь с ними. – Мы обязательно учтем ваши требования и пожелания. Настанут другие времена, и мы с вами обязательно еще встретимся.
Ленин проводил рабочих и взглянул на молодых людей.
– Вы ко мне, товарищи? – Он улыбнулся своей знаменитой улыбкой, которую Жан часто видел на фотографиях в книгах. – Ваша делегация кого представляет?
– Независимую молодежь России, – не растерялся Жан.
– Проходите, товарищи. – Ленин открыл перед ними дверь. – Интересно, интересно, – прищурил он глаза. – Времени у меня очень мало, но я обязан с молодежью тоже побеседовать. Товарищ, пропустите молодых людей, – обратился Ленин к часовому.
Часовой хотел что-то сказать и уже открыл рот, но тут заговорил Ник:
– Посторонись, служивый, – сказал он. – Тебе понятно было сказано?
Часовой с тревогой проводил их взглядом и продолжил нести свою службу.