Вадим Панов - Дикая стая
Когда мы оказались у нужного дома, тихий московский двор был погружен в непроглядную тьму. Горело всего два фонаря, и они не были способны осветить даже половину пространства.
Я почувствовал себя неуютно. Артура же, наоборот, сей факт необычайно обрадовал.
– Меньше света – меньше свидетелей, – пробормотал он, после чего отправил одного из телохранителей разбить дальний от подъезда фонарь, а сам вышел из машины и снял с багажника джипа длинную – не менее трех метров – палку, завернутую в темную тряпку. Я выбрался следом.
– Твое оружие?
– Угадал.
Палка оказалась копьем. Длинное древко, которое венчал внушительных размеров наконечник. Сначала он показался мне блестящим, но когда погас дальний фонарь и света стало еще меньше, я понял, что ошибся: наконечник не был блестящим, он просто светился.
– Сурну понравится, – усмехнулся Артур. – Лунное серебро, усиленное рунами, фамильное оружие Лесеньяков.
Я не стал говорить, что Мишелю оно не помогло. Впрочем, я ведь не знал, как Сурн добрался до приемного отца Артура. Вместо этого я заметил:
– В квартире будет непросто управляться с копьем.
– Мы не пойдем в квартиру, – коротко ответил Артур.
– Подождем здесь?
– Да.
Что‑то в его тоне мне не понравилось. Но что? Я лихорадочно обдумывал ситуацию.
– Мы позовем Динку сюда?
– Нет, пусть сидит в квартире.
– Но почему ты думаешь, что Сурн выйдет во двор?
– У него не будет выбора, – тихонько рассмеялся Артур. – Когда он наедается, то несколько часов не может летать. Клод проверил: выхода на чердак из этого подъезда нет, значит, Сурну придется спускаться во двор.
«Клод проверил…» Телохранитель, посланный разбить фонарь, действительно вернулся не сразу, а я, увлеченный изучением копья, не заметил, куда он ходил.
«Проверять, есть ли ход на чердак…»
Хода нет, и потерявшему способность летать Сурну придется выходить на улицу…
Вы должны меня простить: до сих пор мне не доводилось принимать участие в охоте на демонов, а потому соображал я туго. К тому же некоторые вещи, обыденные для Артура, казались мне настолько дикими, что я не мог, просто не мог догадаться о них.
– А в квартиру Сурн прилетит?
– Да.
– Поест, после чего не сможет летать…
– Да.
– Ты хочешь убить Динку?!!
Кажется, я попытался броситься на Артура, попытался ударить его, вырвать из рук копье. Кажется, я кричал еще что‑то. Ругался? Не помню.
Я был в шоке.
Но, как вы понимаете, ни черта у меня не вышло. Клод с напарником перехватили меня в сантиметрах от хозяина, отвесили пару тумаков, положили на асфальт и не позволяли подняться до тех пор, пока я не прохрипел:
– Все. Больше не буду.
– Опомнился? – поинтересовался Артур.
– Угу.
– Поднимите его.
Он не сказал: «Отпустите», а потому меня продолжали держать за руки.
– Ты, Виталька, можешь думать обо мне все, что хочешь, но поймать Сурна иначе, как на живца, невозможно. – Артур говорил спокойно, уверенно, но в глаза мне не смотрел. Руны разглядывал. Поганые свои руны на поганом своем лунном серебре. – Сурн сильный зверь, очень опасный, очень быстрый. Глупый, только когда голодный. Слабый, только когда сытый. Не скормим ему Дину – не возьмем. Все ляжем.
– Ты сволочь, – тихо сказал я.
Отрицать этот факт Артур не стал. Даже не поморщился. Продолжил ровным голосом:
– Для всех будет лучше, если Сурн умрет. Не я виноват в том, что звезды указали на твою Дину. Такова судьба. Но я обязан воспользоваться ситуацией. Сурн должен умереть. И больше никаких жертв.
Моя Динка заплатит за жизнь незнакомых людей. Мне стало горько.
– Самое страшное даже не в том, что тварь живет и убивает. В конце концов, Сурн не виноват ни в том, что уродился таким, ни в том, что попал в наш мир. Самое страшное в ауре зла, которую он распространяет. Пока он жив, от него исходит такая энергетика, что ломаются самые сильные люди. Ты говорил с Вурцем?
Я кивнул.
– Ты почувствовал?
Я не мог отрицать.
– Да.
– А Вурц лишь слабенькое отражение Сурна. Поднабрался за триста лет. Теперь ты понимаешь, какую дрянь тащит эта тварь в наш мир?
Я не сдержал вздох, покачал головой, на несколько мгновений задержал взгляд на светящемся наконечнике копья.
