Учитель 2. Летние каникулы - Владимир Комаров
А сюда, на стадион, Степаныч каждый вечер ходил тренироваться. Он располагался вдали от двора. в котором любили сидеть его бывшие кореша-собутыльники, да и встретить тут знакомых поздно вечером было маловероятно.
И бывший калека занимался. Тщательно, усердно. Имплант видимо как-то влиял на него, потому что он прямо жаждал тренироваться. Тело просило нагрузки, и Степаныч с удовольствием мучали его. Бегал до изнеможения, подтягивался, отжимался.
От алкоголя он, кстати, почти полностью отказался. «Я ведь почему раньше пил, — доверительно говорил мне, с любовью поглаживая свою новую конечность. — Потому что у меня ноги не было. От безысходности. От того, что никому не нужен, от того, что перспектив никаких. А сейчас нет, не хочу. Сейчас у меня есть нога, и я тебе буду благодарен за это всю жизнь».
Увидев меня на подходе к стадиону, Степаныч воссиял, и, зажав рот, потому что уже начал кричать свое привычное «Димоон!», крадучись оглянувшись вокруг, подбежал к скамейке, позабыв припадать на свой, якобы, протез. Выглядело это забавно. Вот идет человек, хромает, с трудом, буквально повисая на своей палке. А через секунду он разве что не вприпрыжку бежит ко мне.
— Вадим Степанович, — обратился я к нему, когда он, выразив радость от освобождения, наконец начал меня слушать, — нужна твоя помощь.
— Димон, что за вопросы? Всегда и в любой момент.
— Дело опасное, очень, — я посмотрел в его глаза. — Гораздо опаснее, чем те монстры в зоне прокачки.
— Так, Митяй, — Степаныч схватил меня за руку и крепко сжал. — Давай это будет первый и последний раз когда я говорю тебе это. Во-первых ты сын моего друга. Лучшего и единственного. И уже из-за этого ты можешь просить меня обо всем на свете, а я чем могу — помогу. Во-вторых ты дал мне ногу и имплант. И в-третьих ты командир, а я подчиненный. Ты же рассказал, что ждет Землю, так что нам надо качаться и остановить гибель нашей планетки. Так что давай, командуй, босс.
Я кивнул:
— Спасибо, Степаныч. Вот, — потянул ему ключи от своей квартиры, незаметно вытащенные из маминой сумочки. — В моей комнате под кроватью сумка. Там деньги. Возьми столько, чтобы можно незаметно вынести в карманах. И заодно посмотри — стоит у подъезда или в прямой видимости от него незнакомые тебе машины. Особое внимание на минивэны, газельки и прочие, подобного типа тачки. Но делаешь ты это завтра утром! Не стоит делать это сейчас, практически ночью. А завтра, когда все идут на работу, перемещение хромого инвалида не будет выглядеть так подозрительно.
— Думаешь, следят? Ждут? — мой напарник прищурил глаза.
— Уверен. Если на меня объявили план перехват, то обязаны пасти у дома. Посмотришь сегодня вечером и завтра утром. Думаю, машина будет стоять. Так что сумку с деньгами не бери! Чтобы не вызывать подозрений.
— Ладно, — он кивнул. — Дальше что?
— А дальше ты идешь домой и прячешь деньги. А после, часов в девять, встречаемся тут же. Оружие с собой захвати только! И денег для меня пачку возьми.
— Ну, оружие-то у меня завсегда с собой, сам ведь понимаешь. Деньги возьму. А ты сейчас куда?
— За меня не беспокойся, найду где переночевать, — поспешил я его успокоить, хотя сам не был в этом уверен.
— Хорошо, Митяй, сделаю все, как ты говоришь. Давай, будь аккуратнее! — схватив свою палку, он захромал в сторону дома, тихонько напевая какую-то песенку. Инвалид на выгуле, не прикопаешься, честное слово.
Идти мне было совершенно некуда, поэтому выбрав кусты погуще да поплотнее, я забрался в них и постарался уснуть. Завтра тяжелый день, нужно отдохнуть.
Я уже засыпал, когда на внутренний взор выскочило сообщение:
Новый последователь. Получено 40 очков опыта.
Ага, знать-то Ишустин установил себе имплант.
Глава 3
Глава 3.
Оттепель!
Какое теплое, нежное и ласковое слово!
Мрачные, темные, тяжелые тучи последние недели ходившие кругами и высыпавшие на наши головы тонны снега, подгоняемые ветром, ушли куда-то на запад и над нами, впервые за долгое время, небосвод наконец-то раскрыл свою бездонную синь.
По не зимнему яркое солнце тут же принялось за свою работу, и к обеду с крыш ДОТов и ДЗОТов закапала вода.
Оттепель в природе, казалось, разбудила солдат от спячки. Еще вчера они ходили сумрачные, осунувшиеся, с жесткой щетиной на исхудавших, впалых щеках. Сегодня же в их глазах отражалось солнце, а губы трогала легкая улыбка. Они как мальчишки играли в снежки и катали из подтаявшего снега снеговики. Наши сердца оттаяли, заискрились необъяснимой радостью и непонятным предчувствием чего-то хорошего, что настанет совсем-совсем скоро.
Оттепель наступила и на фронте. Вчера под вечер с той стороны к нам прибыли парламентеры. Не специально обученные офицеры и переговорщики. Нет. Такие же простые солдаты как мы. В таких же куцых шинелях, подпоясанных ремнями из дешевой кожи, с таким же голодным блеском в глазах. Переползли линию фронта втайне от своих офицеров и политруков, по поручению своих боевых товарищей, с кем делили вся тяготы и невзгоды суровой службы.
Мы говорили с ними. Обсуждали новости и делились своими мыслями. И находили друг в друге много схожего. Слишком много для того, чтобы стрелять в них. Слишком много для того, чтобы воевать с ними.
Они покинули нас уже под утро, оставив нас воодушевленными, с сердцами в которых загорелся огонь.
Ни один из офицеров с нашей стороны не узнал о переговорщиках. Никто не проболтался.
Зикир сидел рядом со мной, заворачивал табачок в самокрутку и мечтательно смотрел в даль. Его глаза светились.
Он, оторвавшись от созерцания горизонта, глянул на меня, больно толкнул в бок и сказал:
— Жууууууууууууууууу!
— Что? — не понял я его
— Жу! Жу-жу! Жуууууууууууууууууууууууууууууу!
Да гребаная муха! Я начал махать руками, прогоняя надоедливое насекомое, и окончательно проснулся. Вытащил из-под левого бока камешек, впившийся в кожу прямо под ребра.
Всё же спать на земле под кустами — занятие очень не очень. Да и под утро жара спала, и я даже слегка замерз.
Вскочил, вылез из кустов, отряхивая с себя прилипшие листья и траву, несколько раз подпрыгнул, разгоняя кровь. Сверился с часами — время до девяти еще навалом,
