Владимир Брайт - Москва никогда
При ближайшем рассмотрении оказавшуюся страшнее кадавров.
* * *Они поджидали его в нежилой подвальной подсобке. Странный выбор для первого знакомства, особенно если учесть, что на территории базы полно других более подходящих мест. Пятеро бойцов-мужчин, женщина-док и бул – мерзкая тварь с костяными наростами на спине, некий извращенный генетический микс из бультерьера, хамелеона и варана. Тот еще монстр. Якудзе приходилось слышать о них, но видел впервые. Хотя по большому счету лучше бы никогда не встречал.
Главный стоял в тени, в углу, рядом с небольшим столом. Остальные расселись на лавке сбоку. Выглядели так, словно пришли на вечерний киносеанс. Для полноты картины не хватало попкорна, колы и навязчиво-громкой рекламы перед началом фильма. А так бы один в один…
Слева от двери валяющаяся на спине тварь забавлялась с игрушечной плюшевой крысой. Странно было даже не то, что она никак не среагировала на появление незнакомца, выставив на всеобщее обозрение живот – самое уязвимое место, а сохранность игрушки. Хрупкий шар с новогодней елки в руках несмышленого малыша продержится дольше, чем стальная каска в мощных лапах була, не говоря уже о чем-то другом.
Заброшенная подсобка.
Места в кино.
Лицо в тени.
Нереально умная тварь.
И, наконец, апофеоз извращенного бреда – неизвестно откуда взявшаяся грязная плюшевая крыса.
Может, по отдельности это ничего и не значило, но вместе взятое говорило о том, что Якудзе конец. Сюда он зашел на своих двоих, а отсюда его вынесут. Вперед ногами. Хотя нет. Это было бы слишком легко. Оставят лежать, как есть. Истекать кровью с откушенными яйцами и раздробленными ногами. Закроют дверь и тихо уйдут. Все просто: был человек – и нет его. Пропал, сбежал, кадавры съели или умом тронулся. Да все что угодно! Сейчас и не такое бывает. Не то что искать не будут, а даже и не вспомнят об узкоглазом коренастом крепыше-детдомовце без роду и племени.
Причем что интересно: злопамятный гад легко мог справиться в одиночку, натравив свою тварь. Но пригласил зрителей, массовик-затейник хренов! Захотел, чтобы все было в точности как в далеком 2025-м.
Глупо и страшно.
– Давно не виделись, Флинт, – криво усмехнулся Якудза, хотя ему было совсем не смешно.
Смерть, притаившаяся в тени, за спиной, терпеливо дожидаясь своего часа.
Четырнадцать лет – большой срок. Кажется, можно забыть о многом, но далеко не обо всем. Раз он до сих пор помнил черные, пылающие ненавистью глаза худого мальчишки, приковылявшего в беседку на заднем дворе, значит, и Флинт не забыл. И уж тем более – не простил…
* * *Крысеныша звали Морж. Умный был черт и осторожный. Да только не повезло бедолаге: привязался к калеке, пропав ни за что. Хотя тогда казалось, что это охрененно важное ЧТО. Ради него Якудза с тремя приятелями шесть дней поочередно выслеживали Моржа. И, наконец, выследили. Потому что он приходил к человеку. А крысам с людьми дружить не положено и опасно. Это все знают.
Кроме совсем уж убогих…
Маленькая тушка, прибитая гвоздем к крыше беседки, забавно подергивалась. Два метра – пустяк, если встать на стул, можно легко достать. Но ни стула, ни табуретки поблизости не было, а помогать безногому Флинту не собирались. Наоборот, его позвали, чтобы посмотреть, как стойкий оловянный солдатик сломается. Размазывая слезы по грязным щекам, на коленях будет умолять помочь бедному другу.
Ведь у него никого не было в целом мире, кроме этого маленького хвостатого крысенка с глазами-бусинками. Если подумать, становится страшно от такой пустоты. Ни родных, ни близких, ни друзей, ни приятелей.
НИКОГО.
Так что, как ни крути, других вариантов нет. Флинт должен сломаться. Ловкий Якудза все рассчитал верно.
Кроме одного.
Этот упорный пацан оказался сильнее, чем они думали. Вместо того чтобы забиться в истерике, побледнел, как мертвец. Молча отцепил свой протез, размахнулся, что было сил, и одним точным, мощным ударом размазал крысу по стенке. После чего отбросил в сторону ненавистный костыль, на одной ноге ускакал в туалет, закрылся в кабинке и вскрыл себе вены осколком стекла…
Старшие потом долго смеялись – выделывались друг перед другом. Мол, нам все нипочем, подумаешь, крысу на гвоздь прицепили!
Хотя на самом деле никому смешно не было…
* * *– А ты все такой же затейник, – заметил Якудза, чтобы не молчать.
