Сочинитель - Андрей Русланович Буторин
– Хорош занудничать, – оборвала его осица. – Я услышала что хотела.
– Занудство – это его суть, – улыбнулся взломщик. – Ты разве не знала, что я назвал его Заном, сократив полное имя – Зануда?
– Мое полное имя – серийный номер, – возразил Зан. – Могу озвучить.
– Не надо, – буркнула Олюшка. – Но друзу[12] оставь в вездеходе.
* * *
Прощание не было грустным – все-таки осица, как и Васюта с Силаданом, надеялись, что скоро снова увидятся с Заном, Ломом и Медком. Впрочем, как раз с Медком расставаться было печальнее всего, пусть и на короткое время. Разумный пес это тоже почувствовал и вложил лапу в ладонь Лома. Взломщик «перевел» его мысли:
– Не бойтесь, я больше никуда не улечу. И за этими двумя обормотами присмотрю, будьте спокойны.
– Он так и сказал – «обормотами»? – удивился Васюта.
– Ну не сам же я так себя обозвал, – хмыкнул Лом. – Веришь?
– Хорошая собачка, – сказала Олюшка.
– Пастью собаки глаголет истина, – широко улыбнувшись, перефразировал известное выражение Силадан.
Потом кибер сел в кабину вездехода и поехал к Ниттису, а осица, сочинитель и бывший полковник зашагали в сторону Мончетундровска. Первой шла Олюшка, длинным ивовым прутом ощупывая перед собой путь, чтобы не ступить в оказию, за ней следовал Силадан, которому с той же целью поручили бросать по сторонам камешки, а замыкал процессию с водометом наготове Васюта. Разумеется, за спиной у каждого имелось и огнестрельное оружие – у осицы полюбившаяся ей в последнее время «Печенга», сочинитель с полковником выбрали себе более компактные «Никели». У каждого к поясу было приторочено еще и по кобуре с «Кандами»[13]. Основной же груз, упакованный в рюкзаки, был распределен так: канистры с водой и бутылки несла Олюшка, были с ней и несколько комплектов с патронами; основной запас патронов и бо́льшая часть провизии лежали в рюкзаке у Васюты; Силадану же, как самому возрастному, оставили те продукты, что полегче, – преимущественно сухари да пакеты доширака, что он захватил еще из дома, а еще те черного цвета куртки, штаны, ботинки и кепки, которые он все-таки взял для чего-то в двойном размере (ботинка, разумеется, четыре – два левых, два правых). Короче говоря, нагружены все трое были неслабо, так что первую остановку сделали довольно скоро, тем более нужно было решить, какой дорогой идти к Мончетундровску, поскольку именно здесь от трассы направо шла уже совсем заросшая и разбитая дорога к металлургической фабрике.
– Предлагаю идти по ней, – показал на эту дорогу сочинитель. – Так до комбината ближе, а там есть почти такая же между сопками и озером Нюдъявр, мы как раз по ней шли в эту сторону. Ясен пень, она тоже одно название, что дорога, зато на кого-нибудь наткнуться шансов меньше. Разве что на «розовый туман» и еще на какую-нибудь бяку из той же серии, ну так мы же к этому готовы.
– Вот именно, что одно название, – покачала головой осица. – К тому же слишком долго топать придется, а у нас…
– А у нас я, – невесело усмехнулся бывший полковник. – Простите уж, я и правда ходок теперь тот еще…
– Поэтому предлагаю другой вариант, – сказала Олюшка.
– Напрямик через город? – не дал ей договорить Васюта. – Мы ведь сразу на кого-нибудь наткнемся! А мне светиться пока нельзя, сама знаешь.
– Ты дослушай сперва, – нахмурилась осица. – Через город мы не пойдем. Сначала по ней, – кивнула она на заросшую отворотку, – доберемся до фабрики, тут не сильно далеко, а там – через «туннель»[14] в лицей. До ночи в нем отсидимся – и через дамбу на другой берег Монче-губы к Околоту. Или сразу в тот ваш дом, что вы рассказывали.
– Через «туннель»? – уставился на нее сочинитель. – Так ведь там «светильники»[15] у входов, не пройти!
– А это на что? – Олюшка достала из кармана белый кубик.
– «Тушилка»[16]?.. – изумленно заморгал Васюта. – Я и забыл, что она у тебя есть… А почему ты ее Лому с Заном не отдала, забыла?
– Может, забыла, а может, наоборот, помнила, что самим пригодится, – подмигнула любимая.
– Ну-у… это, ясен пень, меняет дело, – пробормотал сочинитель и спохватился: – Погоди, но там же трубники! А уж им-то нам сейчас попадаться точно нельзя…
– Трубникам там сейчас делать нечего, дирижабль больше не прилетит. Но даже если кто-то и остался – будем соблюдать осторожность, это так и так делать нужно, хоть с трубниками, хоть без них.
* * *
И поначалу все шло хорошо, разве что Силадан все чаще стал спотыкаться на заросшей травой и кустарником, в сплошных рытвинах и ухабах дороге. До ближайших полуразрушенных строений фабрики было уже рукой подать, саженей[17] сто, когда обзор перед сталкерами стало затягивать нежным розовым туманом. Он на глазах становился все гуще и гуще, и вскоре над густыми, плавно перекатывающимися клубами были видны только обломки пары фабричных труб и одна почти целая, служившая совсем недавно причальной мачтой трубников для швартовки канталахтинского дирижабля[18].
– Как красиво!.. – мечтательно произнесла Олюшка.
– Очень, – таким же восторженно-завороженным тоном поддакнул Васюта. – Как хорошо, что мы идем прямо туда – я напишу об этом тумане стихи… Уже лезут в головы строки… – И он громко, с душевным надрывом, продекламировал:
Мы с любимой как в тумане Кувыркались на диване…
Чуть отставший Силадан, на которого не успело еще подействовать «туманное очарование», услышав такой «шедевр» из уст сочинителя, заподозрил неладное. Ошарашенный внезапной догадкой, он замер на месте и крикнул друзьям:
– Стойте! А это не та самая аномалия, из которой вылупляются пузыри-«мозгоеды»?
Стоило ему это сказать, как из розового киселя, в который, уплотняясь, быстро превращался «туман», потянулись навстречу путникам похожие на щупальца отростки – одно, второе, третье… А из этих щупалец стали отделяться большие круглые капли, которые полетели прямо на сталкеров.
Теперь уже старого полковника окончательно оставили сомнения.
– Это, мать их, «мозгоеды»! Что вы пнями застыли?! Васюта, поливай их из водомета! Ольга, доставай канистры и бутылки!.. Хотя нет, погодите, они же такие славные, зачем их поливать?.. Ох, простите, простите, пузырики!..
Да, воздействие розовой аномалии добралось наконец и до него, и все бы совсем скоро закончилось для сталкеров очень плачевно, если бы не случайная оговорка – ведь Силадан в запале назвал Олюшку Ольгой, что всегда действовало на осицу, как на быка красная тряпка.
Она
