Анастасия Парфенова - Ярко-алое
Самообладание Фудзивара явно было наследственной чертой. Снежный Лис и бровью не повел. А если бы Кимико не замерла за спиной жениха ледяной статуей, Тимур мог бы решить, что и ей разговор совершенно безразличен.
— Дочь? — Владыка Фудзивара смотрел только на стоящее перед ним белоснежное видение.
— Канеко Тимур оказал нашему дому честь, предложив свою защиту и покровительство в столь трудное время, — тихо, явно пытаясь вложить в слова больше, нежели позволено этикетом (и присутствием жениха), ответила та. — Я дала свое согласие свободно и с ясным взором.
— Понимаю. Советник, вы позволите мне поговорить с дочерью наедине?
— Нет, — твердо ответил Тимур, сознательно игнорируя приличия. — Но я готов поговорить наедине с вами сам. Обещаю не принимать оскорблений на свой счет. Вне зависимости от того, что вы сочтете нужным мне сказать.
Он, быть может, слишком ориентировался на оторванную от жизни литературу, но классические постановки Аканы были полны вот таких непокорных невест. Девушка, готовая опозорить свою семью, избрав недостойного жениха, входит в родительский дом, а выходя оттуда, с гневом отвергает презренного соблазнителя. Не хватало еще, чтобы Кимико, вернувшись после разговора с отцом, напрочь забыла, кто такой Канеко Тимур и почему она раньше отчаянно не хотела делать аборт.
Недвусмысленно положив руку между ее лопатками, он проводил дочь Фудзивара до тории. Прикрыв глаза, проследил, достигла ли женщина своего поместья. Дождался подтверждения Тайры. И лишь затем последовал за терпеливой прислужницей.
Дворец Фудзивара распахнулся анфиладами наполненного светом пространства. И не поймешь сразу, где комнаты разграничены стенами, а где — экранами рисовой бумаги. Кремовый шелк, деревянные балки, золотистого цвета паркет, такой сияющий, что утренние лучи, казалось, танцуют над ним, любуясь собственным отражением. Тимур, пытающийся не поскользнуться на полированной поверхности, подумал, что высокородным Фудзивара не нужны зеркала. Они всегда могут посмотреть себе под ноги.
Вход в кабинет владыки охраняли массивные двери темного, почти черного дерева. Тонкая, ранящей красоты аметистовая дева закрыла за спиной гостя тяжелую створку.
Было в звуке защелкивающегося замка что-то такое… окончательное.
Тимур оглядел светлую, обитую бело-зеленым шелком комнату.
Окно было такое огромное, что чудилось: одной из стен просто нет. Самоцветные горы взмывали ввысь, как мелодия взлетает в крещендо, и казались неотъемлемой частью интерьера.
Ровно напротив другое окно точно так же распахивалось в безмятежность морского залива. Солнце врывалось внутрь, пронзало насквозь все помещение. Блики золота отражались от светлого камня — вдоль одной из стен вытянулся выточенный из цельного куска нефрита дракон. Светильники из того же камня, но других оттенков, зажжены пока что не были.
Хозяин стоял на коленях перед низким столиком и разливал чай. Гость уважительно, как мог глубоко поклонился. Повинуясь жесту, опустился на предложенную подушку.
— Вы предпочитаете серебристый улун, не так ли, советник?
Первый ход аристократа был неплох. Тимур не принадлежал к тем избранным, кто мог позволить себе пить реальный чай в реальном мире. Чтобы добыть информацию о его вкусовых предпочтениях, нужно было получить возможность проанализировать личные сетевые настройки господина тайного советника. Или — еще менее радужная мысль — узнать ответ от кого-то, достаточно Тимуру близкого. Не сказать, чтобы задача столь уж сложная. Но ведь ею еще нужно зачем-то озаботиться. Причем заранее.
— Склоняюсь перед вашими осведомителями, князь, — чуть поклонился Тимур, принимая тонкую, почти прозрачную пиалу.
— Мои осведомители оказались не столь хороши, как хотелось, — вежливо принял перекинутую ему подачу собеседник. — Признаюсь, ваши отношения с моей дочерью стали совершенной неожиданностью.
— Мы встретились в Паутине под анонимными аватарами — вы знаете, как это обычно бывает. Госпожа Кимико — увлеченный дизайнер, я интересуюсь сотворением Паутины. Нам было о чем поговорить друг с другом.
— Безусловно. Однако не каждое сетевое знакомство заканчивается предложением руки и сердца. Вы не можете не признать, что в реальной жизни все же являетесь очень разными людьми, — дипломатично приуменьшил владыка. — У вас очень разные, даже противоположные убеждения и культурные стереотипы. Также и обязательства.