Флинт опять не ответил. И это было хуже всего, чувствовать себя пришпиленной мухой, рассматриваемой в лупу группой ботаников, или как там этих гребаных натуралистов называют? Одним словом, гадкое чувство.
– Я даже знаю, как була зовут.
Ноль реакции.
– Морж, ведь так?
С таким же успехом он мог разговаривать с пустотой.
– Ладно, – Якудза принял решение. – Раз знал, что приду, значит, ознакомился с личным делом и в курсе про Хабаровск, Тюмень и все остальное. Как там, интересно хоть написано? Морально устойчив? Фанатично предан боссу? Циничен, жесток, чтит кодекс бусидо? Да, в общем, неважно. Суть в том, что я – не изменился.
Ответом ему было все то же молчание.
Слова остаются пустым звуком до тех пор, пока не подтверждаются действием. В удушающем мраке могильного склепа никого сказками не разжалобишь. В камере пыток не удивишь слезами. И в том, и в другом месте в цене кровь, которой расплачиваются за долги. Да и то – не всегда.
Якудза вытащил нож, краем глаза отметив, как напряглась тварь. Повернулся спиной к публике (не хотел, чтобы видели его лицо). Прислонил ладонь к стене, сделал глубокий вдох, на несколько секунд задержав дыхание, а затем на выдохе отрезал себе левый мизинец[5].
Вновь повернувшись лицом к зрителям, спросил:
– В расчете?
При этом он смотрел только на Флинта. Голос спокоен, а побледневшее лицо, испарина на лбу и хлещущая из раны кровь – так, пустяки, дело житейское.
– В расчете? – повторил Якудза более настойчиво, чтобы точно услышали.
Ответом ему было гробовое молчание. Пришедшие на вечерний сеанс зрители явно не оценили «широкий» жест.
– Ладно…
Когда заходишь так далеко, что вернуться уже невозможно, надо идти до конца. Отвернувшись, несколько секунд смотрел на изуродованную руку, собираясь с силами. Затем приставил лезвие к очередному пальцу и вдавил его до упора.
Колени предательски ослабели, в голове помутилось от боли. Огромным усилием воли ему удалось устоять на ногах. Уже поворачиваясь к присутствующим, Якудза заметил, что отрезанный палец болтается на куске кожи. Борясь с подкатывающей к горлу тошнотой, завершил начатое.
– Теперь? – даже такое короткое слово далось с огромным трудом.
В ушах стоял гул. Разошедшиеся не на шутку колокола били кровавый набат.
Бум… Бум… Бом… Погребальный звон… Динь-динь, дон… Алагон…
Перед глазами мелькали цветные круги.
– В расчете? – с натугой выдавил раненый, понимая, что дошел до черты, за которой уже ничего нет.
Третий палец он резать не будет. Не клоун в цирке. Лучше уж бросится на врага, умерев, как мужчина.
Пауза явно затягивалась. Он даже успел пожалеть о неверном решении, как вдруг Флинт вышел из тени, сделав два шага вперед. За прошедшие четырнадцать лет мальчик превратился в мужчину, изменившись внешне. И только глаза остались такими, как прежде, – черными от ненависти.
«Сам порешит, – понял Якудза. – Этот все делает сам. И друзей и врагов…»
Мысли начали путаться. Прижав кровоточащие обрубки к бедру, он потряс головой, как боксер, пытающийся прийти в себя после нокдауна. Нож до сих пор оставался в руке.
«Можно попытаться напоследок громко хлопнуть дверью… Нет, слишком далеко… Не подпустит, сука, да и бул не даст…»
Так они и стояли друг против друга. Один пытался собрать волю в кулак, чтобы достойно «уйти», второй боролся с призраками прошлого. А напряженные зрители ждали развязку.
В конечном итоге Флинт первым нарушил молчание, обратившись к женщине, сидящей на лавке:
– Герцогиня, пришей ему пальцы.
Взвывшие от ярости призраки поняли, что проиграли. Жаль, их никто не услышал. Даже некогда убитый протезом друг.
«Этот сам… И своих и чужих…»
– Нет, – отрицательно покачал головой Якудза. – Все в прошлом. Если долги отдавать, то сполна.
Бывший враг не стал спорить. Уже на ходу бросил через плечо:
– Тогда обработай и зашей. Все свободны. Морж, за мной!
Кино кончилось. Вот так, просто и скучно. Без обличительной речи, эффектных поз, заламывания рук и красивого жизнеутверждающего финала на фоне заката. Если бы не два отрезанных пальца, валяющихся на полу грязной каморки, можно было подумать, что вообще ничего не произошло. Встретились старые приятели, вспомнили о былом, поговорили по душам и разошлись по делам.
Отбросив в сторону ненужную больше игрушку, бул молчаливой тенью последовал за хозяином. Остальные зрители неспешно потянулись к выходу. Раненый держался до последнего. И лишь оставшись один на один с доктором, Якудза прислонился спиной к стене, а потом обессиленно спол по ней на пол.
