Олег Петухов - Пост-Москва
— Надо с ним поговорить.
— Вы уверены?
— Надо поговорить.
— О’кей. Вам перезвонят.
В трубке щелкнуло и раздались короткие гудки отбоя.
Папа подошел к двери и нажал кнопку. Дверь открылась. Он выглянул в приемную. Там никого не было.
— Сучка опять отсасывает у Белобрысого, — проворчал он и закрыл дверь.
Паровозики загудели и поехали по рельсам, выпуская клубы дыма и пара.
4
Папа ошибся — Марина не отсасывала Белобрысому. Да никто и не мог сказать точно, кто такой этот Белобрысый, и что именно померещилось старику. Во всяком случае его секретарша точно не знала этого. Геринг убедился в этом лично, бросая пьяную в жопу Марину на диван в своем кабинете и расстегивая ширинку.
— Белобрысый? Кто это? — хохотала Марина, пока он стаскивал с нее юбку и трусы. — Белобрысый, ха-ха! Папуля шлепнулся на головку!
Геринг был того же мнения о Папе, и его такое положение дел вполне устраивало.
— Дай мне выпить! — гундосила Марина. — Я хочу вискаря.
Геринг одновременно шарил по кофейному столику в поисках бутылки, стакана, чтобы налить ей очередную дозу, и пытался засунуть ей своего плохо стоящего друга. Друг выскальзывал, а выпивка лилась мимо цели. Наконец он психанул, сел на край дивана и сказал:
— Сейчас налью!
Он сосредоточился на процессе разлива, не забывая и себя, но когда он повернулся к ней, она уже мирно спала.
— Млядь, вот так захочешь кого изнасиловать, а эти сучки даже не испугаются.
Он выпил виски, закурил (что строго запрещалось!) и примостился с края. До рассвета оставалось не так много времени, а ему надо было выспаться.
5
Жизнь в пределах Бульварного кольца кипела и бурлила. Витрины бутиков ломились от товаров, цены на которые заставляли предположить, что их изготовили на Марсе, а потом срочным двухгодовым рейсом космического челнока доставили сюда, в Москва-Сити, еще горячих от космического излучения и окутанных аурой Больших Денег. Большие Деньги были новой религией, фетишем, черным метеоритом, вделанным в стену мечети в Мекке, золотым тельцом, которому поклонялись в равном степени воодушевленности как на самом верху, так и с самых социальных низов, которые не просто ниже плинтуса, но уже практически живут под асфальтом, не теряя от этого чувства всеобъемлющего позитива при одной мысли о Больших деньгах. Большие Деньги не просто тупо манили и благоухали надеждой, нет, они были воздухом, пищей и смыслом жизни населения внутри Бульварного кольца. Это они, Большие Деньги, заставляли двигаться толпы молодых людей в строгих черных костюмах по утрам на свое место в офисе, где все они приобщались к таинству делания Больших Денег, все они причащались крови и плоти Огромных Бабок, чтобы потом, ровно и строго в 18.00 отправиться назад, вниз по лестнице Иакова, в свои съемные углы за матерчатой занавеской, к своей порции доширака и плечиках, на которые любовно и старательно вешается костюм Служителя, служки или алтарника, культа Больших Денег.
По пятницам Москва-Сити преображался в мексикано-славянский карнавал фриков, гламурных блядей в сетчатых колготках в кожаных юбках, только-только прикрывающих гениталии, но оставляющие большую часть доступно соблазнительных ягодиц на публичное обозрение, лже-мотоциклистов без мотоциклов, но в олдскульных косухах, по стоимости превосходящих чуть ли не грузовик вместе с полуприцепом, отвязных чернокостюмных мальчиков с галстуками на плече, и все это в окружении пьяного быдла, не нашедшего правильную дорожку к заветной занавесочке и месту в Офисе, и потому слоняющемуся по улицам Бульварного рая Больших Бабок с пивными бутылками наперевес. Это — праздник Пятницы, великой и ужасной. Единственного времени, когда служителям карго-культа положено оторваться от экрана монитора со столбцами цифр — закалькулированной молитвой к Новому богу.
Иван, по профессии техник-ремонтник биокомпьютерных систем, пробирался сквозь толпу, запрудившую тротуары в поисках Идеального Развлечения, обязанного просто завершить пятничный разгул. Ему было не до развлечений — заказов выше крыши, а работать было некому. Его напарник ушел в запой под видом обострения какого-то там мифического заболевания желудка. Поэтому приходилось работать допоздна, забив на отдых и личную жизнь.
