Виталий Держапольский - Псарня. Первая кровь
— Ладно, запишу тридцать седьмым годом, одиннадцать тебе. А сейчас пойдешь с дежурным, он тебе место покажет, кровать там… Потом зайдешь к кастеляну, он тебе белье выдаст и одежку, а твою рвань пусть сожжет…
— Дяденька, так хорошая же одежка! — запричитал Вовка. — Зачем её жечь?
— Дяденька? — нахмурился толстяк, отвешивая Вовке подзатыльник. — Я тебе что сказал?
— Господин старший наставник-воспитатель! — скороговоркой выпалил Вовка, потирая затылок, а про себя добавил: «Сука! Я тебе еще припомню!»
— То-то! Дежурный!!! — крикнул воспитатель во всю глотку.
В коридоре раздался дробный топот, и через несколько секунд в кабинет ворвался растрепанный паренек лет пятнадцати.
— Звали, старший наставник-воспитатель? — не переводя дух, выпалил дежурный.
— Господин старший наставник-воспитатель, — поправил толстяк парня. — Теперь будете ко мне так обращаться. — Ясно?
— Ясно, господин старший наставник-воспитатель! — вытянулся в струнку дежурный.
— Бери этого шкета, — Боровой ткнул коротким мясистым пальцем в Вовку, — определишь его на постой. Кровать покажешь, кастелянскую… да, и баню организуй — воняет от него…
— Я мылся сегодня… — заикнулся Вовка, но воспитатель даже слушать его не стал:
— Значит, помоешься еще раз! А рвань — в топку! Вонючая… Все уяснили?
— Да, господин старший наставник-воспитатель! — в один голос ответили мальчишки.
— Тогда брысь с глаз моих!
Глава 2
20.04.48
Тысячелетний Рейх.
Рейхскомиссариат «Уральский хребет».
Блок «Сычи».
Закрыв за собой дверь в кабинет воспитателя, мальчишка-дежурный спросил Вовку:
— Тебя как звать, пацан?
— Вовкой кличут, — ответил Путилов, шагая следом за дежурным. — А тебя?
— Серегой, — ответил парень. — Тебе сколько лет, Вовка?
— Одиннадцать, — ответил мальчишка, — хотя я точно не знаю. Это ваш Боров, — Вовка указал на закрытую дверь кабинета, — так написал.
— Ага, господин старший наставник-воспитатель, — копируя голос Борового, произнес, надувшись, Серега, — его среди наших действительно Боровом обзывают. Гад, каких поискать! Руки любит распускать…
— Пусть только попробует! — злобно сверкнул глазами Вовка. — Я ему быстро культяпки укорочу!
— А ты ничего, боевой пацан, хоть и мелкий! — одобрительно фыркнул Сергей. — У нас пацанов твоего возраста нет совсем. Только девчонки. Мальчишки либо совсем желторотые — лет по семь-восемь, либо как я — лет по четырнадцать-пятнадцать. Ничего, приживешься, у нас не так уж и плохо… Борова, главное, сильно не зли, а то ведь забьет до смерти, — поучал Вовку Сергей.
— Слушай, а сбежать отсюда не пробовал?
— А куда бежать? У меня здесь мамка, брательник младшой здеся же…
— Брательник? — переспросил Вовка, вспоминая рассказ сердобольной хозяйки, пригревшей его в Сычах. — А ты, случайно, не теть Веры сын? Она говорила, у неё оба сына в интернате.
— А ты мамку откуда знаешь? — изумленно спросил Серега. — Как она? Когда ты её видел? — Вопросы сыпались на Вовку, словно из рога изобилия.
— Случайно встретились, я сегодня на вашем огороде от полицайского патруля ховался, а она меня увидела. Хорошая у тебя мамка! Накормила, обогрела, в баньку сводила… Я своей мамки-то совсем не помню, — грустно добавил мальчишка. — Сирота я. Так можно отсюда свинтить? А? — вернулся к насущному вопросу Вовка.
— А смысл? — пожал плечами Серега. — Все равно ведь рано или поздно поймают. А тут крыша над головой, кормежка…
— Ты прям как тот полицай, что меня сюда притащил. Тоже: крыша, жрачка… Не это главное, Серега. Если ты не видишь в этом смысла, то у меня кой-какой смысл есть! Прожил же я столько лет и без вашего интерната.
— Интересно, как это у тебя получилось? — произнес Сергей.
— Есть способы, — туманно ответил Вовка. — Так пробовал кто-нибудь?
— Были такие случаи, — утвердительно кивнул Серега, — только плохо все закончилось.
— Поймали?
— Угу. Года два назад Колька Антипов сбежал. Через три дня его назад полицаи притащили…
— И?
— Боров до смерти его потом замучил, а сказал, что Колька сам из окна выпал. Разбился…
— Вот урод! — сжал кулаки Вовка. — Ну ничего, со мной у него этот фокус не получится! А вообще, как вы тут, в интернате, живете-то? — спросил он Сергея, когда они подошли к комнате для мальчиков. — И где весь народ? Тихо как на кладбище.
