Александр Зорич - Полураспад
— Это я знаю! — раздраженно бросил Севарен.
Проигнорировав его замечание, Инвестор продолжал:
— Более того, если использовать «подсолнух» совместно с аномалией «воронка», возможно не только разрушение причинностных цепей, но и формирование новых, реверсивных цепочек… В повседневном смысле слова это эквивалентно перемещению во времени назад!
— Хорошо, — смиренно кивнул Севарен. — Но зачем девятнадцать «подсолнухов»? Ведь нет же никакой аддитивности. И кумулятивности нет!
— Их нет, пока ты не применишь «подсолнухи» совместно с аномалией «изнанка». «Подсолнухи», обработанные «изнанкой», потенцируют свое действие по квадратичному закону, формируя самопродлевающиеся структуры фрактального типа…
— Мать моя женщина! — Тополь толкнул меня локтем под бок. — Да я столько умных слов со школьного экзамена по физике не слышал!
— Уверен, ты и там их не слышал.
— А мне вот что интересно, — вполголоса сказал Тигрёнок, его глаза горячечно блестели. — Это получается, у него, у Инвестора, где-то уже и воронка присмотрена. И, главное, изнанка!
— Ты идиот, Тигрёнок, — сказал я, озаренный внезапным прозрением. — И воронка, и изнанка — они у него внутри, в Пирамиде! Соответственно, стоит внести внутрь «подсолнухи», и система будет в сборе!
— То есть Пирамида превратится в летающую машину времени? — вытаращив глаза, спросил сообразительный Тигрёнок.
— Братва, — пробормотал пораженный нашими дискуссиями Тополь, — да вам не по Зоне шариться надо, а диссертации, нах, писать!
— Это к Тигрёнку. На меня тут надежды уже никакой. Стар стал ваш дедушка…
Хотя мы по-прежнему находились на борту битого всмятку вертолета «Корморан», я чувствовал себя зрителем, купившим билеты на дорогое шоу под открытым небом.
— Я готов, Севарен, — сказал Инвестор довольно пафосным тоном. — Сейчас я приведу в действие систему ионосферной ПРО «Цикламен», разработанную передовой советской наукой.
— Я в нетерпении, — учтиво отозвался Севарен.
Вся эта суета заронила в мое сердце тревогу. Я посмотрел на Гайку — как бы не вышло ей вреда от всех этих подозрительных приготовлений.
Однако саму Гайку, похоже, собственная судьба волновала значительно меньше. Игнорируя своих конвоиров, которые хотя и не держали ее больше на прицеле, но попрежнему были крайне напряжены, она села на корточки, облокотилась о колесо битого «Корморана» и, обняв колени руками, скованными наручниками… задремала!
«Есть женщины в русских селеньях, — подумал я. — Тут товарищи апокалипсис готовят районного масштаба, а эта гражданка дрыхнет, несознательная».
И тут начало-ось…
Небеса огласились заунывным протяжным скрипом эпической мощи.
Панцирь льда-21, сковывавший всю Пирамиду, дал несколько исполинских горизонтальных трещин.
Множась, просыпались вниз осколки — маленькие лишь в сравнении с громадой Пирамиды. Они, каждый величиной с легковой автомобиль, сыпались на землю, калеча все, что попадалось на пути.
Раздалось несколько истошных человеческих криков.
Но ни доктор Севарен, ни, уж конечно, Инвестор и не думали напрягаться по поводу гибели всех этих козявок, или как они сами выражались — людишек.
Впрочем, не стану врать, чтобы я сам как-то особенно переживал за людишек. Меня интересовала только Гайка, но она находилась в сравнительной безопасности, вблизи Севарена.
Заунывный звук нарастал. Вместе с ним росли и плоские решетчатые конструкции, выдвигавшиеся из широких пазов в гранях Пирамиды. Только когда они вышли на высоту пятиэтажного дома каждая, до меня доперло, что это антенны. Несомненно: излучающие антенны.
— Как вы думаете, Владимир Сергеевич, при помощи вот этих антенн они и будут убивать Радар? — осведомился всечасно любознательный Тигрёнок.
— Не вижу вариантов, — ответил я.
В эти минуты я жалел лишь об одном: что нету со мной видеокамеры. Это же озолотиться можно, если запись с такими вот событиями продать.
Как видно, эта же мысль пришла в голову и Тополю. Он достал свой новехонький ПДА, купленный явно для того, чтобы понтоваться перед женой минигарха, и принялся снимать.
— Подаю высокое напряжение! — прогрохотал Инвестор.
Севарен одобрительно кивнул.
Звук изменил свой характер.
