Влад Савин - Поворот оверштаг

- Однако же у вас в экипаже замполит есть. И показал себя очень даже полезным. Так ведь, товарищ Елезаров?

- Так точно, товарищ Сталин! Все так и было - при социализме. При Ельцине должность моя называлась «зам по воспитательной работе», мальчишки же совсем, восемнадцатилетние, дурь в башке! Ну а как сюда попали, пришлось выкладываться по полной. Цель же появилась: надо было обеспечить, чтобы личный состав не подвел!

- Значит, цель. А что, ее не было там? Отвечайте откровенно!

- Так точно, не было, товарищ Сталин. Вернее, таковой считалось построение мирового коммунизма. Однако… так было принято, что личному составу на политинформации называть ее не следовало категорически.

- Почему?!

- Потому что тогда обычно следовали ехидные вопросы: а почему американские и европейские рабочие не спешат свергать свою буржуазию? И будет ли мировая революция в ближайшую тысячу лет? И чтоб не подрывать авторитет партии и политорганов…

- А что говорилось по этому поводу в партийных документах? В постановлениях съездов? Как они объясняли этот вопрос?

- Никак, товарищ Сталин! Могу еще сказать, что курс «История КПСС» у нас в училище, как во всех гражданских и военных вузах, был обязателен. Но там на вопросы в билете по современным съездам отвечали все одинаково: «успехи промышленности, подъем сельского хозяйства, торжество советской науки, империалисты же строят козни и грозят войной». В общем, побольше громких и общих фраз. И все!

- А по не современным?

- До семнадцатого года - очень подробно. Разбирались как произведения Ленина, так и ситуации, в которых они писались, как и почему. Рассказывалось, чем та или иная идея была правильна. В ваше время, товарищ Сталин, просто перечень оппозиций: выступили против, были опровергнуты, уничтожены. В чем была их неправота? В том, что были против. Затем - героическая борьба советского народа в этой войне, роль партии, а дальше, как я уже сказал.

- Так какая же у партии была цель, товарищ Елезаров? Чем партия занималась?

- Товарищ Сталин, я не могу ответить на этот вопрос! Мирное время, никто не собирается развязывать войну, экономика развивается более или менее, контрреволюции давно нет, как и враждебных классов. В то же время для выхода на мировую арену сил не хватало. Выходит, что единственная цель была - поддержание своего существования. Варились в собственном соку. Вывешивали лозунги, в которые никто уже не верил. Нет, не были против - но не были и за.

- То есть вся партия, или по крайней мере ее руководство, стала вдруг враждебной народу?

- Нет, товарищ Сталин! Просто когда нет цели, нет и дела. Еще у Ленина было про «примнувшую к нам как к победителям коммунистическую сволочь, которую надо вешать на вонючих веревках». В партии были и герои, и… совсем другие. Но когда нет дела, то все, в том числе и герои, не лишенные человеческих устремлений, заботятся прежде всего о себе. А также без дела и цели герои становятся не нужны, и наверху оказываются другие. Партия не могла не проиграть, потому что оказалась в текущий момент идейно безоружной и бессильной. Лозунги «Власть - наша!» и «Нашу собственность не трогать» были чужими и для рядовых членов, и для народа, да и для верхушки это было не то, за что следовало бы умирать. А других лозунгов не было, потому что не было идеи. Идеи не было, потому что она осталась в семнадцатом году. И мертвые лозунги похожи на шаманские заклинания, смысл которых был непонятен даже адептам.

«Сволочь Никитка! - подумал Сталин. - И тут подгадил. Мой „Краткий курс" запретил, оставил лишь перечень оппозиций. А то, что иудушка Троцкий предлагал броситься на весь мир со штыком наперевес, пусть ляжем все, но чего-то разожжем? Да и Бухарин носился со своим „крепким хозяином", новым Столыпиным себя вообразил, не понимая, что времени НЕТ. Где бы мы были с твоими ситцами и хлебом, но без Магнитки и Уралмаша? У меня-то как раз это объяснялось, жила идея, отчего так, а не иначе. Это ты мое стер, а своего не создал! Еще один счет к тебе!»