– Артур, ты не думал о том, что Сурн всего лишь одна из частей целого? Что его аура призвана компенсировать кого‑то другого, кто живет среди нас и…
– Распространяет добро?
– Да.
Дурацкая тема для разговора, но в тот момент я не мог говорить о чем‑то другом. Умолять спасти Динку? Напрасная трата времени. Молчать? Мне было слишком плохо. Я должен был высказаться.
– Возможно, это так. – подумав, ответил Артур. – Но сути дела это не меняет: я охотник. И даже если Сурн всего лишь симметричный ответ, я буду преследовать его, пока не убью. В нас и без того достаточно зла, чтобы получать дополнительную инъекцию.
– А как ты отнесешься к мысли, что кто‑то охотится на добрых тварей?
– С пониманием, – усмехнулся Артур. – Мы должны оставаться такими, какие есть. Мы должны сами решать, когда и как поступать. Мы должны совершать ошибки и идти вперед своей дорогой. А наставники любой масти могут отправляться ко всем чертям.
Такая вот философия.
Поверьте, еще до того, как Артур ответил на мой вопрос, я знал, что именно он скажет. К тому моменту я уже достаточно разобрался в охотнике, чтобы понять ход его мыслей. Но мне было важно услышать это от него.
Я услышал и замолчал.
Телохранители продолжали держать меня за руки. Артур, обращаясь к светящемуся наконечнику, шептал какие‑то заклинания. Темный двор оставался пустынен и тих.
Все терпеливо ждали, когда Сурн убьет мою Динку.
А потом скрипнула подъездная дверь, и она вышла из дома.
* * *– Динка!
Я машинально дернулся, попытался вырваться, но куда там! Меня прижали лицом к джипу.
– Это она? – спросил Артур.
– Да, – прохрипел я.
– Почему она вышла?
– Не знаю. Может, устала сидеть и бояться?
– Или он ее позвал…
Артур огляделся, нехорошо улыбнулся, взял копье в обе руки и тихо велел:
– Оставаться здесь.
А сам направился к Динке. Осторожно и очень мягко, готовый в любой момент отбить или нанести удар. Направился походкой умелого охотника. Направился без страха и сомнений.
Он был почти неразличим в темноте, но светящийся наконечник отчетливо указывал нам его путь. И выдавал Артура Сурну.
Впрочем, тварь с самого начала знала, где ее враг.
Сурн вышел из тела Динки за мгновение до того, как наконечник прикоснулся к девушке. Черное, гораздо чернее осенней тьмы облако на мгновение окутало голову Артура и тут же отпрянуло, потянулось к неосвещенной части двора, скрылось.
Секунду они продолжали стоять: Артур и Динка. А потом упали. Сначала она. Затем он. Рухнули как подкошенные.
В тот же миг я почувствовал, что свободен. Но обрадоваться не успел: накатило знакомое ощущение непроглядной тоски.
– Глупый охотник, – хихикнул Вурц. – Молодой и глупый. Думал, Сурна завалить легко. Наивный.
Он вытер кинжалы, которыми заколол телохранителей, о мою одежду, прищурился и пробурчал:
– Сурн сказал, ты можешь жить.
– За что такая милость?
– Сурн не режет больше овец, чем ему надо.
Вот и вся история о Дикой Стае.
О звере по имени Сурн, о звере по имени Вурц, о звере по имени Артур и о несчастливой девчонке, что так некстати оказалась между ними. О моей Динке.
Странная все‑таки штука – Судьба. Никогда не таешь, куда заведут тебя звезды и какая тварь, прячущаяся до поры в темном углу, заинтересуется тобой.
А напоследок я поведаю о том, что побудило меня рассказать вам эту историю.
Случилось так, что через несколько месяцев после смерти Артура и Динки дела привели меня в Париж. В город‑легенду, в город‑сказку. Разумеется, я использовал любую возможность, чтобы посетить знаменитые достопримечательности. Я поднимался на Эйфелеву башню и побывал в Доме инвалидов, я просиживал в кафешках на Монмартре и гулял по Булонскому лесу, сходил в оперу и в «Мулен Руж», глазел на арку и собор. Предпоследний же перед отъездом день я посвятил Лувру и там, в одном из дальних залов, я наткнулся на НЕЕ.
На коллекцию овальных золотых медальонов.
Вот охотник с луком, а вот – со связкой дротиков. Вот человек, на руке которого сидит сокол, а вот – в окружении своры собак. Вот мужчина на лошади, и вот другой, с сетью и кинжалом. И снизу каждую фигурку обрамляла фраза: «Facta sunt potentiora verbis», а сверху виднелись следы стершегося символа.
Золотые медальоны лежали за стеклом.
