Виктор Бурцев - Охота на НЛО

«Согласно №№ 54-9873 исполнено». «13.02 — изотопы. Прибыл B.C., звонить по прямому, экстренный — на 9». «14.02. Оказался редкая сволочь. Проверить через Управление. Прослушка».

Сергей поскреб макушку и закрыл книжицу. Стоп. А это что такое?

Он прощупал коленкоровую обложку. Что-то под ней было — что-то типа тонкой пластинки размером с карманный календарик. Достаточно жесткое. Сергей выдвинул ящик стола, нашел старый скальпель, отобранный в свое время у какого-то малолетнего ублюдка, и подковырнул краешек оклеенной коленкором обложки. Тот подался, Сергей потянул сильнее, и на стол упала тонкая черная пластина.

Очень легкая, изготовлена вроде бы из пластмассы или целлулоида черного цвета, на одной стороне едва заметная штриховка, словно на игральной карте, на другой — восемь значков, напоминающих иероглифы. Но не иероглифы — слишком округлые, с хитрыми завитками… Значки, казалось, были впечатаны внутрь «карты» и серебристо поблескивали в солнечных лучах.

— Зотов! — Сергей нажал кнопку селектора, — Милый друг, зайди ко мне.

— Щас, — сказал Зотов. Через минуту он вошел, держа в руке вскрытую пачку вафель. — Хочешь вафлю? Миндальная.

— Потом. Смотри сюда.

Зотов повертел в пальцах «карту».

— Ну и что?

— Что это, по-твоему?

— Печатная плата от телевизора японского, например.

— Не подходит. Контактов не вижу.

— Ну, мало ли что они там напридумывали. Читал вчера в газете, какие-то плазменные телевизоры делают. Стоит — не поверишь! — 570 тысяч! Там не только платы, а что угодно может быть… Видишь, иероглифы. — Зотов ткнул пальцем, осыпав стол градом вафельных крошек.

— Вижу… — поморщился Сергей. Он снова осмотрел записную книжку. А коленкор-то подклеен недавно, причем не древним силикатным клеем, как следовало ожидать, а «Моментом», его сопли легко узнать. Значит, Корнеев спрятал пластинку не столь давно или периодически ее извлекал… Да, скорее второе — наслоения клея явно многократные.

— А может, это для телефона магнитная карта? — продолжал строить догадки Зотов, хрустя вафлями. — Похоже. Из Японии кто-нибудь привез или из Китая.

— Из экспертов кто у нас на месте?

— Борисыч сидел, кофе сосал. Хочешь показать?

— Надо бы.

— Ну давай я снесу, мне по пути. Потом перезвонишь, спросишь.

— Хорошо. И на-ка тебе книжечку вот эту, — Сергей отдал ту, что новее. — Проверь адреса, может, кто про нашего старикана что интересное расскажет.

Перезванивать Сергею не пришлось, потому что Борисыч появился сам спустя минут десять. Он взирал на Сергея через затемненные стекла очков и восторженно шевелил губами.

— Ты где это взял? — с порога спросил он.

— Вешдок. А что?

— Занятная штука, вот что. Смотри. — Он вынул из кармана рубашки скальпель и, не успел Сергей заорать, с силой провел по черной пластинке. На ней не осталось и следа.

— Вот так, — наставительно сказал Борисыч, кладя скальпель. — Это еще не все, можешь попробовать забить в нее гвоздь или топором рубануть. Ей по хрену.

— Это что, металл?

— Ума не приложу. Что-то типа кевлара, но очень гибкое. Не горит, не плавится. В воде не тонет.

— В огне не горит и в воде не тонет… — пробормотал Сергей. — А значочки эти?

— Тоже не знаю. Но тут я не мастак, может, японский или китайский, или кто там еще иероглифическое письмо использует… Так где взял?

— Государственная тайна. Ты можешь написать мне справочку по этой пластинке? Чего с ней делал, что получилось, из чего сделана?

— Написать-то я могу, но ничего толкового не скажу.

— А ты напиши, напиши… Она, кстати, не излучает? — встрепенулся Сергей.

— Дозиметром проверял, ничего. — Ну и слава богу. Пиши, пиши…

Борисыч пожал плечами и удалился, что-то шепча себе под нос, а Сергей остался в полнейшем недоумении. Вот еще и пластинка появилась. К чему бы такая? Оборонное сырье? Секретные штучки? Может, пока не поздно, отволочь ее в ФСБ, да и черт с ней?

Нет, это не решение. Тем более к смерти старика Корнеева эта пластинка может не иметь никакого отношения. Мало ли, на улице нашел… Тогда бы не прятал, впрочем. Без поллитры не разберешься, решил Сергей, и снова позвонил Зотову.

