Лин Картер - Поиски Каджи
Глава 2
Дом семи лун
Путешествие по утреннему Кхору закончилось, когда юноша свернул в лабиринт боковых улочек и начал подыскивать себе приют. Первый постоялый двор, на который он наткнулся, имел вывеску над въездом во внутренний двор — эмблему из семи красных полумесяцев. «Должно быть, это Дом семи лун, о котором говорили торговец и стражник у ворот», — решил Каджи. Повинуясь неведомому импульсу, юноша решил остановиться именно здесь, к тому же он чувствовал себя очень усталым, голодным и замерзшим.
Гостиницы Кхора, как выяснилось, очень отличались от грубых и уродливых маленьких постоялых дворов, простых, примитивных сооружений, вроде того постоялого двора, где Каджи остановился в Набдуре. Разницу юноша увидел сразу, как только направил своего коня в ворота, над которыми висел символ семи лун.
За воротами оказался вымощенный камнями выметенный двор, и появившийся, словно по волшебству, конюх в ливрее принял поводья коня.
Главный зал гостиницы был большим, но с низким потолком. Каменные стены и колонны, оштукатуренные до белизны снега. Тут был не один, а три могучих камина с ревущим пламенем. Проворные мальчики поливали маслом, солили и перчили огромные куски мяса, которые на огромных вертелах крутились над ревущим огнем.
Несмотря на ранний час, зал оказался переполнен. Люди ели и пили, сидя за длинными, низкими деревянными столами. Они пили виноградное вино из стеклянных бутылок и закупоренных глиняных горшков, реже — крепкое пиво или темный эль из кожаных фляг. Это юноша заметил сразу же.
Хотя его кошелек был наполнен золотыми и серебряными монетами, запасы денег — не бездонны. Зароук хорошенько набил монетами его карманы, но при этом напомнил афоризм о том, что человек, который щедро платит за все, путешествует без препятствий, пока крепко держится за свой кошелек.
Толстый, сальный трактирщик с лощеной улыбкой и холодным, неприятным взглядом приветствовал юношу и предложил ему комнату на третьем этаже дома, хотя цена, которую он потребовал, заставила юношу сморщиться. Все формальности были соблюдены, и одетые в ливреи слуги отнесли седельные сумки Каджи в его комнату, а юноша-кочевник огляделся в поисках свободного места у огня и приказал подать горячего мяса, хотя мысленно и прикидывал, сколько это может ему стоить. Когда же он повторил свой заказ громче и более настойчиво, служанка объявила ему цену, которая оказалась столь велика, что Каджи едва не закричал «грабят!». А потом юноша обреченно решил, что если в Кхоре цены всюду примерно одинаковы, то ему надо как можно быстрее выполнить свою миссию или придется ночевать с пустыми карманами где-нибудь на боковой аллее.
Каджи с жадностью съел пищу, несмотря на цену, и закончил пирожными, когда шум перебранки привлек его внимание.
Еще за едой юноша заметил, как бесцеремонно появился в главном зале гостиницы правитель-кугар. Этот человек громко хлопнул дверью и с особой тщательностью стряхивал с себя снег. А потом он гордо продемонстрировал свой дорогой костюм с кружевными рукавами и золотыми пуговицами. Несмотря на то, что был уже навеселе, он потребовал вина, и так властно, что несколько служанок засуетились, спеша обслужить его. Усевшись на скамью, словно на трон, молодой кугар положил на край стола ноги в сапогах, и начал задираться в столь отвратительной манере, что Каджи удивился, как этот грубиян до сих пор жив и почему никто не научил его подобающим манерам.
В какой-то миг Каджи даже подумал о том, что, будь сейчас другое время, он бы и сам сошелся с этим кугаром лицом к лицу с обнаженным клинком в руке.
* * *Взрыв громового рева вновь привлек внимание Каджи к этой сцене.
Кугар развалился за столом нагло, очень широко расставив ноги, заняв весь проход между длинными, низкими столами, и один из проходивших мимо парней споткнулся о них.
Вместо того чтобы принести извинения, кугар с яростным ревом вскочил на ноги и обругал на чем свет стоит безобидного человека. Подняв взгляд, Каджи увидел, что пострадавший — тощий и костлявый старик, в красной робе колдуна — маленький, робкий безобидный старик со слезящимися чуть раскосыми глазами, с выбритой головой и черной косой на затылке. Руки он прятал в просторных рукавах колдовской робы, которая была грязной, латаной и оборванной. Все это выглядело странно, потому что в Доме семи лун явно обслуживали только тех, чьи кошельки набиты золотыми монетами. Но не было времени задерживаться на этом сейчас, потому что началась настоящая ссора.
