Когда рушится мир (СИ) - Чайка Дмитрий
Зигги на подгибающихся ногах пошел к жуткой машине, старательно отворачиваясь от трупов. Тот выдал надоевшую речевку:
- Дамы и господа! Объявлен карантин. Вы не можете покинуть территорию королевства Ингланд. Рекомендуем вернуться домой. При неподчинении и попытке нарушить границу будет открыт огонь на поражение. Благодарю за понимание!
- Я еще учусь в школе! – крикнул Зигги.
¬- Маленькие дети могут пройти. Просьба подойти на расстояние пятьдесят ярдов для идентификации. – Машина помолчала и выдала: - Идентификация не пройдена, рекомендую вернуться домой.
Зигги подумал, что ослышался. Он же школьник, такого не может быть. Он несмело сделал шаг вперед.
- Приближение на пятьдесят ярдов будет считаться актом агрессии! Я вынужден буду открыть огонь! Рекомендую вернуться домой!
Бронеход повернул ствол пулемета в его сторону, и Зигги понял, что с ним не шутят. В паху внезапно стало мокро и горячо, и он отпрыгнул назад.
- Благодарю за понимание, - сказал механический голос, и машина явно потеряла к нему интерес.
- Зигфрид, в машину, быстро! – услышал он крик отца, который доносился словно через ватные затычки в ушах. Мальчик соображал очень плохо, он впервые в жизни был в прямом смысле в шаге от смерти. На ватных ногах он дошел до отцовского автомобиля и буквально упал внутрь.
- Уезжаем, - бросил отец. - Я знаю проселочную дорогу.
Он сдал назад и развернул машину с натужным визгом колес. Они поехали назад, а отец вглядывался куда-то вбок, ища съезд. Зигги колотило. Он стучал зубами, вспоминая немолодую полную женщину, что лежала на земле с выражением необычайного удивления на лице. Наверное, она удивлялась тому, что между ее бровей зияло аккуратное пулевое отверстие. Бронеход не тратил много патронов.
- Да, вот она, - папа резко вывернул руль, и они помчали по проселку, подскакивая на кочках.
- Не гони так, - взвизгнула мама. – Ты разобьешь подвеску!
- Берта, - с напряжением в голосе сказал ей папа, - это сейчас наименьшая из наших проблем. Просто поверь. Ага, нам сюда!
Ни слева, ни справа не было видно бронеходов с дурацкими антеннами, торчащими в разные стороны. Зато в небе парил беспилотник, который казался снизу маленькой безобидной птичкой. Видимо, это он передал сигнал, и соседний бронеход, в полутора милях отсюда, повернул башню и плюнул из большого калибра. Но ни папа, ни мама об этом не знали. Да и как они могли узнать? И беспилотника они тоже не видели. Просто внезапно они ощутили удар…
Вспышка! Боль! Темнота!
***
Зигги очнулся и почувствовал, что голова немного болела, а к горлу подступила тошнота. Он не знал, сколько так пролежал. Часы! Судя по ним, совсем недолго. Руки и ноги не болят, это хорошо. Запах гари! Машина лежала на боку, и мальчик кое-как вылез через разбитое боковое окно. И вовремя. Мама и папа были мертвы, в этом не могло быть ошибки. Сложно выжить, когда рулевая колонка пробила грудь, как у папы, или когда почти перерублена шея куском лобового стекла, как у мамы. Машина весело полыхала, и секунд через тридцать сдетонировал бензобак. Зигги упал на спину, и замер. В небе летала маленькая птичка, в которой отчетливо определялся летательный аппарат.
- Вот кто по нам шарахнул, - отстраненно подумал мальчик. – Мама! Папа!
И он зарыдал, размазывая слезы по чумазому лицу. Только сейчас до него дошло, что родителей больше нет. Небольшого роста щуплый мальчишка, который и на свои шестнадцать выглядел с трудом, остался один на всем белом свете. Он просидел так несколько часов, тупо глядя на почерневшую груду металла и обгоревшие тела родителей. Он не знал, что делать, и просто побрел назад, снова выйдя к той же дороге, по которой они пытались уехать из страны. К его счастью, тогда все только начиналось, и жители еще не потеряли присущего этому народу дружелюбия. На попутке он попал назад, в родной город. Те люди, в машине, только что высадили на границе четырнадцатилетнюю дочь, и не смогли отказать щуплому мальчишке, которому сегодня не повезло.
