Степан Ларин - 25-й (СИ)
— Где Хищник?
— Зачем он тебе?
— Не бойтесь, касур. Я просто хочу поговорить.
— Он в лазарете, склеивает морду у хирургов — ты выломал ему челюсть.
— Всего лишь? Мне-то он порвал всё лицо.
— Ну... это, конечно, да...
— И куда смотрел Судья Дрем?
— Чужой, я прошу тебя как брата-клона: сходи в ванную, помойся, залижи раны и, Перият тебя раздери, успокойся.
— Добрый доктор Шаргул ничего больше не хочет посоветовать? — поняв, что мстить уже бессмысленно, а злиться на помогающего мне — тем более, я решил отшутиться.
— Регенератор у тебя есть. Сам справишься, а делать пластические операции — не моя работа. — Его лицо тоже стало светлее от улыбки.
— А говорят, некрианская медицина лучшая в Галактике... Конечно, чего ещё можно ожидать от врача, который носит имя нежити?
— Пошутишь насчёт моего имени ещё раз, и сам станешь нежитью, чешуедранный остряк. Я ведь ауксилий, не забывай об этом.
Зализывание ран оказалось нелёгким делом. Левая щека распорота до самых зубов и десны ударом когтей, края широких рваных полос воспалились. След от когтя на правом боковом пальце лёг через скулу, и теперь металл её кости виден всем, кто захочет посмотреть. В кости некрианских детёнышей ещё на стадии эмбрионального развития вводят крошечные стальные нити с помощью нанороботов; это укрепляет скелет и помогает в старости сохранить силу и осанку — в Некрианской Империи каждый должен работать, служить и выкладываться до самой смерти. А уж кости боевых клонов покрыты металлом полностью и намного прочнее, чем у живорождённых, но плоть от когтей это ведь не спасает. Разрез рта с левой стороны продлился до самого слухового отверстия, и лицо отныне криво и вечно ухмыляется.
Войдя в купальню, я оголил торс, встал перед умывальником и, сделав руки ковшиком, набрал в них воды, после чего быстро облился и умыл лицо. Холод сковал всё выше пояса, мускулы приятно отвердели, плоть стала чище, я занялся своими ранами. Регенератор сильно помог. Под рыжим светом, ударившим из стенок увесистого металлического кубика, кровь перестала сочиться, быстро свернулась и засохла, берега этих зелёных рек под названием «царапины» соединились мостиками из нарастающих кусочков плоти, и вскоре от них остались только побелевшие следы. Очень, однако, заметные. Мою щёку точно зашили ниткой, а не залечили излучением. Мда, я теперь ещё тот красавчик... И суток от вылупления не прошло, а уже изуродованный на всю жизнь...
На пути в купальню мне не встретился никто, но за время моего там пребывания казарма наполнилась людьми и теперь приветствует меня. И приветствует, несмотря на моё поражение, с горячей радостью.
— Гордость отечественной индустрии! — объявил сам Танкред, подняв мою руку высоко вверх.
— Ты настоящий зверь, Чужой. — Признал Надаск, когда я, чуть ли не унесённый на руках своих товарищей, очутился в нашей комнате.
— А ещё — редкостный засранец. — Произнесла входная дверь голосом Хищника, и он, двигая кривой челюстью, вошёл. Ну, мы хотя бы в расчёте — он порвал мне рот, а мои кулаки вывернули его челюсть из пазов так, что даже с чужой помощью он не сумел её по-нормальному вставить обратно. — Но рука у тебя крепкая. Я это уважаю.
— Хорошо, что ты хоть что-то научился уважать. — Я встал с кровати и шагнул ему навстречу. Окровавленная футболка растянулась оттого, что он весь напрягся, ожидая от меня продолжения поединка.
— Если будешь бить первым — бей наверняка. — Сурово посоветовал Хищник, и мы уставились друг на друга. Товарищи возбуждённо зашевелились.
— Тебя никто не просил кромсать моё лицо на лоскуты.
-Всякое может произойти в бою.
— Какое удобное оправдание...
— Ты сомневаешься в приказе?
— Похоже, ты обрадовался бы больше, будучи размазанным по асфальту в самом начале боя. — Хищник пригласил сесть, и я опустился на кровать напротив него. Да, пригласил. Значит, ищет примирения. — А если бы тебе приказали совершить самоубийство, ты совершил бы? Просто так, на ровном месте? Если бы вошёл сейчас к нам центурион и сказал: «Легионер Двадцать Один, возьми пистолет, приставь его к своему подбородку и спусти курок»?
— Да, только представь. Потому что это приказ.