Маленький маг повалился в узкий боковой проход между скамейками, заполненными людьми, когда его тощие, костлявые ноги зацепились за вытянутые ноги шумного, красномордого неуклюжего молодого кугара. А произошло все так: старик, опустив голову на грудь, задумавшись о чем-то или медитируя, не заметил широко расставленных ног пьяного и грубого правителя и споткнулся о них. Завизжав от испуга, колдун пошатнулся, падая. Вытянув руку, чтобы защититься, он имел неосторожность задеть кугара, а молодой правитель в этот миг подносил как раз чашу, полную огненного напитка, к губам. Когда же колдун толкнул правителя под руку, чаша вылетела и дорогой пурпурный напиток брызнул во все стороны.
Кугар вскочил на ноги, невразумительно вопя от ярости, и застыл с затуманенными от жажды крови, свинячьими, косыми глазами, в то время как пурпурный напиток капал с его мокрых кружев и бархата.
Со все возрастающим беспокойством Каджи наблюдал, как бедный маленький колдун сжался под потоком оскорблений, бормоча какие-то извинения, испуганно пряча взгляд, в то время как дородный молодой правитель возвышался над ним, сжимая одной рукой рукоять кривой сабли. Едва не срывая голос, он выкрикивал самые отвратительные и грубые оскорбления в адрес старика.
Маленький колдун был смущен, сбит с толку и запинался, произнося слова извинения. А кугар, который был младше его лет на двадцать, выше на пол-ярда, смотрел на него сверху вниз — красномордый и ревущий. Его свинячьи глаза сверкали от ярости и удовольствия, как у настоящего задиры.
— Ты, вонючий урод с сердцем жабы, смердящая навозная куча! Ты посмел испачкать мои сапоги! Пнул меня, проходя мимо! Вонючий отпрыск восточной шлюхи! — ревел красномордый правитель.
— Господин высокородный дворянин, — протестовал робкий коротышка, заикаясь от волнения и шаря по залу взглядом, словно ища помощи. — Клянусь Богами, я не хотел причинить вам вреда! Этот маленький, незначительный инцидент никак не может оскорбить вашу гордость! Приношу десять тысяч извинений! Прошу… умоляю вас… примите их, позвольте старику пройти и понежить свои старые кости в постели!
Его голос тонул в бычьем реве кугара. И когда они вот так стояли лицом к лицу, что-то говоря и не слыша никого, испуганный взгляд маленького колдуна остановился на Каджи.
— Дать тебе пройти, вонючая груда дерьма! Дать тебе улечься в кровать? Нет, похоже, что сегодня ты, восточная свинья, ляжешь в могилу!
И кугар сжал руку на рукояти сабли, а потом попытался вытащить ее из ножен маслянистой кожи. Но это ему не удалось. Рука, сжавшая его запястье и помешавшая обнажить клинок, была словно из стали — рука Каджи.
Глава 3
Гордость Кунба Джашпода
В комнате стало тихо, как в склепе, если не считать напряженного сопения людей, втягивающих воздух сквозь крепко сжатые зубы. Через мгновение раздался приглушенный шорох — люди отодвигались подальше, освобождая место.
— Ты коснулся меня… ты посмел положить свою руку!.. — лицо молодого кугара побледнело от удивления. Выкатив глаза, он уставился на Каджи.
И тогда Каджи заговорил тихим, спокойным голосом, к тому же очень вежливо:
— Умоляю вас, господин, пусть этот бедный старик идет своей дорогой. Вы совершите доброе дело, приняв его извинения за то, что он споткнулся о ваши ноги. И я прошу у вас прощение за вмешательство, но посмотрите, мой господин, этот старик в отцы нам годится, и у него нет оружия. Уверен, молодой господин вроде вас не станет нападать на беззащитного старика, который не может себя защитить!
Взгляд маленьких свинячьих глазок кугара переместился на юношу, и он по-прежнему с удивлением повторил:
— Ты коснулся меня рукой… Ты посмел положить свою грязную лапу на руку дворянина… Ты, поганый ушамтарский пес! Эй-й-й!
С воплем правитель вырвал свою руку из захвата Куджи и дал юноше звонкую пощечину.
Губы Каджи побелели, потому что такой удар считался самым грязным из всех оскорблений. Он понял, что должен сражаться. Отступив, он вытащил из-под одежды Топор Фом-Ра, потому что не носил другого оружия. Юноша поцеловал его, безмолвно вознеся молитву Принцу Войны из Богов за то, что вынужден был обнажить священное оружие по такой малозначащей причине, и со всем почтением отдал салют кугару.
