Андрей Уланов - Автоматная баллада.
БЫВШАЯ ВЛАДИМИРСКАЯ ОБЛАСТЬ, ЧЕРНЫЙ ОХОТНИК
— Совпадение просто удивительное, — весело заявил он. — Даже и не верится. Я–то был уверен, что если мы с ними и пересечемся где–нибудь, то этим где–нибудь скорее всего будет уже Швейцария. — Да… наверное. — Почему «наверное»? — удивился Швейцарец. — Ау, малыш? Что с тобой? С самого утра какая–то… не такая. Он потому и заговорил с ней сейчас, и еще — чтобы отвлечься от нытья в ногах. Стыдно признавать, но ведь отвык, отвык от долгих пеших прогулок с рюкзаком за плечами. Все на колесах… а последнее время так и вовсе на крыльях. Припомнив заключительную часть их последнего перелета, Швейцарец с трудом сдержал усмешку. Старичок «Ан» тогда скрипел так, что в какой–то момент ему даже показалось — все! А внизу тянулась и тянулась нескончаемая сине–зеленая рябь Волжского моря, на севере зловеще темнел приближающийся грозовой фронт — но «швецов» не подвел, стучал ровно и надежно, и крылья тоже не отвалились. Через пять минут точно по курсу замаячила береговая кромка, еще через двадцать под самолетом оказалась лужайка. А еще несколькими минутами позже он и Тайна вжимались друг в друга под одеялом и слушали, как прямо над ними обиженно барабанит по крылу так и не успевшая настичь их гроза. Совершенно невероятное, охренительное везение — учитывая степень обученности пилота, точнее, уровень невежества доморощенного Чкалова. Логика идиотов в действии — с точки зрения логики нормальной они с Тайной просто–таки обязаны были улететь куда–то к черту на рога и, выработав горючку, кувыркнуться в волны где–нибудь над бывшей тундрой. — Вик, не знаю, — со вздохом отозвалась девушка. — Честно не знаю. Вроде все как всегда… «…то же небо, опять голубое — мысленно продолжил Швейцарец и мысленно же чертыхнулся: — Вот ведь… лезет из памяти всякое». Небо сегодня действительно было голубое, с самого утра. Хотя вчера небосвод был наглухо затянут серой мглой, и казалось — на неделю, не меньше. Казалось… а так, еще минут шесть, прикинул Швейцарец, и плащ нужно будет отправлять в мешок — от рассветной прохлады уже одно воспоминание осталось, солнце жарит с каждой секундой все чувствительнее… да, насколько все же приятнее рассекать земные просторы на мотоцикле! — Может, просто съела чего не то? — предположил он. — Попробуй определить, что конкретно беспокоит? Подташнивает, голова болит или кружится? Судя по энергичному отрицательному мотанию в ответ, мигренью здесь не пахло точно. На миг его тревожно кольнуло — но только на миг, эту мысль он почти сразу же отбросил. Никак, ну совершенно никаким образом не могла Тайна «поймать дозу» так, чтобы ни он, ни она сама про это не узнали. Всю еду… и вообще все, с чем они соприкасались, Швейцарец тщательнейшим образом контролировал, пленочные бирки тоже были на них постоянно. Нет, радиация тут ни при чем — а что же тогда? Потом он вспомнил об еще одной возможности… попытался сосчитать дни, прошедшие с момента их первой, тогда, в «Новой заре», ночи. Ой–ей, с восторженным испугом сообразил Швейцарец, а ведь вполне может оказаться, меры мерами, но даже «меры» Агеева не дают полной гарантии, а уж травка Полины и вовсе… и начал отчаянно вспоминать, что еще, какие иные признаки этого ему известны. — А–а… тебе, случайно, чего–нибудь солененького поесть не хочется? — осторожно спросил он. — Огурчиков, — почти сразу же откликнулась Тайна, — бабушкиных, малосольных. Вчера они даже мне приснились ночью, представляешь? — Представляю… — автоматически кивнул Швейцарец, думая при этом совсем о другом. Их обратный билет сейчас находился в шести днях «неторопливого пешкодарала» — польский, из последних довоенных выпусков, да еще с недавно «реставрированным» мотором «Ан–2». Эта покупка на три четверти опустошила «сейф» Швейцарца, да и то: с учетом прошлых «особых заслуг»… и того факта, что пригодных к восстановлению самолетов у томского Главы Народного Собрания оказалось больше, чем людей, способных поднять их в небо. В ангаре бывшего МТС и с поручительством хозяина ближайшей фермы он имел все шансы дождаться их возвращения — если цель их пути окажется неспособной предложить более удобный вариант. «Но… похоже, — весело подумал Швейцарец, — возвращаться–то придется куда раньше». А еще через миг он увидел, как в кустах слева от тропинки вспыхнуло слепяще–белым. САШКА
— Вот ж***! — огорченно выдохнул Айсман. — Засек, гад!
