Александр Бирюков - Человек-саламандра
Вновь всплыло в памяти:
«Созвездие Волка».
И Лена встрепенулась.
Зверя нигде не было.
И прямо навстречу ей вышел человек.
Человек из леса.
Он не выглядел старым, но почему-то казался древним, как скалы. Старше дубов и вязов. И уж конечно старше сада с реликтовыми какими-то яблонями. И деревья будто бы в почтении замерли.
Ни один листочек не дрогнул.
Ни дуновения.
Тишина.
Изумительная значительность была в этом человеке.
Он был одет в нечто такое, что могли бы носить, если верить описаниям, «веселые ребята» из Шервудского леса. Только вместо сапог из оленьей кожи на ногах его были обувки, похожие на валенки. Только искусно сплетенные, как лапти из лыка или еще чего-то похожего.
И пояс, плетенный из лохматой веревки, но какой-то элегантный и стильный тем не менее. А в остальном – ну прямо Робин Гуд. И капюшон, и свитер-куртка до середины бедра, и штаны, какие-то трикотажные.
Вязаная куртка застегивалась на прихотливые замочки в ряд, вырезанные из темных, отполированных кусков дерева. Два куска дерева на ремешках прихотливо и плотно встраивались, вкладывались друг в друга, будто врастали.
Прикольно…
Пепельная с белыми прядями борода живописно лежала на груди незнакомца. В руке был посох, причудливо вырезанный из сучковатого ствола темного с прозеленью дерева.
Плечи чешуей покрывали деревянные пластинки с хитрым узором.
«Бывают металлисты, все в заклепках, – подумала Лена, – а этот как же тогда называется? Деревенщик? Деревняк? Древень? Дубняк?»
И от этого гаданья на ее лице появилась сама собой улыбка.
И друид улыбнулся в ответ.
– Шумите, юная леди, – сказал он нараспев, – пугаете лесных обитателей. Слышите, как всё затихло?
«Это же где же я шумлю-то? – удивилась Лена. – Я же тише мыши…»
– Не думайте, что лес слышит только громкие звуки, – будто подслушав ее мысль, сказал человек из леса. – Лес и те звуки, что вы только думаете издать, слышит.
– Sorry! – искренне сказала Лена. – I am so sorry!
– Не о чем жалеть, – строго сказал друид. – Но зверем-то стращать лес незачем!
«О чем это он? – удивилась девушка. – Волк, что, был на самом деле? Атас».
– Но всё же мило, что вы навестили меня, – сказал он и, пригласив жестом за собой, пошел по дорожке дальше в лес, а Лена за ним. – Вам нужен совет?
– Хороший совет никогда не помешает, – сказала Лена уклончиво. – Я тут, как бы это сказать… – она помешкала, подбирая слово, – застряла…
– Ну, тогда нам легче будет разговаривать, – совсем как когда-то академик, проговорил человек из леса. – Задать вопрос уже полдела. Сейчас люди разучились задавать вопросы, хотя ответов ждут всё так же нетерпеливо.
Странное дело – он говорил еще более непонятно, еще более тягуче, чем Огустина, например. Но понимала его Лена лучше, будто бы он говорил не на английском времен Шекспира, а то и древнее, а прямо на русском.
Но с другой стороны, Остин, так почитай, вовсе не говорил, а Лена и его понимала. Какой коммуникабельный здесь народ!
И в этом последнем выводе было некое открытие, которое промелькнуло, но пока не задержалось в голове.
– Умение формулировать задачу стоит больше, чем умение ее разрешать, – сказала Лена.
– Вы удивляете меня…
Вот тут он и озадачил ее, назвав каким-то сложным, даже сложносоставным именем, которое по звучанию напоминало немецкий язык, славный своими сверхдлинными неологизмами. А ведь только порадовалась пониманию!
– Как вы меня назвали? – не чинясь с церемониями, спросила она, потому что девушки всегда больше всего волнуются из-за того, что о них думают и как их называют.
– Дева Талой воды, собравшейся в Лесном озере, стихия пробуждения и чистоты.
– Ну, ни фига себе комплимент! – обалдела Ленка.
Но тут же вспомнила, что как-то так же вот про нее говорила странная женщина с двумя кинжалами.
«Во что они все играют со мной? – снова озадачилась она. – Что я им?»
– Вы странная юная леди, – сказал друид. – Вам не приходилось замечать, что звери и птицы даже в преклонном возрасте уделяют внимание играм? Если для детенышей игра – это учеба, так же как и для человеческих детей, тогда что есть в игре для взрослых животных?
– Не знаю, – честно призналась Лена.
– А вот взрослые люди совершенно забывают об играх, хотя и не теряют возможности учиться.
