Максим Хорсун - Ушелец
— Мы выслушаем, чем мотивировал свои действия подсудимый, из его же уст, когда придет время для заключительного слова, — перебил Раскина темнокожий судья. — Домыслы свидетеля в этом аспекте существенной роли не играют.
— Если у защиты — всё, тогда мы перейдем к следующему этапу, — поддержала коллегу женщина-судья.
— У защиты — всё! — поспешно умыл руки майор.
— Вы свободны! — Раскину указали на дверь.
Он, не поднимая глаз, спустился с возвышения.
Закончилось. Все закончилось.
Его даже не спросили о том, что случилось на Забвении. О Лендлордах, о сражении на Барнарде-1 и путешествии через закрытый космос Сектора Веги.
Он не находился на месте обвиняемого только потому, что Всеобщность нуждалась в нем. Обо всех его приключениях проклятая тварь знала и так; как знает родитель, что его почти взрослое чадо курит, но до поры, до времени не заводит разговор, поскольку не считает этот грешок самым большим злом.
— Федор! — вдруг окликнул его Шнайдер. — Что произошло на Забвении? Что ты там видел? Это услышат все! Скажи!
Раскин от неожиданности остановился.
— Как убить Грибницу? Ты знаешь! Скажи это! Тебя услышит вся Земля!!!
Повернулся к полковнику: тот застыл, схватившись руками за перегородку своего сектора. «Венчик» серых волос, обрамляющий лысину, торчал в разные стороны, будто был наэлектролизован, на открывшейся худой шее полковника конвульсивно пульсировали жаберные щели. Раскин отрицательно покачал головой. Он не знал. Верь, полковник, или не верь, — но он не знал. В то же время зал наполнился движением, будто кто-то запустил механизм лототрона. Замешкавшегося ушельца схватил за локоть парень в черной униформе и солнцезащитных очках, под которыми скрывались глаза «зомбака», и потянул к выходу из зала. Застучал молоточек председателя по чему-то пустому и гулкому, воображение Раскина сразу нарисовало покрытый лаком человеческий череп. Голограмм-операторы задвигали турелями визуализаторов, спеша захватить всех участников внезапного действия. Подполковник-обвинитель и майор-защитник проворно отпрыгнули в разные стороны, освобождая пространство для охраны в серебристых футуристических комбинезонах и закрытых шлемах. Шнайдера оторвали от перегородки и бросили на выдвинутое из стенной ниши кресло. Зафиксировали на запястьях и лодыжках эластичные ремни.
— Что произошло на Забвении? Федор! Ответь! Что произошло? Как убить Грибницу? Как убить?..
Даже в коридоре он продолжал слышать крики полковника.
Жалкое трепыхание рыбы, требующей от рыбака объяснения, на что именно и каким способом ее поймали.
Что бы ни произошло на Забвении, тебе это не поможет. Поздно. Опоздал, полковник, потерялся в событиях. Тайны Забвения никому больше не помогут. Перед лицом сурового приговора не имеет смысла прятаться за иллюзии. Даже если эти иллюзии были мотивом всех твоих предыдущих действий. Как твоя жизнь не была определяющим фактором существования человечества, так и смерть ничего не изменит в этом мире. Прощай, генерал необъявленной войны.
«Валиум, — Раскин сжал виски. — Скорее в номер… Валиум — отличное лекарство от дурных мыслей».
Глава 4
Ночью Раскину приснилось, что ему откусил ногу грязевой червь. Эти твари водились на Хамелеоне, опасные, словно противопехотные мины. Похожий случай имел место в реальной жизни, только пострадал не он, а парень из отряда. Бедолага. Раскин пытался держать его за плечи, пока медик накладывал жгут, а тот, обезумев от боли, схватил зубами Раскина за руку. Прокусил перчатку и добрался до ладони. До сих пор с тыльной стороны шрам остается. Человеческие укусы заживают неохотно, не имеет значения, нанесены ли они зубами или же словом.
Раскин сполз с койки, в одном белье вышел в безлюдный коридор и поплелся в гальюн. За узкими смотровыми щелями светили звезды открытого космоса. Корабль снабжения, названия которого Раскин не знал, — было не интересно, — двигался на своей максимальной скорости в сторону Забвения. Над ночной стороной планеты-убийцы Обигуровские споры и люди, зараженные Грибницей, соорудили импровизированную станцию, модулями которой стали корабли разного назначения. В их числе был, как выяснил Раскин, и «десантник» «Микадо», который не покидал системы 61-й Лебедя с момента своего пленения.