«А чего еще ты ожидал, — ехидно подумал я. — Или выбирай позицию так, чтобы солнце подсвечивало с тыла, или не пытайся разглядывать врага во всякие стеклянные приспособы». Сейчас до Черного Охотника было почти шесть сотен метров, и в принципе я мог бы попытаться достать этого типа очередью, но шансы его собственного карабина выглядели на такой дистанции куда предпочтительней. Даже если вынести за скобки оптику — а прицел у него смотрелся очень даже неплохо. — Отползаем! — Нет, постой… Сергей колебался. Очередная дурацкая идея, понял я и начал прикидывать, как бы этому дурню побольнее врезать. — Отползать, — задумчиво проговорил он, — а толку? В кошки–мышки с ним играть? Ань, если он и впрямь настолько хорош, то мне против него мало что светит. Будь дело на болоте или хотя бы в скелете… — А что ты предлагаешь? — оскалилась девушка. — Сидеть здесь и ждать, пока этот мясник на уверенный выстрел подойдет? — Почти угадала, — кивнул Шемяка, вставая и вновь, уже не особо таясь, поднося к глазам бинокль. — Есть у меня одна мыслишка… — Что?! Стой, ты куда! — запоздало вскрикнула Анна, но Сергей уже решительно раздвинул ветки, выходя на залитую солнцем лужайку. — Ты говорила, — не оборачиваясь, произнес он, — этот парень охотнее всего пистолетами работает? Так? — Да, но… — Вот на это, — прошептал Шемяка, — мы его сейчас и попробуем купить. Он повесил меня на плечо, стволом вниз, и, подняв руку, несколько раз махнул Черному Охотнику — подходи, мол, разговор есть. И старательно заулыбался — хотя тот уже опустил карабин, и разглядеть выражение Шемякиной рожи навряд ли мог. — Сергей, это слишком рискованно, — с отчаянием произнесла Анна. — Не надо… мы ведь еще можем попытаться… — Анют, прекрати! — Айсман полез было за кисетом… еще раз смерил взглядом отделявшее нас от Черного расстояние, нахмурился… — Все будет путем, — он пытался говорить нарочито спокойно, только выходило у него так себе — голос дрожал и подпрыгивал, словно кроличий волк перед броском. — Когда мы над морем в корзинке болтались на манер сопли — это да, это было слишком рискованно. А сейчас… может, у вас там на Востоке он и фигура… на болоте и не такие фигуры, бывало, очередью половинили. Верно я говорю, Сашка? Я не ответил — просто смотрел, как идут навстречу нам те двое. Странно — этот зловещий Черный Охотник… я был готов поклясться, что ему весело. Именно так — в отличие от Шемякиной, его улыбка ничуть не выглядела натянутой, и то, как он шел — то и дело оборачиваясь к своей спутнице… а один раз даже сшиб ногой желтый шарик цветка. Или он был настолько уверен в своих силах, что предстоящий бой не заботил его ни на миг… или… — Ему нельзя позволить говорить, — горячечный шепот Анны отвлек меня, сбил с мысли, — а отвечать — тем более. Я знаю точно — его излюбленный прием: сказать что–нибудь, отвлечь внимание и сразу же стрелять! — Анют, не волнуйся, — Сергей вроде бы сумел унять мандраж, по крайней мере, сейчас его голос звучал куда спокойней. — Вот увидишь, все будет хорошо. Оружие не ведает сомнений, это слабость людей, но сейчас, похоже, во мне проявилось нечто людское. И я увидел то, чего быть не могло… …увидел, как тот, в черном плаще, шевелит губами точно в такт словам Айсмана — только самое первое… только имя выглядело иначе. Двести метров.
Рука Айсмана привычно легла на цевье — рано! Рано! Рано! Торопыга! И тот, впереди, сбился с шага, разом перестав улыбаться. Две сотни метров — это много… здесь, на поляне, густая трава вымахала почти со сложенного меня — и нырнувшего в такую траву совсем не просто нащупать даже длинной, на весь рожок, очередью. — Ну что же ты, — пробормотал Шемяка. — Ну иди же… Черный Охотник сбросил рюкзак. Сказал что–то — в ответ его спутница яростно мотнула головой. Охотник нахмурился, повысил тон — ответом снова был вихрь разлетающихся волос, — пожал плечами… третья фраза, наоборот, явно была тише предыдущей. «Он приказывал ей остаться»… Я в тот миг даже не задумался, откуда раздались эти слова… и почему они показались мне так знакомы… — А в третий раз? «А в третий раз он уже просил… просто попросил ее держаться в стороне». — Я… Эмма?! И тишина в ответ. Черный уже снова шагал навстречу. Девушка, чуть помедлив, двинулась за ним. — Анют, — обернулся Сергей. — Ты вот что… чуть в сторонку отойди. — Какая разница, — хрипло прошептала девушка. — Можно подумать, это хоть что–нибудь изменит… да ничегошеньки… На губе у нее тоненько алела полоска — здорово прокусила, отметил я, прежде чем Шемяка вновь развернулся лицом к врагу. Охотник сбросил плащ — и белое пламя никелированной стали полыхнуло на его груди. Два пистолета незнакомой мне модели, удобно расположившиеся в притертых кобурах, — до срока. Белая, словно свежевыпавший снег, кость, золото гравировки… по виду их можно было бы счесть игрушками для падких на яркие цвета дураков. Но я–то даже сквозь разделяющие нас метры чувствовал холодную непреклонную уверенность… уверенность высококлассных боевых машин в надежности механизма, качестве отборных боеприпасов и умении опытного стрелка. Уверенность, надежно подкрепленную множеством выигранных боев. Уверенность, которой не было у меня. До сих пор я считал, что идти в бой с надеждой на чудо — это удел человека, а для оружия есть лишь строгая логика математического расчета. Но сейчас… …сейчас я мог только верить. Потому что нельзя идти в бой, который ты для себя уже проиграл. ШВЕЙЦАРЕЦ
