Дмитрий Казаков - Идеальное отражение
Обошлось, дубль не попытался убить моих спутников или повредить мое тело.
Или просто не смог.
– Он сейчас в Сосновом Бору, рядом с АЭС, – сказал я, садясь и пережидая приступ головокружения. – Предлагаю немедленно отправиться туда и привести всю историю к логическому финалу.
– Как скажешь, большой босс. – Синдбад протянул руку и помог мне подняться. – Маркер дать?
Вопрос был риторическим – без этого приборчика, легко умещающегося на ладони, путешествовать из локации в локацию, не рискуя собственной задницей, может разве что Избранный.
Зона чернобыльского тамбура продолжала оставаться пустынной, и до входа в гипертоннель мы добрались без помех. Сосновый Бор встретил нас начинающимся снегопадом, и мне вновь вспомнилась та ночь, когда я брел тут, безоружный и почти голый.
– Что, чувствуешь себя дома? – спросил я у Колючего.
Беглый праведник посмотрел на меня с жалостью, и мне стало совестно – у каждого из нас имеются неприятные воспоминания, и не стоит бередить чужие неосторожным словом.
Мальчишке, в чьем прошлом прячутся сжигаемые заживо люди, и так нелегко.
– Нет, не чувствую, – огрызнулся он и поспешно застегнул маску, словно пытался отгородиться от всего на свете.
Громада ЛАЭС виднелась прямо от тамбура – очертания корпусов на юго-западе, частокол труб, уходящие на восток опоры ЛЭП, но на самом деле до нее было еще топать и топать.
Мы выбрались из руин детского городка, оставили позади свалку ржавых механизмов и зашагали по обочине ведущего к электростанции шоссе. Почти тут же пришлось обходить скопление ловушек – несколько «Мухобоек», «Алмазную пыль» и три «Магнита».
Едва мы закончили обходной маневр, как я почувствовал толчок внутри головы, похожий на тот, что посетил меня в Академзоне. Перед глазами вспыхнуло, словно кто-то зажег пучок бенгальских огней, но на этот раз вслед за светом пришло не видение, а глубокая темнота.
– Проклятье... – сказал я, потирая ноющий лоб. – Похоже, когда мы с дублем близко, связь усиливается...
– Ты что-то видел? – спросил Синдбад.
– Нет, ничего... – И тут я сообразил, что тогда, когда мы сражались в руинах Академгородка, толчок прикатился с той стороны, где в тот момент находилась моя блудная копия.
Выходит, сейчас я тоже должен был уловить направление.
Но, если верить ощущениям, то дубль сейчас где-то точно к югу от нас, немного в стороне от станции. Но можно ли им доверять и вообще полагаться на то, что приходит в мозг помимо имплантов и органов чувств?
Ответа на этот вопрос я не знал и на несколько секунд замер в сомнениях.
– Идем дальше, – сказал я, решив, что «видение» – более надежный источник информации, чем какие-то там толчки в черепушке, пусть даже и ориентированные по сторонам света.
И все же я попытался с помощью имплантов заглянуть как можно дальше в том направлении, откуда пришел тревожный сигнал. На мгновение мне показалось, что я вижу... ощущаю высокого человека, неспешно шагающего на восток, но мгновение это прошло.
Сомнений же не стало меньше.
Зато куда больше стало забот – ровно через пять минут, когда выяснилось, что дорога к ЛАЭС вовсе не свободна и не открыта для гостей. Справа по курсу, со стороны моря, появились три бота-андроида и решительно зашагали в нашу сторону, пошевеливая ручонками-армганами.
– Вот и охрана встречает, – пробурчал я, и тут же радар выдал еще две «метки»: у самой ограды станции торчали чугунки покрупнее ботов, рапторы или даже скорее носороги.
– С хлебом-солью? – спросил Синдбад.
– Тогда уж с «аккумулятором» и машинным маслом. – Мне представился бот, держащий в лапах узорное полотенце, а на нем «Сердце зверя» в форме каравая и сверху чашечка с густой, жирно поблескивающей жидкостью. – Хотя от этих железных разве дождешься...
Биомехи открыли огонь издалека, и нам пришлось залечь.
Я вытащил «Страйк» и с завистью глянул на соратников – пистолет, конечно, штука хорошая, но в дальности боя и разрушительной мощи он уступает и «мегере», и «карташу». Моя участь в предстоящем бою – безропотно ждать, когда чугунки подойдут поближе, если им, конечно, позволят это сделать, и только затем вступить в дело.
Перестрелка не затянулась – одного бота снял Синдбад почти на километровом рубеже, напрочь снеся ему башку, а другие двое угодили под выстрел Колючего, и разом превратились в металлолом.
– Ну вот, – проворчал я. – Так и буду теперь за вашими спинами отсиживаться?