Раскин стоя у зеркала, и ему показалось, что его стигматы стали прозрачнее, в глубине лиловых пятен проявились красные капиллярные сети. Хорошо это или плохо — он понятия не имел. В любой момент он, конечно, мог обратиться к Всеобщности, но… да черт с ней! Прикоснулся к внешним проявления Грибницы пальцем, и они ответили беспощадным зудом. Пытаясь избавиться от омерзительного ощущения, Раскин опустил голову над раковиной умывальника, подставил ее под холодную струю. А затем долго тер череп вафельным полотенцем. Когда он снова приблизился к зеркалу, то едва не потерял сознание. У него возникла иллюзия, что он смотрит на себя двумя парами глаз (первая пара — его собственные, вторая — лиловые пятна в верхней части лба). Кроме естественного при таком раскладе «расфокуса», смущали и чувства: казалось, что нижняя пара смотрит на свое отражение со смесью жалости и брезгливости, а верхняя — с восторгом младенца, узнавшего груди матери.
Угнетенные клетки Грибницы, привитые ему Моисеем, прижились и, похоже, неполноценными себя больше не считали. Пора было поставить инопланетного паразита на свое место. Слегка прижечь ему пятки.
Едва успела сформироваться последняя мысль, как все его естество завопило, протестуя. Раскин приник все еще зудящим лбом к зеркалу, собираясь форсировать метаболизм, но, поборовшись с собой и проиграв — проиграв! — лишь плюнул в раковину.
Потом. Он сделает это, обязательно сделает. Но позднее.
Раскин поплелся обратно — в каюту.
Конрада Шнайдера признали виновным по всем пунктам обвинения. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, какой приговор вынесет ему Трибунал Федерации. Шоу закончилось хэппи-эндом, злодей наказан и справедливость торжествует. Информации о том, что приговор приведен в исполнение во Всеобщности не было, Раскин надеялся, что он успеет побывать на Забвении до того момента, как метафорическое копье пронзит метафорического дракона.
Он не должен думать об этом. Лишние мысли — прочь! Сконцентрироваться на предстоящей высадке…
Какое же это мучение: ежесекундно следить за тем, что происходит в твоих извилинах; пресекать опасные, могущие выдать тебя мысли до их зарождения. Он говорил с собой, затем обнаруживал, что с ним с доверительностью дорогостоящего психоаналитика беседует коллективное сознание Всеобщности. Попробуй не свихнись!
Раскин предполагал, что его отношение к Всеобщности невозможно укрыть от всезнающей системы. Закрывайся или не закрывайся, куй ментальные эгиды или укрывайся внутри панциря пустых, безобидных мыслей («вот — стакан, он граненый и сделан из стекла, сейчас я подойду и налью в него виски, виски — это алкогольный напиток…» — иногда ему казалось, что он готов писать оды пустому месту, лишь бы не выдать себя). Смесь из ненависти, брезгливости и страха просачивалась сквозь все мысленные кордоны, и Всеобщность шипела, словно разогретая фритюрница, но оставалась подчеркнуто дружелюбной и выходила на связь по малейшему требованию. Он был ей необходим. Всеобщность позволяла тешиться иллюзией свободы действий и свободы мышления, как домашнему хомячку — бегом внутри колеса, чтобы он, Раскин, не захирел и не издох в неволе раньше времени.
Вероника Элдридж во Всеобщности себя не проявляла. Может, ее перерождение еще не завершилось, а может, она уже движется от созвездия Голубя к созвездию Геркулеса в виде обезвоженной, ломкой статуи. Едва ли сорвиголовы «Небиро» оставят ее в живых, заподозри, что Вероника носит в себе Грибницу. Хотя проглядели же Павло, проглядели, будь они неладны!
Павло тоже не давал о себе знать. С одной стороны, у Раскина не было ни малейшего желания слышать его мыслишки в своей голове, с другой — хотелось бы подсмотреть хоть одним глазком, что предпринимает враг, дабы не позволить застать себя врасплох. Но Всеобщность не позволяла подобных манипуляций внутри системы. Она не допускала хакерства.
Грибница Раскина требовала протеины. Он понял это, открывая третью по счету банку с тушеной свининой. Есть абсолютно не хотелось, тем не менее он послушно счистил пластмассовой вилкой слой застывшего жирка.
Звезды в иллюминаторе пришли в движение, словно разноцветные частицы внутри калейдоскопа. Космос перевернулся «с ног на голову». На минуту в поле обозрения оказалась гирлянда сияющих навигационными огнями гиперпространственных модулей, находящихся в дрейфе, затем корабль накрыла тень. Обзор заполнила собой черная рифленая плита — утяжеленный броней борт другого корабля. Раскин понял, что грузовик, доставивший его в систему 61-й Лебедя, стыкуется с «Микадо».