- И что такое, по-вашему, «живая» идея? Споры? Значит, опять оппозиция? Вы считаете, что мы должны ради этого терпеть врагов в своих рядах? Следовать принципу буржуазной «демократии», когда явный враг общества неприкосновенен, пока лично не совершил наказуемый поступок? Ждать, пока он нанесет вред, и лишь после обезвреживать? А как быть с теми, кто лишь кликушествует, подстрекая других, как ваша Новодворская, например?

- Нет, товарищ Сталин! Речь идет не о тех, кто открыто показывает свою вражескую суть. Но скажите, кто более опасен? Тот, кто верит в одну с нами цель, коммунизм, но считает, что к ней надлежит идти другим путем, более правильным, на его взгляд, - или тот, кто голосует «за», сам не веря ни во что, кроме собственного блага, и предаст при первом же удобном случае? Не вы ли говорили, что один враг, которого мы не знаем, опаснее десятка уже известных?

«Во Григорьич завернул! - подумал я с восхищением. - Вот только как бы не спровоцировать новую „охоту на ведьм", перед которой тридцать седьмой померкнет?»

- Вы что-то хотите сказать, товарищ Сирый? Или с чем-то не согласны?

«Заметил, что наш мех, слушая Григорьича, сидит как на иголках».

- Только дополнить, товарищ Сталин. Во-первых, то, что сказал товарищ Елезаров, очень хорошо укладывается в «пассионарную» теорию Гумилева. Пассионарии - люди идеи, которых убить легче, чем переубедить, подчинить. А есть субпассионарии, у которых верховодят животные инстинкты, Шариков Полиграф Полиграфович - самый яркий пример. И основная масса, гармоники, при всех их качествах, ведомые, статисты, могут «заразиться» и тем, и тем.

«Тьфу, что он несет! Забыл, что Булгаков сейчас, мягко скажем, не в фаворе!»

- Я ознакомился со взглядами Льва Гумилева. - Сталин тотчас же воспользовался паузой. - Весьма интересно. Но скажите, какое отношение имеют предсказанные им тысячелетние циклы к текущему моменту?

«Вот случай! Когда отбирали, кто-то положил книжку Гумилева в раздел „Представляющие наибольший интерес"?»

- Самое прямое: Гумилев правильно описал циклы развития любой идеи. (Этнос, по его определению, - это именно люди одной идеи.) Сначала группа фанатиков (пассионарии) объединяется, чтобы переделать мир. Затем, победив, они начинают спор или даже войну друг с другом, потому что у каждого свой взгляд. В конце концов их «ведомым», массе, идущей за ними, это надоедает: «Дайте же пожить спокойно, наконец!» Все приходит в равновесие, среди пассионариев остается главный, подчиняющий прочих, лишние гибнут - «порядок, закон, собственность, семья». И все бы ничего, но при покое и сытости плодятся субпассионарии, как бациллы, и когда их становится много, все рушится, никому не хочется нести бремя, все хотят лишь потреблять. Но ведь эту схему можно применить не только к этносу, но и вообще к любой общности - классу или партии, если эта общность замкнута или поступление свежих людей мало в сравнении с описанными изменениями. И сроки будут другими! Русское дворянство за двести лет выродилось от «птенцов гнезда Петрова», берущих на абордаж корабли, «небывалое бывает», до князей Юсуповых, не способных сражаться даже за свой интерес. Так же и партия: от ленинской «железной когорты», через оппозиции, к хрущевщине. Это же был типичный «надлом», когда массы устали! Отчего Хрущев решил, что необходим тот доклад, а не «наследник дела Сталина»? И почему он сделал это не сразу, а лишь через три года? А он почувствовал желание масс, уставших жить в страхе. И объявил, что при нем никакого нового тридцать седьмого не будет. Объявил амнистию, по которой вышло еще и множество уголовных. Реорганизовал, вернее развалил, органы, на какое-то время оставив нас без разведки и госбезопасности. Зато сразу получил бешеную популярность среди народа и рядовых, да и не только, партийцев - они порвали бы любого, кто выступил против.