Кирилл Якимец - Войны и миры: Отряд "Омега" (с испр. орфографией)

Матросы перестали ощупывать оружие, Василий снял руку с кобуры. Борис и Максуд взошли на борт. Борис посмотрел на часы.

— Минута в минуту. Что ж, поехали. Бахтияр! — крикнул он человеку в рубке, — Пятый маршрут, в нейтральные — через зону Восемнадцать. Вперед. А мы с Максудом выпьем брэнди. Будешь брэнди?

— Мусульмане не пьют, — ухмыльнулся Максуд, — а я, впрочем, выпью. Пошли.

Борис украдкой встретился взглядом с Василием. Василий понял и тихонько пошел следом в каюту.

Борис усадил Максуда возле тумбочки-бара. Напротив молча сидел Пурдзан. Василий встал в дверях.

— Постой там, Вась, — сказал Борис. Потом открыл бар, налил большие бокалы брэнди себе и Максуду.

— Мои друзья, к сожалению, не пьют крепких напитков.

— У тебя теперь в друзьях курды? — брезгливо спросил Максуд, мельком глянув на Василия. Держится молодцом, отметил Василий, хотя догадался уже, наверное, что влип.

— Я и с курдами торгую. Но Василий только так одет. И этот дедушка — тоже одет не совсем правильно. Пур, сними тряпочки.

Пурдзан, не торопясь, смотал тюрбан, а потом и обмотки с копыт. У Максуда отвалилась челюсть. А Пурдзан тем временем снял плащ.

— Ш… Шайтан! — пробормотал Максуд.

— Можно, Пур, — сказал Борис, — только не убей.

Копыто Пурдзана метнулось к покатому лбу толстяка. Максуд был так ошарашен, что не успел уклониться и рухнул без сознания носом на чистый дощатый пол.

Борис вытянул из рукава свой шнурок-удавку и ловко связал Максуду за спиной руки и ноги — совсем недавно он так же связывал Василия. Василий потер затылок: вот, оказывается, как это выглядело со стороны.

Взвалив Максуда на диван, Борис выплеснул остатки брэнди ему в лицо. Максуд открыл глаза. Первое, что он увидел, это копыта Пурдзана. Пурдзан сидел, развалясь, и криво улыбался.

— Шайтан! — опять пробормотал Максуд. Капли брэнди стекали на плюшевую обивку дивана по его тугим смуглым щекам.

Пурдзан замахнулся, но Борис его остановил.

— Подожди, Пур. Максуд, хотя и пьет, и в мечеть почти не ходит, верует в Аллаха. И в шайтана тоже. Он уже догадался, с кем из этих двоих имеет дело.

Сказав это, Борис незаметно подмигнул сначала Пурдзану, потом — Василию. Василий чуть не расхохотался, а Пурдзан не смог удержаться и заржал во всю глотку. Но Максуд, видимо, воспринял его смех как проявление дьявольской кровожадной радости. Он весь дрожал, бормоча бессвязно какие-то молитвы.

— Поздно молиться, Максуд, — Борис присел на корточки около него, заглянул в глаза.

— Поздно молиться, но еще не поздно попасть в рай. Честно. Ты можешь умереть не от руки шайтана, а от моей руки, руки неверного. И твои руки при этом не будут связаны. Ты умрешь в бою, Максуд. Но…

Максуд успокоился. Кивнул. Потом вперился широко раскрытыми черными глазами в Пурдзана.

— Чем, скажи… Зачем он тебе? Возьми меня! Служи мне!

Пурдзан закинул ногу на ногу, стряхнул щелчком пылинку с копыта. Покрутил пальцем бороду. Борис за спиной показал ему украдкой кулак. Но Пурдзан всего лишь нагнетал обстановку — для большего эффекта.

— Нет, эфенди, — сказал он, наконец, — нет. Ты слишком благочестив.

— Я?! Да я…

— Аллах все знает. Я — чуть меньше. Но для данного случая — достаточно. Тебе путь — в рай, правда, скоро. Идин-ага пойдет со мной, правда, попозже. Скажи ему то, что он просит, и я тебя не трону.

Максуд помрачнел. Пожевал полными губами. Помолчал. Вздохнул.

— Спрашивай.

Борис потер ладони.

— Ну-с, каковы планы Габдуллы?

— Я не знаю, почему…

— Меня обмануть хочешь?! — заорал Пурдзан и замахнулся копытом.

Максуд снова замолчал. Потом снова вздохнул.

— Габдулла даст тебе выйти. Ты получишь железо, повезешь назад — тут он тебя и возьмет, в нейтральных водах. У него два катера, типа твоего, и по двадцать человек на каждом.

— Сам будет?

— Сам не будет. Мне сказал движок твой поломать.

— Ясно. Все?

— Все.

Борис за спиной сделал знак Пурдзану. Тот вскочил, схватил Максуда за ухо.

— Пошли, грешник.

— Нет! — крикнул Максуд, — еще скажу.

Пурдзан сел на место. Максуд торопливо заговорил.