Эту фразу я запомнил надолго. И долго над ней рассуждал. Как же так, взять и умереть по одной только чужой указке? Даже биологически неестественно так легко расставаться с жизнью. Любой организм стремится избежать гибели, а тут вдруг идёт ей навстречу. Одно дело — умереть за то, за что действительно стоит умирать, когда ты готов к этому, но вот так, рефлекторно... Суицидальным синдромом попахивает...
— Чужой, я действительно не хотел тебя калечить. Правда. — Заверил Хищник, но я почему-то не поверил.
— Разумеется. Виноват ведь приказ.
— Вот только слёз не надо. Не будь самочкой.
— Так, спокойно. — Левиафан встал между нами, удерживая за плечи, как будто мы хотим кинуться друг на друга. Но ни у меня, ни, я уверен, у Хищника такого желания нет. Поздно убивать из-за обиды — она уже не так сильна. Но это вовсе не значит, что я не злюсь на Хищника. — Поединок закончился, если вы не заметили.
— Я спокоен, как бурниш после обеда. — Я избавился от руки товарища. — Проповедуй в другом месте, а нам дай грешить с миром.
— В общем, славно ты бьёшься. Себя в обиду не дашь. — Хищник, наконец, высказал своё мнение обо мне доходчиво.
— Это точно. — Поддакнул Чак, и я вдруг вспомнил, что это он вместе с Левиафаном уносил меня. Да уж, вот кому тоже довелось испытать мою силу, когда я раскидал их, как детёнышей. — Как насчёт нового имени? У всех крутых бойцов оно должно быть.
— Нет. — Сразу отрезал я. — «Чужой» — лучший вариант.
— Да, да, ты прав. — Согласился товарищ и тут-же снова придумал. — Мы назовём тебя Чужой, Шрам-на-Щеке. Типа как фамилия и имя.
— Брахен-Ду Шализ, значит... — Повторил я вслух. — Меня это устраивает.
Во время вечерней пробежки мы впервые увидели бесхвостых. Какая-то вооружённая процессия, двигавшаяся по главной дороге лагеря к фабричному району, где, как я знаю, находится также штаб всей Первой Армии Клонов. Возглавлял процессию офицер с головой овалообразной формы, как у всех землян; на ней, на бровях имеется чёрная шёрстка. Рот не такой широкий, как у нас, но губы более пухлые и мясистые. Глаза имеют круглый зрачок. И вообще, зрачок у них просто есть. Вместо слуховых отверстий — кожно-костные выросты на висках, формой своей напоминающие раковины моллюсков, а обонятельную функцию выполняет клювообразный орган, растущий между глазами и нависающий надо ртом. Мягкая бледноватая кожа лишена чешуи и естественных костяных панцирей. Действительно нет хвостов, пятипалые руки имеют всего один, а не два противопоставленных боковых пальца и дорастают всего-то до уровня паха, а не почти до колен. И ещё, конечно, у них иначе устроена нога: голень длинная, ступня короткая и широкая, вместо трёх (считая рудиментарный боковой) пальцев — пять, как и на руках, а пятка не задрана высоко вверх и расположена вровень с остальной стопой. Им такое строение досталось от обезьян (как считают некоторые), а нам — от динозавров: наши ноги лучше приспособлены для бега и развивают куда большую скорость.
— А вот и немцы. — Пропел Раш-Фор и остановился, разглядывая отряд бесхвостых, а мы последовали примеру своего офицера и тоже замерли. — О, гутен морген, майн камрад! Небось, на экскурсию приехали.
Все ещё постояли несколько секунд, разглядывая союзников, а я случайно столкнулся взглядом с их офицером. Его глаза были грозными, предупреждающими, просто другими, но в их глубинах есть что-то наше. Даже не наше, а общее, присущее и нам, и землянам. Глаза эти будто подстёгивали меня: «Держись, впереди славная битва».
Когда мы вернулись к казарме, на большой парковке возле тренировочной площадки нас ждал сюрприз: четыре танка серии «Ненапса» и десяток БТР «Тарук». Те из нас, кто пошёл по стезе танкистов и водителей, сразу облюбовали свои машины, а центурион выдал ключи.
— Эх, прокачусь... — Замечтался командир одного из «Таруков», забираясь внутрь. Двигатель загудел, БТР вздрогнул, рывком оторвался от земли, под днищем раскинулись отражающие крылья, и машина зависла в двух третях тана от поверхности почвы. Показывая свою боеготовность, водитель заставил скорострельную малокалиберную пушку вскинуться, точно для стрельбы по облакам, а из люков по бокам башенки выдвинулась пара шестизарядных ракетных установок.
Сегодня нас ещё покормили на ночь, провели перекличку, и лишь потом центурион скомандовал отбой. Я возлежал на кровати, слушая разговоры товарищей и собственное дыхание.
— Интересно, что нужно было этим немцам? — подумал вслух Чак. — Наверное, хотят поторопить нас. Не думаю, что у них хорошо идут дела на фронте.