— Наши убеждения лишь дают повод для интересных споров. Столкновение культур действительно может стать проблемой, но мы готовы идти друг другу навстречу. Я, при всем своем радикализме, все же сын Аканы. И недавно обнаружил, что не столь далек от традиционного мировоззрения, как считал ранее.
Тимур вдохнул аромат чая, давая себе время сформулировать вопрос, задать который не имел права.
— Обязательства, — медленно произнес он, точно пробуя слово на вкус. — Мои обязательства перед советом и Аканой. И обязательства госпожи перед семьей и той Аканой, которую она назвала бы истинной. Князь Фудзивара, ведь после падения маяков вы официально расторгли помолвку дочери с Кикути Нобору, не так ли?
Аристократическая рука, держащая на весу чайник, была спокойна, падающая в пиалу горячая струя не колыхнулась. Но вот под поверхностным уровнем аватары князя удалось уловить эхо быстрой перенастройки.
Тимур сделал глоток. Снежный Лис знал. Расторжение помолвки было пустым жестом, призванным прикрыть семью от разъяренной толпы. А может, Нобору просто потребовал соблюдения клятв. Забавно, если подобная сцена разыгрывается в кабинете высокородного родителя второй раз подряд. Движимый сомнительным «традиционным мировоззрением», жених является «просить благословения» — и вежливо молчит о том, что случится, если искомое благословение не будет получено.
Как бы там ни было, князь знал, что младшая его дочь стала женой владыки Кикути.
— Совершенно верно, советник, — седовласый интриган на диво искренне повторил официальную литанию партии умеренных консерваторов. — Нобору мог быть тысячу раз в своем праве, но всякой верности есть предел. Мы не могли поддерживать династию после того, как владыка уничтожил маяки, обрекая планету на изоляцию. Если и было здесь предательство, то Кикути предал Акану первым.
— И даже если обязательства еще сохранились, теперь это не имеет никакого значения, — небрежно заметил Тимур.
— Прошу прощения?
— Кикути Набору мертв. Уверен, до вас уже дошли слухи — они верны. Одна из групп мстителей, не утрудивших себя объявлением официальной мести, смогла получить координаты его убежища в реальном мире. Удар нанесли с орбиты. Выживших не осталось.
— Вот как, — тихо проговорил князь Фудзивара, ставя пиалу на стол. Понять, явилась ли для него эта информация неожиданной, было невозможно.
Тимур мысленно отвесил себе подзатыльник. До сих пор он воспринимал собеседника как врага — того, кого необходимо подчинить и чье презрение станет лишь еще одним оружием, которое можно будет направить на противника. Это позволяло вести разговор, как еще одни официальные переговоры, а не знакомство с будущим тестем. Но это же и заводило в ловушку. Если Фудзивара решат считать врагом самого Тимура… У отца жены будет достаточно причин и возможностей ударить в спину. Не нужно давать ему еще и повод.
— Князь, я никак — действием или бездействием не был причиной смерти владыки Нобору. — Он не мог утверждать ту же безвинность от имени всего коалиционного правительства, но за себя самого советник Канеко готов был поклясться. — Реальность поставила нас перед фактом: последний Кикути мертв. Но можно и должно спасти живых.
— Вот как, — совсем другим тоном сказал Глициниевый владыка, и во взгляде его, обращенном на Тимура, вспыхнул огонек какого-то нового интереса. — Ответьте мне на один вопрос, юный советник. Вы угрожали моей дочери, чтобы добиться от нее согласия на этот брак?
— Пожалуй, да, — твердо решил Тимур, немного подумав. — Не словом и не делом. Но я воспользовался ситуацией, чтобы получить ответ, на который не смог бы рассчитывать при любых других обстоятельствах. Госпожа сказала вам чистую правду: она идет на этот союз с ясным взором. Правда и то, что я предложил свою защиту всему союзу Фудзивара. Власть совета может казаться древним родам недолговечной и эфемерной, но сегодня, сейчас она вполне реальна. И опасна. Как и моя личная власть. Уверен, я смогу быть полезным вашей дочери, вашему клану и, пожалуй, вашей партии.
Седые брови чуть приподнялись в аристократичном недоверии:
— Легендарно твердый в своих убеждениях Железный Неко настолько очарован женщиной, что готов сотрудничать с традиционалистами?
— Скажем так: Железный Неко готов сотрудничать с разумными традиционалистами и не побрезгует использовать очаровательную женщину, чтобы войти в их круг.