– Потому, наверное, что взрослые могут учиться сознательно. По-серьезному…
– Сознательно? – с интересом переспросил друид. – Всерьез?
– Off course…
– Отказать в помощи советом можно в двух случаях, – сказал вдруг друид со значением, – когда есть ответы на вопросы и когда их нет. В первом случае не следует отвечать тем, которые ненавидят природу, друидов и живых существ. Не следует помогать неблагодарным. Не следует лечить не отвечающих на заботу лекаря. Нет смысла наставлять суетных и павших духом. А также не верящих. Потеряешь время. Испортишь отношения с другими. И помощи не дашь. От таких отказываются, если есть ответы.
– Ага… – сказала Лена в паузе.
– Отказываться, ссылаясь на отсутствие средств, – продолжал друид не обращая внимания, – следует только в том случае, когда у нуждающегося в помощи уже появились признаки смерти. Или если есть приметы десяти болезней, обрывающих жизнь…
Какой-то потусторонней жутью веяло от этих слов, сказанных тихим голосом.
Лена хотела что-то сказать, но ничто не пришло на ум.
– Традиция учит, что, прежде чем помочь, следует оценивать пришедшего по четырем возможностям. Легко помочь, трудно помочь, помочь для вида, помочь нельзя, – продолжал он. – Легкая помощь обусловлена тремя средствами. Правильностью вопроса, опытом друида и полнотой ответа.
– А полнота ответа разве не зависит от опыта друида? – нагло перебила Лена.
– И правильность вопроса зависит от этого же. Всё от всего зависит. Но кое-что приводит меня в недоумение, – сказал он.
– А как это, помочь для вида? – удивилась Лена.
– Видимость помощи может быть равноценна помощи, – честно ответил садовник и, остановившись, повернулся к Лене лицом. – Мы пришли.
Куда пришли?
Дорожка продолжалась и дальше. А по сторонам был всё тот же дремучий лес.
Посохом друид отодвинул в сторону плакучие плотно свисающие до земли ветви ив.
И за ними открылся вид на маленькое озерко. Посреди него возвышался крошечный остров, на котором был выстроен игрушечный замок, странной вычурной архитектуры. В замке с его башнями и стенами не было и полутора метров высоты. Хотя издали это и трудно оценить.
И пара лебедей с приподнятыми над спинами крыльями плыли по озеру словно корабли.
Пройдя под кудрявыми ветвями плакучих ив, девушка и друид вышли на берег озера и пошли вдоль кромки воды.
Не сразу, но вскоре Лена увидела арочный свод, образованный сплетенными стволами двух исполинских деревьев.
– Да, – подтвердил садовник, – нам туда.
Обиталище друида представляло собой большую комнату, образованную плотно, как корзина, сплетенными ветвями какого-то вьющегося растения, соединяющего несколько дубов, стоящих по кругу.
В плетеных стенах были овальные окна с резными рамами, застекленные розоватым стеклом.
Дверь в обиталище лесного человека не отодвигалась, но открывалась, вращаясь на центральной оси, и представляла собой большой деревянный диск, с прорезями в виде ветвей и листьев, также закрытыми стеклом.
В центре помещения был очаг с колоколом дымохода над ним, отдаленно напоминающим тот, что Лена видела над плитой в кухне.
Вдоль стен по кругу стояли скамьи.
И вообще жилище напоминало скорее храм, языческое святилище.
Подняв голову вверх, Лена увидела, что потолок был весь сплошной из сплетенных и сросшихся ветвей, а листва, опадавшая сверху на крышу вообще, видимо, сделала его бронированным, покрытым почвой и новыми растениями.
– Ешки-матрешки! – не удержалась Лена от восхищенного восклицания.
Похоже, друиду польстило, как высоко оценили его дом.
– Так что же смущает вас? – напомнила Лена. – Вы не договорили.
– Прежде я должен развести огонь, – сказал садовник.
Главный медик госпиталя жандармерии доктор Эрл Старк Тэрневерро был человеком крупным, добродушным на вид и склонным к полноте. Его вид и манеры располагали к себе. Крупной лепки лицо обрамляли пышные рыже-бурые баки, оставлявшие обнаженным массивный крепкий, как пятка, подбородок.
Болотно-зеленые глаза доктора Старка смотрели внимательно и сочувственно, что, видимо, вызывало у его пациентов чувство защищенности и доверия к этому человеку. Но это не было напускное. Сочинитель Лендер заметил, что весь вид доктора несет отпечаток профессии.
Доктор не имел специального кабинета и принял Кантора и его спутника в смотровой на четвертом этаже госпиталя, которая примыкала с одной стороны к операционной палате, а с другой – к палате, служившей пристанищем для трудных травматических пациентов.