— Так на работе же все, — пояснил Серега. — Девчонки в швейной мастерской; пацаны, кто в столярке, кто в токарном цехе, кто в свинарнике на смене, кто в курятнике; мелюзга на подхвате у девчонок: где поднести, где подать или подержать.
— Богатое у вас тут хозяйство! Филонить, наверное, никому не дают.
— Да, — согласился Серега, — все при деле. Иначе нельзя — норму не выполнишь — без пайки останешься…
— Принцип понятен, — криво усмехнулся Вовка, — кто не работает, тот не ест. Только вот как-то на благо Рейха вкалывать неохота.
— А тут не отвертишься, если кто-то один из бригады филонит, могут всех наказать. Тогда тебе свои же «темную» устроят. А у нас правило — за своих горой…
— Правило-то правильное, — согласился мальчишка, — вот только конечный результат…
— Откуда ты такой у нас взялся? — Серега пристально взглянул в серые глаза новичка. — Рассуждаешь не как десятилетний пацан… Только за такие рассуждения можно и…
— Ладно, забыли, — Вовка постарался перевести разговор на другую тему: — А когда не работаете, чем занимаетесь?
— Кто как, — пожал плечами Серега. — А из обязательного — физкультурные занятия. Поставленные нормативы должен выполнять. С этим тоже строго. Так что три раза в неделю после работы — спорт.
«Раб должен быть сильным и здоровым, — вновь вспомнил Вовка слова командира, — чтобы быть полезным своему хозяину».
Серега зашел в комнату мальчиков. Вовка огляделся: в большом помещении спальни стояло штук тридцать двухъярусных кроватей, застеленных грубыми серыми одеялами. Несколько кроватей были пусты — на панцирных сетках лежали лишь свернутые в рулон полосатые матрасы.
— Выбирай любую, — сказал Сергей. — Хочешь сверху, хочешь — снизу. В общем, разберешься. А сейчас к кастеляну пойдем, получишь одежду и бельё. А после я тебя в душ отведу.
Кастеляном, вернее кастеляншей оказалась дородная улыбчивая тетка лет пятидесяти. Увидев живописные Вовкины лохмотья, она всплеснула руками:
— Откуда к нам такое чудо? Сережка, ты на какой помойке его подобрал? По виду — ненашенский. Для новобранцев рано еще, в мае по селам директивщики поедут, да и староват он для новичка, — сама с собой рассуждала тетка. — Из побродяжек, что ль, горемыка? Родичи есть?
— Нету, тетенька, сирота я, сирота-сиротинушка…
— Эх, бедолага, — пожалела Вовку кастелянша. — Возьми вот хоть баранку, а то до ужина далеко… Подожди, — остановила она Вовку, протянувшего руку для угощения. — После бани возьмешь. А сейчас — скидавай свои обноски, и марш в душевую!
— Я в бане тока седни мылся, — возразил мальчишка. — Чистый-чистый, правда, тетенька.
— Меня Марией Филипповной величать, — сказала кастелянша. — Чистый ты или грязный — мне решать! Одежка твоя небось вшами так и кишит! Да, — вспомнила она, — тебя же и постричь нужно, чтоб остальных воспитанников не заразил.
Увидев, как мальчишка поменялся в лице, она сквозь смех добавила:
— Да не бойся ты, это не больно! Машинка для стрижки у меня хорошая — немецкая, даже не почувствуешь ничего!
— Тетенька, Мария Филипповна, может, не надо стричь-то. На улице еще холодно, — принялся упрашивать кастеляншу Вовка. — Как же я без волос?
— А я тебе хорошую шапку выдам, теплую. Не замерзнешь! Давай снимай свои обноски да на стул садись!
Мальчишка тяжко вздохнул, но, понимая, что спорить бесполезно, сбросил на пол драный тулуп, разделся до исподнего и сел на табуретку.
— Вот молодец! — обрадовалась кастелянша, доставая сверкающую никелем машинку для стрижки. — Сейчас мы тебя быстренько в божеский вид приведем!
Машинка действительно оказалась отличным инструментом — за несколько минут Вовка безболезненно распрощался с густой шевелюрой. После стрижки Вовка провел рукой по короткому ежику — голове было непривычно свежо. Он передернул плечами — состриженные волосы, набившиеся под нательную рубашку, неприятно кололись.
— Сережка, — позвала терпеливо дожидающегося окончания «операции» дежурного кастелянша, — веди нашего «страдальца» в душевую. Вот, держи одежку новую, — она протянула Вовке аккуратную стопку белья. — Как помоешься, ко мне опять — постельное выдам.
Вовка кивнул лысой головой и послушно поплелся вслед за дежурным. После жарко натопленного помещения Марии Филипповны в коридоре было прохладно. Вовка вмиг покрылся большими мурашками.