Теперь это было громкое, басовитое жужжание — ни дать ни взять гигантский летающий трансформатор.
В течение полутора минут не происходило ровным счетом ничего зримого.
А потом мы увидели луч. Нет, с большой буквы — Луч.
Он был таким плотным, что казался осязаемым.
В воздухе зашипели капли влаги — это Луч прошивал серые войлочные тучи.
В нос шибануло озоном — как от близкой мясорубки.
С вкрадчивым потрескиванием мои волосы, распущенные по плечам, образовали прямой угол с затылком.
Волосы Тополя так вообще встали дыбом.
— Ёкалэмэнэ, — недовольно проворчал Тополь. — Что за нахер?
И тут меня «накрыло». Я увидел то, чего вовсе не должен был видеть. И не мог бы видеть — с позиций здравого смысла.
Я увидел Радар — полукилометровую стену ажурных железных плетений, одно из самых зловещих сооружений по эту сторону Периметра.
Вот смертоносный Луч, отраженный от тропосферы, обрушился на Радар словно бы прямо из космоса.
Его голубой и, казалось, мертвенно-холодный палец методично пересчитывал один за другим железные волноводы. Будто великан искал слабое место в ограде замка заколдованной принцессы.
Но вот Луч остановился. Там, где он вгрызался в стальные конструкции Радара, юркими ящерками забегали молнии. Затем заряды начали стекаться к узлам стальной решетки, концентрироваться, разрастаться… Наконец заряды отрывались крошечными шаровыми молниями! Эти молнии, разлетаясь, били в соседние конструкции и взрывались, как новогодние петарды.
Но весь этот зрелищный фейерверк был всего лишь внешней стороной весьма разрушительного процесса.
Фокус моей камеры поплыл… И я тут же увидел следующую картинку.
Пультовая комната Радара. Его «Центральный отсек», как выразился бы Инвестор.
Конечно, там не было фонтанов искр из мониторов и дымящихся клавиатур, как непременно показали бы в любом художественном фильме — хоть самом дешевом, хоть самом дорогом.
А что было? А вот что: степень ионизации, созданная Лучом, была столь высока, что пробой противоатомной защиты Радара убил одновременно всех операторов и поджёг весь объем пультовой.
Горел, казалось, сам воздух. В ревущем пламени лопался пластик. Изблевывали свою закипающую начинку приборы…
«Радара больше нет», — понял я.
— Что ты сказал? — Тополь теребил меня за плечо.
— Радара больше нет.
— Ну, если он, этот железный чувак, не промахнулся…
— Он не промахнулся, — веско сказал я.
Глава 24. Инвестор летит в СССР
I'm back in the U.S.S.R.
You don't know how lucky you are boy…
Back in the U.S.S.R., Beatles— Спасибо тебе, Инвестор, — сказал Севарен. Лицо доктора сияло едва ли не ярче, чем его суперкостюм супермена. — Ты даже не представляешь себе, как много для меня значит то, что ты сделал.
— Ты уже говорил мне об этом. Не надо повторяться, — холодно бросил Инвестор.
— Ну, раз уж тебе неинтересно говорить о том, что волнует меня, — дипломатично парировал Севарен, — давай поговорим о том, что волнует тебя.
— Что тебе интересно узнать? У меня еще есть время. Пока трансфокаторы хрононового излучения проходят обработку и собираются в аддитивную цепь. От восьмидесяти девяти до двухсот семи секунд в зависимости от ряда непрогнозируемых характеристик трансфокаторов.
— Я так понимаю, ты планируешь совершить путешествие во времени. Так?
— Верно, — отвечал Инвестор.
— Но в какую именно точку прошлого ты намерен отправиться? — спросил Севарен и тут же, не дождавшись ответа, прибавил: — Лично я бы на твоем месте посетил Древний Рим эпохи цезарей… А именно времена Цезаря Августа. Хотел бы я увидеть битву при Акциуме! И, между прочим, мне как мужчине интересно проверить, так ли хороша была Клеопатра, как историки о том рассказывают…
Севарен так оживился от этих слов, что даже вскочил с места. Было видно, что профессор сел на своего конька. И намерен скакать на нем, пока кто-нибудь не огреет его по уху лопатой.
Но Инвестору, похоже, времена цезарей были глубоко плоскопараллельны.
— Мне не интересен Древний Рим. Я создан гением передовых советских ученых не для исследовательских целей, а для решения важнейших военно-политических задач Союза Советских Социалистических Республик, — отчеканил Инвестор.
Севарен аж присел от неожиданности. Улыбка сползла с его немолодого морщинистого лица.