– Не бойся, – сказал Синдбад. – Я одолжу тебе ИПК, чтобы ты мог пристрелить дубля.
– И на том спасибо, – я кивнул и впервые задумался, смогу ли я убить человека... существо, как две капли воды похожее на меня, сумею ли выстрелить в зеркало, зная, что оно испытает боль и умрет?
От подобных мыслей в животе образовался холодный ком.
Избавиться от него помогла схватка с двумя носорогами, что ринулись нам навстречу, точно собачонки, заметившие на улице кошку. Встретили мы их, как полагается, и первый чугунок, словивший плазменную гранату прямо в морду, улетел в кювет – догорать.
Второй ухитрился добраться до нас, и расстрелянный в упор, все-таки продолжал мчаться вперед.
– Мать ети! В стороны! – гаркнул я, понимая, что эта махина, даже если захочет, не остановится.
Отпрыгнули мы вовремя – дымящая и ревущая туша пронеслась по тому месту, где только что были мы. Пропахала в земле борозду, со скрежетом вломилась в густые заросли автонов и там застряла. Металлические ветки зашевелились, оплетая так удачно подвернувшуюся добычу, несколько н-капсул лопнули.
По бокам носорога потек густой серебристый «сок».
– Надеюсь, что это все. – Синдбад поднялся, потирая ушибленный бок. – Или еще кто есть?
– Вроде пока никого, – я по очереди напряг импланты. – Подойдем чуть ближе, и я войду в форс-режим. Определим, где этот подонок, – тут голос мой дрогнул от ярости, – и разберем его на молекулы.
Мы шли, и атомная станция поднималась навстречу, представала нам во всей жуткой и величественной красе. Если Чернобыльская АЭС была всего лишь легендарными руинами, Ленинградская выглядела инопланетной постройкой, невесть как заброшенной в окрестности Соснового Бора. И это несмотря на то что она не могла похвастаться какими-либо архитектурными изысками или присущими Пятизонью извращениями.
– Пожалуй, хватит, – сказал я, когда до ограды осталось меньше километра. – Внимание, сейчас вылетит птичка...
Не помню, в каком из увиденных в детдоме фильмов я услышал эту присказку фотографов прошлого, да и позапрошлого века, но она почему-то намертво вплавилась в память.
Птички, естественно, никакой не было, был форс-режим, сообщивший мне, что в окрестностях нет ни одного человека или хотя бы теплокровного живого существа, но что на территории станции в настоящий момент находится около тридцати монстров, по военной классификации именуемых «изделиями техноса».
По-нашему же, по-простому – чугунков.
В первый момент я испытал разочарование, потом досаду на себя: как же так, не поверил собственным ощущениям. Затем перебросил всю мощь восприятия на восток. Как бы перекатил ту сферу, внутри которой я располагался, так, чтобы находиться не в центре ее, а около изогнутой стенки.
И в поле моего зрения, которое одновременно было и слухом, возникла крошечная «метка».
– Сволочь... – прошептал я, понимая, что дубль обошел нас и теперь идет на север, к тамбуру.
Слабость ударила меня по затылку тяжелой мягкой ладонью, и сфера закружилась с бешеной скоростью. Перед глазами замелькали обрывки пейзажа, лица моих спутников, «метки» биомехов за оградой АЭС.
А потом стало темно.
Как выяснилось секундой позже, я даже не смог как следует потерять сознание – зашатался вроде бы, но тут же выправился, только затряс головой и очумело захлопал глазами, словно разбуженная в полдень сова.
– Ну? – нетерпеливо сопя, спросил Колючий.
– Баранки... – я осекся, понимая, что единственный, кто сейчас достоин резких слов – это я сам: прошляпил, пропустил, а ведь имели шанс перехватить дубля, не дать ему уйти. – Его там больше нет... Он уходит на север, и если мы поспешим... то догоним его, обязательно.
Уверенность в голосе далась мне большим трудом, и Синдбад это заметил.
– Придется побегать? – спросил он.
– Как сможем, – отозвался я.
Бегать в боевом костюме – занятие не из легких и не из приятных, но Колючий – парень молодой и здоровый, бритоголовый – бывший солдат и наверняка помнит не один марш-бросок, ну а я... меня в свое время нещадно гоняли в тренировочном лагере, спрятанном в диких горах.
Через пару километров стало ясно, что все это было давно и неправда и что организм старого добра не помнит. Я едва не задохнулся, в боку закололо, а отсутствие рюкзака за спиной и груза в подсумках впервые показалось благом.
Перейдя с бега на быстрый шаг, я оглянулся на спутников – от раскрасневшегося и отстегнувшего маску Колючего валил пар, а лицо Синдбада выражало легкую степень озадаченности.