Сергей Спящий - Время terra incognita

— Прекрасно! — оборвал Коулман: —Напишите это в докладе и подпишитесь под ним. И не дай вам бог оказаться неправым. Последствия этого могут быть самыми ужасными… для вас, Эндрю. И что вы там говорили о псевдоличностях живущих в процессорах и блоках нашего Либерти?

— Самопроизвольно возникшие образования— пояснил куратор проекта «свобода»: —Неизбежное следствие его разумности. Разум, если это можно назвать разумом, Либерти искусственно расщеплён как у больного шизофренией. Это сделано намеренно, в целях лучшей управляемости. Время от времени в его глубине возникают обособленные информационные кластеры имеющие подобие «чувств», «стремлений» и «желаний». Мы успешно гасим их. Собственно из-за одного такого информационного кластера, одной вырвавшейся на поверхность псевдоличности и произошёл досадный инцидент при испытаниях умения Либерти управлять боевыми частями на полигоне. Уверяю вас, генерал, больше такого не повторится. Никогда. Мы учли ошибки и приняли меры.

— Надеюсь— предупредил Коулман: —Второй раз скрыть столь массовые жертвы в невоюющей армии, в самом центре благословенных соединённых штатов, будет непросто…

Глава 16

Сколько десятков веков живут люди на земле, и вечно у них беспорядок в любви! Ромео и Джульетта, Отелло и Дездемона, Онегин и Татьяна, Вера и Сильвестров. Когда это кончится? Когда наконец на сердца влюблённых будут поставлены манометры, амперметры, вольтметры и автоматические быстродействующие огнетушители? Когда уже не нужно будет стоять над ними и думать: повесится или не повесится?

С начала войны в работе исследовательской группы Мотылька многое изменилось. Нет, больше работать не стали. Работать ещё больше, чем раньше, было невозможно. В сутках всего двадцать четыре часа и никакие ухищрения не добавят лишний час и даже лишнюю минуточку прибавить не смогут. Любимая работа по-прежнему приносила удовольствие. Вроде бы всё как было. Только появилось какое-то остервенение. Теперь они являлись не просто повитухами, обеспечивающими рождение будущих интеллектов, но и кузнецами грядущей победы. Конечно, не только они. И не они одни. И не совсем кузнецами победы, скорее кузнецами оружия для победы.

Так что же изменилось, кроме давящей на плечи и вдохновляющей на новые поиски ответственности? Давящей и вдохновляющей.

Во-первых, Москва прекратила еженедельно требовать десятки отчётов с Мотылька. Вообще прекратила требовать отчёты. Вообще — от слова полностью.

Во-вторых группу Мотылька усилии эвакуированными с линии фронта специалистами. По возрасту они годились Мотыльку и Коню в отцы, в крайнем случае, в старшие братья. У них были растерянные глаза и какое-то непонятное смущение, будто бы они находились в магазине стеклянной посуды и боялись сделать лишнее движение, чтобы ничего не разбить. Самой войны никто толком не видел. Сорвали с места. Перебросили в глубокий тыл. Включили в профильные коллективы, работающие над совсем другими задачами. Часто бывало, что семью вывезли в другой город, а специалиста сюда потому, что здесь нужнее специалист его профиля. В начале пользы от такой ротации выходило не много. Новичков приходилось вводить в курс дела. Зато новые люди приносили с собой новые идеи. Да и лишние умелые руки отнюдь не были лишними.

В группу Мотылька только один человек попал непосредственно «с фронта». Дочерна загорелый, высокий, с залысинами мужчина представившийся «дядь Женей». Его так все и называли. Пока однажды Мотылька не осенило, что «дядя Женя», он же Евгений Григорьевич Смоленский, тот самый Смоленский, который настраивал большую электронную машину на третьем ОрЗавТехе — самом большом в мире орбитальном заводе по выплавке сверхчистых материалов. Нашумевшая история произошла лет семь назад. Мотылёк уже не помнил толком, что там было. Из-за компьютерных неполадок работа собранного на орбите завода оказалась парализована. Присутствовал ещё и политический мотив. Получившая широкое освещение в прессе, стройка самого большого в мире орбитального завода завершилась с помпой и вдруг такой конфуз. Нежданный подарок западным службам пропаганды.

