Александр Уралов - Долгий дозор

И решила она тогда про себя, что кровь свою в последний полуживой фильтр нальёт, хоть немного воды получится. Надо только в тень, в тень под крутые берега уйти, чтобы не потерять сознание, а то всё зря получится! Спасёт отца, а там, может, доползут они всё-таки до ген-саксаула спасительного! Немного же осталось… километр-полтора!

И вышел им навстречу молодой дозорный Камиль-красавец. Девчонка, закусив губу, засохшим илом вся перемазана, умирающего мужчину тащит волоком. И так-то губу закусила, что даже не замечает, что на подбородке струйка густеющей от обезвоживания крови засохла. На всю жизнь шрамик остался…

И не успел Камиль-красавец ближе подойти, а девчонка уже калаш к плечу: «Кто?!» — и в глазах мрачный пламень полыхнул… а сама в тень забытья уже вступила. Так и нажала на курок, теряя сознание. Камилю пуля в плечо вошла, возблагодарим Господа-Аллаха за то, что не убила его тогда мама Таня!

Так и тащил Камиль-красавчик деда Егорова, чудом выжившего, отдав отцу и дочери всю воду во фляжке. Девчонка сама шла, отказалась от помощи. Калаш в боевом положении держала и больше всего боялась, что упав, не встанет уже. Не сможет. А у ген-саксаула, собрав немного ягод, Камиль по четыре ягодки каждому отдал. А к ночи сознание потерял от боли.

Господь-Аллах, маме Тане тогда всего-то двенадцать лет было!

Так и влюбился Камиль навсегда! До самой смерти только одна женщина для него на свете существовала — Танюшка его милая. И замуж она за него через три года вышла, и Егора ему родила, и жили они душа в душу до самой смерти мамы Тани от проклятой горячки… упокой Господь-Аллах её и сгинувшего мужа её, и её отца Николая среди праведников.

…седая прядь через все её волосы тёмно-русые тянулась. Тогда-то она и появилась. Видно, смертный страх тогда ей душу оледенил, как сказал им много позже мулла-батюшка. Бывает такое… даже у совсем юных девчонок…

«Плечо твоё не болит больше?» — отца спросила. Отец сказал, что нет, не болит, любимая моя. Она глаза закрыла и затихла.

Над ухом тихо прожужжал «комар». Что это он так близко от палатки делает? Их и так осталось меньше малого… большая часть грузовичок охраняет со всем их скарбом, а тут ещё один от службы отлынивает. Хоп! Второй пролетел… видать Савва чего-то колдует…

Из ничего высунулась сияющая физиономия Ромки-джи и скосила глаза, пытаясь увидеть себя сбоку.

— Егор, сними меня на калаш, а?

— Там у камеры заряду секунд на десять… — неохотно сказал Егор.

— Да сними, сними! Не поверят же!

— А чего тут верить… подумаешь, задницы нет…

Ромка-джи ещё немного поклянчил, а потом Егор всё-таки снял Ромку-джи на камеру калаша. Отвлёк его друг от мрачных мыслей. А значит, заслужил! Зрелище и впрямь было забавное — висит посреди песков и руин весёлая голова и зубы скалит, язык показывает. Городской ребятне будет что показать. Жаль, только, мало всего! Ну, там кое-что Егор втихомолочку снял, само собой. Даже паршивый старикашка комбинат-мастер крупно есть. Но снято всё буквально-таки по кадрику, по два. И карачи — крупно… каждое малое щупальце на «морде» видно. Не по-людски, конечно, — скудно, — но будем надеяться, что Зия с Саввой своими файлами поделятся. У них, наверняка, много чего отснято… не всё же подряд стёр им проклятый карачи!

Надо сказать, странная штуковина, конечно. Опять же… только и остаётся жалеть — нет с нами деда! Сидит он сейчас на сияющем престоле, — с Господом-Аллахом радостно беседует… не до нас ему теперь. Уж дед-то объяснил бы, наверняка, что почём! О карачи он всё-всё знал, до самых тайных тонкостей. Считал, кстати, что спутники и карачи между собой в Демонскую Сеть связаны. Ромка-джи как-то спросил деда, есть ли, мол, карачи в космосе? Дед поразмышлял и сказал: «В космосе вряд ли, а вот на Луне и на Марсе — точно есть!» — и Егор потом ещё долго гордился, какой у него дед разумом сильный.

«Автоматическая долговременная огневая точка (дот) — поганая штуковина. Сидит себе в земле, тянет вниз корни автономной установки, боезапасы нанотехом себе выращивает, сторожит. Сто лет сидит — сто лет патроны и снаряды копит; оружие в порядке держит, склады расширяет. Чем старее, значит, тем и опаснее. Уничтожение — только тяжёлым оружием!