— Чего? — отозвался тот, чавкая.

— Что вечером делаешь?

— Ничего.

— Может, по сто грамм?

— Жена завопит.

— Скажи, по работе.

— Я уже третий вечер по работе, а потом она унюхивает и давай брюзжать.

— Ну и черт с тобой. Потом жалеть будешь.

— Эй, эй! Я ж не отказывался! Я просто констатировал, — заторопился Зотов. — Когда конкретно?

— Да после работы сразу. Заходи.

Сергей походил по кабинету. Ничего в голову не лезло, хотя давно пора отписаться по тройке-четверке дел… Вот хотя бы по коммерческому ларьку. Или по краже на рынке. А лень… Хрен с ними, днем раньше, днем позже.

А старик все же кстати. Нехорошо так думать, грешно, но с его убийством хоть что-то занятное впереди забрезжило. Иначе закиснешь в этих ларьках и рынках, заквасишься.

И пить надо потихоньку завязывать. Вот сегодня с Зотычем последний раз так вот, без повода, и достаточно. Только по праздникам и выходным дням, причем не с утра и не в обед.

«И буду я красивый и здоровый, — с улыбкой подумал Сергей. — Упитанный, приятный такой в общении. Еще бы майора дали, и совсем хорошо.

А что, вот с дедом разгребемся, и дадут? Вот только бы разгрестись».

ГЛАВА 4

Никто не хочет всех спасти и быть за то распятым, но каждый любит погрустить о всяком непонятном…

Комиссар был в своем обычном состоянии. На его лице была отражена вся гамма презрения к работающему на него человеку.

«Впрочем, — напомнил себе Хейти, — я работаю не на него, а на государство».

Патриотическая эта мысль трепета не вызвала и особенного успокоения не принесла. Настроение у начальства было, мягко говоря, совсем не радужное. Сам тот факт, что на следователя отдела служебных расследований вышло не прямое руководство, а именно комиссар, о многом говорил и ничего хорошего этому следователю не сулил.

«Зараза, — снова подумал Хейти, терпеливо ожидая, когда начальник поднимет-таки голову от бумаг. — Чего ж тебе от меня требуется, кроме моего увольнения? Ты же сидишь так крепко, что под тебя и мышь не подкопается».

Комиссар действительно сидел прочно. Как пришел на должность в 1996 году, сместив прежнего руководителя Полиции Безопасности, так и сидел поныне. А после того как через год отдел служебных расследований сковырнул его заместителя и еще ряд значительных чинов по обвинению в коррупции, комиссар начал претворять в жизнь нехитрую политику, именуемую в народе «завинчиванием вентиля». Эта тактика применялась только в отношении отдела служебных расследований, который уже несколько лет получал жалкие крохи из многотысячных дотаций, выделяемых государством. Комиссар обладал редким и очень полезным даром — он везде и всегда находил, усаживал на нужные места своих людей, преданных ему до мозга костей.

Некоторых удалось вывести на чистую воду. Однако все попавшие под следствие всю вину брали на себя. Каялись. И, дабы не выносить сор из избы, увольнялись по собственному желанию, чтобы остаток жизни прожить, работая в одной из многочисленных охранных фирм или в тому подобных частных организациях под неусыпным контролем особых отделов Полиции Безопасности. Установить связь этих людей с комиссаром было заветной мечтой каждого следователя отдела служебных расследований. Однако, как всякая мечта, она так и оставалась неосуществленной, постепенно превращаясь в устойчивый миф.

— Итак, — комиссар откинулся в кресле. — Господин Карутар, вы, вероятно, хотели бы узнать, зачем я вызвал вас сегодня.

Это было утверждение, поэтому Хейти не стал отвечать.

— А вызвал я вас для того, чтобы сообщить вам… — При этих словах Хейти приподнял бровь, ожидая столь известного продолжения о «пренеприятнейшем известии», однако комиссар переиначил классическую фразу. —… Интересную новость. Из области государственных отношений.

Хейти насторожился. Из своей практики он знал, что большие государственные тайны часто становятся приговором для тех, кто эти тайны узнает.

— Однако перед этим я бы хотел услышать от вас небольшой отчет о проделанной вами в Тарту работе. Вы ведь вернулись из Тарту на днях? Кажется, вчера.

— Да, именно вчера. Я бы смог вернуться несколько раньше, если бы наш отдел имел более совершенную технику.

— Что вы имеете в виду?

— Автомобиль.

— Ах, автомобиль… — протянул огорченно комиссар, а затем поинтересовался: — Что-то случилось?

Вся эта комедия нравилась Хейти все меньше и меньше. Комиссар проявлял участие к судьбе отдела служебных расследований… Безусловно, притворное, нарочито притворное и от этого все более и более опасное.