— Трудности есть. Кесарян все еще мести хочет.

Борис беспокойно поежился.

— Скользкий? Я же ему…

— Ты ему денег дал, он взял. Но ему твоя жизнь нужна. Ты сам понимаешь…

— Теперь понимаю.

— Габдулла ему пообещал твою жизнь. Скользкий ему заплатил, он и выложил твой маршрут. Думал, заберет железо, а там и Скользкий подоспеет. Но Скользкий решил брать тебя в турецких водах.

Максуд сквозь иллюминатор глянул на небо. Небо покрылось нежно-лиловым налетом, сквозь который проступили первые звездочки.

— Скоро. Стемнеет через час, через два ты увидишь Скользкого. У него три катера, два простых, один армейский, торпедный. На торпедном будет он сам. Габдулла не сунется, будет ждать, авось ты отобьешься. Мне он поручил тебе рассказать. Предупредить. Не сразу, а когда ты обо всем договоришься и в море выйдешь. Я же и с Вадимом говорил. Там — как обычно. Это все.

— Все?

— Все.

Борис подумал и кивнул. Потом внезапно резким ударом по затылку лишил Максуда сознания. Развязал, спрятал удавку в рукав.

Вместе с Василием они отволокли тело наверх. Матросы были на своих местах — никто не удивился тому, что творит хозяин. Наверное, хозяин творил всякое, и довольно часто.

Борис оглянулся, позвал:

— Юсуф! Балласт сюда, с петелькой, скорее! И канат.

С кормы прибежал крупный лохматый парень. Он протянул Борису шлюпочную балластную болванку с приделанной к ней проволочной петлей. Борис надел петлю Максуду на ногу и затянул. Василий понял, что таких специально приготовленных болванок на катере Бориса должно быть приготовлено немало.

Борис обвязал тело Максуда канатом, поперек груди. Другой конец каната он прикрепил к крюку небольшого грузового крана.

— Помоги, Вась.

Василий и Юсуф молча перекинули Максуда за борт. Борис дернул рычаг в основании стрелы — стрела медленно повернулась, и Максуд повис за бортом, в двух метрах от края. Болванка, прикрепленная проволочной петлей к его ноге, болталась у самой воды. А вода, потемневшая к вечеру, бежала назад, за корму, туда, где остался Стамбул.

— Вода темная, — сказал Борис, — мы уже в Черном море.

Увидев, что Ольга покинула носовую палубу и пришла посмотреть на экзекуцию, Борис пояснил:

— Понт Эвксинский.

— Мы говорим — «Русское Море». Казнишь?

— Казню. Милосердно, кстати. Дай шланг.

Ольга подняла с палубы шланг, подала Борису. Борис повернул вентиль и обдал лицо Максуда струей воды.

Максуд открыл глаза. Повертел головой. Кивнул.

Борис вытащил из кармана пистолет, снял с предохранителя. Максуд забеспокоился, но Борис сказал ему:

— Ты умрешь в бою. От моей руки. Я обещал.

Из другого кармана Борис вытащил вороненый метательный нож с рукояткой, обмотанной проволокой.

— Лови.

И он кинул нож Максуду. Максуд поймал нож за лезвие и тут же метнул его назад, в Бориса. Быстро, один за другим, раздалось три выстрела. Первая пуля попала в нож, две остальные — Максуду в лоб. Тело толстяка обмякло. Нож упал к ногам Бориса. На рукоятке была вмятина от пули.

Борис поднял нож, сунул в карман. И четвертым выстрелом перебил канат. Тело Максуда, погибшего в бою от руки неверного, упало в темную воду и пошло ко дну, увлекаемое чугунной болванкой. Борис вернул стрелу грузового крана в прежнее положение, отмотал от крюка остаток каната, протянул Юсуфу.

— Убери. И передай всем приготовиться, на нас Кесарян нападет, — он глянул на часы, — скоро, через полтора часа. Беги.

Небо стало совсем черным, вода — тоже. Но в воде не было звезд. Вода казалась вязкой и одновременно упругой. Она напоминала Василию о чем-то неприятном… Да! Вода напоминала необъятное тело Васьмирукого!

Борис собрал своих гостей в каюте и объявил им о предстоящем морском сражении. Ему понравилось, что никто, включая женщин, не испугался и даже не удивился.

Мин-хан погладил бороду.

— Нам-то что делать, браток?

— Не знаю. Покрепче за стенки держаться. Кесарян на абордаж не пойдет. Попытается нас снарядами достать, или сразу торпедой.

— А чем ответить есть? — спросила Ольга, — лучевое оружие есть?

— Не бывает.

— То есть, у них тоже?

— Вообще не бывает. У них два катера с девятимиллиметровками, может, еще базуки у людей.

Василий сразу оживился.

— А у нас есть базуки?

— Есть, но мои люди с ними — так себе.

— Я зато — нормально. Ольга подтвердит.

Ольга помрачнела.

Борис нервно посмотрел на часы.

— Вы, Мин Семенович?

— Какие у тебя пушки?

— Девятка, и еще авиационная скорострельная.