Впрочем, личная жизнь у него не сильна страдала по причине полного ее отсутствия. Его девушка бросила его пару лет назад, а новая как-то не появилась. Или он не там ее искал. Вернее, не искал даже, а ожидал встретить. Внутренне готов был встретить, так сказать. Да что-то все не встречал, а когда встречал, они — возможные его девушки — смотрели строго сквозь него. И еще немного в сторону. Он был для них частью того мира, который подавляющее большинство россияно-москвичей из дебрей и глубин Бульварного кольца не то, что не понимали, но даже не догадывались, что этот мир можно понимать — все эти генно-кибернетические девайсы, все эти электронно-бионические штучки, все эти органико-процессорные машины, которые он налаживал, чинил и вновь возвращал их тупым, но позитивно мыслящим владельцам. Вот и последний на сегодня вызов был к именно такому типу мажорно-просветленного пользователя. По этому адресу он шел не первый раз и, скорее всего, не в последний.
Он позвонил в видеодомофон и поднес к считывающему устройству свою иденткарту.
Дверь щелкнула замком и открылась, издав при этом одну из самых противных мелодий, которые ему когда-либо доводилось слышать. Он поднялся в лифте на нужный этаж. Лифт, естественно, псевдо-знал, куда ему нужно, так что никаких кнопок нажимать не приходилось.
Клиентка открыла ему дверь:
— Она опять не работает! За что я вам плачу деньги?
Длинноногая тонкокостная стерва, как определял ее про себя Иван. Привыкла все мерять на свои чертовы деньги. Из одежды на ней были полупрозрачные джинсики в обтяжку и такая же майка. Соски ее сисечек почти протыкали тонкую ткань.
"Мы для них не люди", — думал про себя Иван, — "Для них секс — это деньги, а деньги — секс".
— Где изделие? — спросил он ее хмуро. — Что опять случилось?
— Вон она, — девица ткнула пальцем в направлении анизотропной псевдо-разумной модели комнатной собачки. — Она перестала реагировать на меня!
Собачка, вернее, псевдоморф собачки, действительно сидел без движения. Иван включил сканер и считал данные. Все с ним было в порядке.
— Вы когда его в последний раз кормили? — спросил он эту наглую сучку.
— А что — их надо кормить? — казалось, она впала в умственный ступор.
— Да. Не так часто, как живых, но кормить их все равно надо. И подбирать за ними потом псевдокакашки, — не отказал он себе в удовольствии немного потроллить эту дуру. — Вы же не скажете, что вы такая дура, что не прочли инструкцию?
6
— Я бакалавр филологических наук, — сказала она. — А в технике действительно не разбираюсь. Не мое это…
Он почувствовал себя свиньей:
— Простите. Но они не совсем техника. Они в каком-то смысле живые.
— Мы все в каком-то смысле живые, — сказала она. — И в каком-то смысле разумные.
Потом добавила:
— Вы быстро добрались. У меня не было времени переодеться. Мне неловко перед вами в такой одежде.
Он спросил:
— Вы сказали филология. Иностранные языки?
— Нет, скорее, литературоведение. Я специализируюсь на творчестве одного писателя, начала двухтысячных. Он известен под сетевым ником Фидель.
— Никогда не слышал о таком.
— Это не удивительно. Он запрещен у нас. Было специальное постановление Общественного совета по морали и этике. Его книги внесли в список запрещенной литературы.
— Какой смысл заниматься тем, что запрещено?
— Ну, исследовать творчество они не запретили. Во всяком случае, пока. Вы не возражаете, если я переоденусь? Мне не по себе в таком виде перед…
"Интересно, перед кем?" — подумал он. — "Кто я для нее? Кем я мог бы быть для нее, если бы мы познакомились поближе? Наверное, другом-технарем, которому она звонила бы, когда фототрофный кактус на микрочипах отказывался бы зацветать".
Она, немного помолчав, добавила:
— Вы ведь не откажетесь мне в двух словах объяснить, как надо обращаться с ней?
И она движением подбородка показала на свой псевдоморф, продолжавший все так же неподвижно сидеть на полу в гибернационном состоянии.
— Ладно, — ответил он. — На сегодня я уже закончил работу.
— Вот и отлично! — улыбнулась она и вышла из комнаты.
Он вздохнул. Потом достал из своего рюкзачка с инструментами недоеденный бутерброд и положил его перед "собакой". Псевдоморф активизировался, и Ивану на миг показалось, что тот испытывает к нему благодарность. Но это была, конечно же, иллюзия.