Силами обслуживающего персонала справиться с поломкой не удавалось, пришлось везти специалистов с земли. Смоленский уже тогда был известным космическим инженером, монтировавшим системы управления в лунных базах имени Колмогорова и Рокоссовского. Его тоже подключили к поиску неисправности, вместе с писавшими софт программистами, инженерами и космическими монтажниками. Там, кажется, вообще всех подключили, до кого смогли дотянуться и кого сумели выдернуть. Проблему нашли. Поломку исправили. Из Смоленского сделали героя и, надо сказать, вполне заслуженно.

А они: дядь Женя, дядь Женя! К учёным с мировыми именами у них как-то уже привыкли. Вот настоящий, да ещё и знаменитый, космонавт был всем в новинку.

Когда о его прошлом стало известно в коллективе, Смоленский посетовал: —Зря тогда согласился. Что вы на меня смотрите влюблёнными глазами? Шумиха только работать мешала. Даже сюда докатилась, проклятая. Надо было отказаться. Надо было!

Но это потом открылось, далеко не сразу.

Война застала Евгения Григорьевича в отпуске, в приграничном городке. В отряде гражданской обороны он сдерживал атаки запрограммированных, пока население спешно эвакуировали, а на подступах к городу окапывались красноармейские части. В отличии от прочих, опалённых лишь тенью от тени настоящей войны, дядя Женя выглядел скорее собранным, чем растерянным. Даже когда он улыбался, прищуренные глаза смотрели требовательно и зло. Это была особая злость — злость к работе. Среди учёных в научной группе лентяев не имелось. Однако если остальные работали самозабвенно, то дядя Женя трудился с остервенением. Казалось, он хочет не решить очередную проблему, а убить её, растерзать, вцепится зубами. Мотылёк полагал: дядя Женя потерял в битвах у приграничного городка кого-то близкого, но ни за что не осмелился бы спросить об этом у него самого.

Как специалист, дядя Женя, был выше всяких похвал. Как человек тоже. Тем более космонавт. И герой (ходили слухи, что для того, чтобы вывести его в в тыл, пришлось отобрать оружие и связать). Вот только находится рядом с ним учёным, знающем о идущее войне исключительно из информационных сетей, было, как бы это сказать, немножко стыдно. Война не отпустила до конца Евгения Смоленского, героя, космонавта, учёного.

По просьбе Мотылька его перевели заместителем начальника инженерной службы следящей за целостностью сетей и работой суперкомпьютеров. Всё же по основной профессии дядя Женя работал больше с железом и монтажом, чем с программами и виртуальными сущностями.

Наконец, в-третьих, в Красловск прибыл новый человек из Москвы, явно состоящий в высших чинах в комитете государственной безопасности. Он был средних лет, с добрым лицом, прекрасно разбирался в теме, понимая объяснения Мотылька и Коня буквально с полуслова. Всё требуемое им для продолжения работ доставлялось мгновенно. Мотылёк сначала недоумевал по поводу отсутствия необходимости в заполнении отчётов, пока не сопоставил беседы с новым безопасником и будто бы по волшебству возникающее оборудование, на отсутствие которого он сетовал мимоходом.

Самым примечательным в новом безопаснике казались глаза. Грустные, с затаённой печалью, они не соответствовали доброму лицу. По этим глазам было видно, что они могут быть жестокими, даже очень жестокими. Но, всё-таки, определяющим в них была печаль по чему-то потерянному или недостижимому, а не необходимое для человека его профессии умение быть бескомпромиссным.

— Возможно новый безопасник тоже, на свой лад, мечтает о кораблях и городах— как-то пришло в голову Мотыльку: —Но откуда тогда эта затаённая грусть во взгляде. Неужели только лишь рабочая «маска». Нет, «маску» можно подобрать и лучше. Его печаль настоящая. Может быть от того, что высокопоставленный безопасник в детстве мечтал вести корабли и строить города. Или даже выращивать искусственные интеллекты и дружить с ними, а не обеспечивать безопасность и наблюдать за их создателями. Самому Мотыльку не «прочитать» безопасника, а спрашивать он тем более не станет.

В лаборатории Мотылёк и Наташа появились в начале восьмого часа утра. Там уже сидел необыкновенно радостный и довольный Конь и ещё несколько человек. Атмосфера, сохраняя присущую ей деловитость, полнилась скорым ожиданием какого-то, несомненно, радостного и хорошего события.

Наташа спросила: —Что-то случилось?

Вскочивший из кресла Конь помог девушке снять ветровку, заработав не столько недовольный, сколько удивлённый взгляд Мотылька.

— Ничего не случилось!

«Девочки» Коня, сидящие на местах дежурных операторов контроля, синхронно проводили исполненный галантности кульбит второго руководителя (первым был Мотылёк) подозрительными взглядами.