И пишите — есть два вида дотов! Обычные, сторожевые — те сами себя от песка очищают, сектор обстрела постоянно поддерживают в уставном порядке… и показывают себя открыто, не таясь, — мол, не суйся!..

… и «хитрые». Вот, уж, всей погани — погань. Наружу только рецепторы едва-едва видны… и те под песок маскируются. Но как только цель показалась… считай, в пыль размолотит! Точность на первых порах невелика — пока он там высунется, осмотрится по-настоящему, — но с каждой минутой она всё лучше и лучше! Так что, засранцы, — Господь-Аллах, упаси — напоретесь — давайте дёру, как можно дальше… если времени хватит, конечно, за охраняемые им границы успеть смыться!

Возблагодарим Господа-Аллаха, мало их! Дорогая была штука… да и ненужная, в общем-то. Против глубинных фугасов — и вовсе никчёмная. Как «шайтан-червей» в серию запустили, так и доты потеряли своё значение. Те, понимаешь, могли подземную защиту взламывать. Ну, правда, к тому времени и война к концу подошла…»

Аминь всем ушедшим. Не нам их судить — ни врагов, ни правоверных.

Аминь!

На «хитрый» дот они напоролись часа через два после того, как снова двинулись в путь.

Ох, недаром Егору дедушка снился, недаром! Плакал старый… и всё руки к внуку протягивал, помоги, мол! Он, хоть и горбатый был, — ещё в юности взрывной волной о стену шарахнуло, — но сильный… красивый. Глаза синие… как небо! До самых последних дней никому за собой ухаживать не позволял… сам, всё сам.

А тут плачет и не может трясущимися руками ген-галеты краюху разломить… и мулла-батюшка рядом стоит, скорбно так… и не помогает старику.

«Попрощайся с дедом, Егор, — говорит, — отходит он!» — и мертвецкую начинает… это при живом-то! При живом ещё человеке!

А голос твёрд, хоть и сквозит в нём скрытая тайная мука:

«Господь-Аллах — пастырь мой; вовеки теперь я ни в чем не буду нуждаться! Только Ты упокоишь меня на тучных полях и уведёшь меня к водам тихим, обильным, — укрепишь душу мою, направишь меня на пути Правды ради имени Своего.

И когда я пройду долиною смертной тени, я не убоюсь зла, потому что Ты со мной!

Твоя власть, Твоя любовь — они успокаивают меня.

Ты приготовил предо мною трапезу на виду у ныне бессильных врагов моих! Ты гладишь голову мою; вот и чаша Судьбы моей преисполнена.

Благость и милость Твоя, они сопровождали меня во все дни жизни моей.

И я пребуду в доме Господнем — многие дни!»

Тут Егор и проснулся.

Скрипели борта грузовичка. Ромка-джи, откинув дверь-полог фургона, пытался помочиться на ходу прямо через задний борт. Грузовик оступился, и Ромка-джи с проклятием окатил, как и дверь, так и собственные колени…

Пахло свежими ген-галетами. Савва тут как-то объяснил мимоходом, что «ген-галетами» их кличут по невежеству. Ничего генетически изменённого в них нет. Нанотех нанотехом… от Установки. Просто прижилось такое название, вот и всё. А Юсуф упоминал о том, что глюкоза, как источник энергии для мышц машинных, и сладкая глюкоза, которую человек пьёт — два разных вида. А называются они одинаково.

Век живи, век учись! Никогда бы не подумал, отчего и почему всё это….

После кошмара есть совсем не хотелось и Егор, свернувшись калачиком, просто молча смотрел. Комбинезон потихоньку поддувал приятную прохладу. Под головой уютно покачивался рюкзачок. Зия опять слушал дутар… а приятная, надо сказать, у него записана музыка! — и проглядывал какие-то научные файлы, одновременно потягивая ген-кумыс с двойной дозой глюкозы — это он любил, не меньше, чем науку свою…

Вчера, считай, весь день то с Москвой переговаривались, то с Комбинатом, то со старостой Володей. Слава Господу-Аллаху, на кровную месть они всё-таки не напоролись, что бы там ни болтали Ромка-джи и перепуганный староста.

Да и рассудить здраво — на кой ляд эта самая месть тому же комбинат-мастеру? Его дело привычное — все секреты только у него… — кто ещё на Челябинск и Полевской аккумуляторы гнать будет? Да, считай, весь Урал только Комбинатом и живёт в том, что аккумуляторов касается.

Хотя это не так уж и заметно в повседневной жизни пустыни. Много ли их надо, этих батареек и аккумуляторов? Вон, у Егора в комбинезоне три штуки стоят… так ещё от деда! Так они и до внуков, поди, доживут, — благо, что дед их ставил ещё на памяти Егора. Полураспад у них двадцать девять с половиной лет — а прошло всего лет восемь. Тем паче, что это так… на подкачку нанотеха… а солнце сколько даёт? Да всё основное и даёт!