***
12 день катастрофы
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Следующие дни прошли, как в тумане. В городе наступил хаос, который усиливался с каждым днем. Магазины в соседних домах были разгромлены, и Зигги, видя на улице пьяные толпы мародеров и бесконечные драки, вздрагивал от ужаса каждую ночь. Идти к знакомым он не хотел, он вообще боялся выходить из дома. Сейф, спрятанный за откидной дубовой панелью, он открыл сразу же, и нашел там пистолет, три коробки патронов и отцовский кинжал, который тот надевал к парадной форме раз в год, в день рождения Его Величества. Кинжал был хоть и декоративный, но вполне неплохой, с хорошим металлом и удобной рукоятью. Отец делал его на заказ, он любил оружие, и ему претила бутафория. Консервы оказались в подвале, как и сказал папа, и Зигги выкопал несколько банок, тщательно затоптав это место и забросав всяким хламом. Как и говорилось, дом был очень старым, но четыре поколения его семьи так и не удосужились выложить пол камнем. Так и жили.
Толстую дубовую дверь начали пробовать на прочность уже через неделю. Сначала несмело, а потом уже открыто начали выламывать коробку небольшим ломиком. Зигги такого насмотрелся в окно за эти дни, что никаких иллюзий уже не испытывал. Мальчику пришлось быстро повзрослеть. По крайней мере, труп соседа, лежавший под окном его спальни, уже перестал пугать его до дрожи. Он его просто пугал, а вот дрожь почти прошла.
Как стрелять из пистолета, Зигги знал. Отец давал ему пальнуть пару раз. Он дослал патрон и сел на лестницу, держа пистолет двумя руками. Вспоминая потом этот момент, он поражался собственной глупости. Сделай он так хотя бы через месяц, все прошло бы совсем иначе. Дверь ломали уверенно, по-хозяйски. Так, как будто кто-то забыл ключи от сарая, и решил сломать хлипкую деревяшку, сколоченную из горбыля. Со столетним дубом пришлось повозиться, но это была всего лишь дверь. В ней с громким треском что-то лопнуло, и она широко распахнулась.
- Чего уставился, пацан. Еду давай, пока не накостыляли! – громила, заросший щетиной, разил перегаром за несколько шагов. Зигги напрягся. Было довольно темно, и налетчики видели лишь его силуэт.
- Ну! – хлестнул по нервам голос грабителя. Второй, чуть пожиже телосложением, стоял сзади, и даже пританцовывал от нетерпения.
Зигги не видел смысла отвечать. Он был весьма неглуп, и эту ситуацию предвидел еще дня три назад. И он прокручивал ее в голове не менее сотни раз. Зигфрид просто поднял пистолет двумя руками и пальнул в сторону бандитов. Только он совершил ошибку. Вместо того, чтобы зажмурить левый глаз, он от страха закрыл оба. Тем не менее, промахнуться с пяти шагов у него не получилось, и громила упал с простреленной грудью, из которой со свистящим хрипом полезла кровавая пена.
- Су…сучёнок…, - засипел он, синея на глазах. Второй застыл и уставился в зрачок пистолета, побледнев, как полотно.
- Ты это… парень… не дури, - сказал, облизывая пересохшие губы. – Я уже ухожу, вот руки, я безоружен. Видишь? Я ухожу, - он отступал назад, завороженно глядя на оружие в руке мальчишки.
Он так бы и ушел, но споткнулся о ломик, который выпал из рук мертвеца и укатился на крыльцо. Резкое движение испугало Зигги, и он выстрелил еще раз, пробив налетчику бедро.
- А, гаденыш! - заорал тот. – Тварь! Ногу мне прострелил! Убью!
Это была ошибка с его стороны. Настало то время, когда слова стали золотом, и за них нужно было отвечать. Зигги стоял бледный, как тот, кого он только что убил. Но он был спокоен. Даже руки почти не дрожали.
- Ты меня не убьешь, сволочь. И не ограбишь. И никого больше не ограбишь.
Он прищурил глаз, поднял двумя руками пистолет и разнес голову незадачливому бандиту. Он сел на крыльцо, потому что ноги подломились. Его затошнило, но ел он давно, еще утром, и мучительные спазмы выдавили изо рта только горечь. Так он просидел недолго, и кое-как вытащил из дома труп первого из налетчиков. Тот был слишком тяжел, и щуплый парень потратил порядочно времени, чтобы освободить проход. Старинная дверь, верой и правдой служившая четырем поколениям его семьи, была испорчена безвозвратно. Зигги не пришло в голову ничего умнее, чем подоткнуть ее изнутри деревянным брусом, что он нашел в подвале. Тем самым, который он так неаккуратно поставил на место, перед тем, как в дом зашел Любомир. Это была его единственная ошибка, и она могла стать роковой. До этого полезная привычка запирать дверь в пустеющем на глазах городе, не раз спасала ему жизнь.