Валерий Большаков - Наблюдатель
Сесть Дава решил в предгорьях. В обратный путь ему не хотелось. Да и куда теперь спешить? Всё равно опоздал. Часом больше, часом меньше. И как оправдываться? Какую уважительную причину изобрести? Можно себе представить теплую встречу в КГБ. «Что, Дава? Промахнулся мимо Тьет? Целиться надо было лучше!»
Виштальский поморщился. Хорошенькое же у него начало трудовой деятельности!
– Идиотизм… – выцедил он и твердой рукой повел нуль-звездолет на посадку. Осмотреться хоть. Прикинуть, кто виноват и что делать.
Корабль замер над большой поляной, обрамленной грузными деревьями с оплывшими, ребристыми стволами и очень толстыми сучьями, утыканными, как султанами, пучками длинных мягких игл.
Антигравы мягко опустили звездолет точнехонько посреди поляны.
– Приехали… – проворчал Дава, отстегивая широкие эластичные ремни. И зря.
Корабль неожиданно сотрясся, завыла сирена УО – ударной опасности, но было поздно – с гулом и треском Ка-Эл-Бэ, на жаргоне звездолетчиков – «колобок», рухнул в огромную глубокую яму. Опрокинулся и упал боком. Толстые колья, торчавшие со дна ямы, пробили индикаторное кольцо, содрали эллипсоидную антенну нуль-передатчика, смяли ее в ком. Конец связи!
Даву сначала бросило на обзорник, где крепко приложило к экрану, потом отпасовало к мягким панелям на стене, вышибая воздух из легких, и швырнуло обратно на пульт.
– Авария при посадке! – верещал комп. – Авария при посадке! Ав.
Дава саданул интелмат локтем по корпусу – и тот заткнулся. Тихо стало. Только и слышно было, как что-то пересыпается в агрегатном отсеке, шипит легонько и потрескивает.
«Сел, называется…» – подумал Давид в полном ошеломлении. Отжавшись на руках, он подтянул ноги. Уставился в обзорник, наполовину затянутый млечной пеленой. Там, где экран был цел, проглядывали оплывший край ямы и здоровенный обрубок бревна, заточенный под конус. Острие опасно блестело, словно лакированное. Надо полагать, щедро смазано ядом.
– Идентификация прошла, – педантично доложил компьютер, – корабль находится в охотничьей яме-ловушке.
– Ты заткнешься или нет?! – заорал Давид. – Умник нашелся!
Успокоившись, он задумался. Его готовили к работе в условиях феодализма, а здесь первобытное общество. Может даже и так быть: неведомые строители тех громадин в горах и на равнинах одичали после какого-нибудь глобального катаклизма, опростились. Ну, и что с того? Он назубок знает инструкцию, запрещающую самодеятельные контакты, и нарушать запрет не собирается. Всё, тема закрыта. Но… как быть-то? Всё равно ж придется как-то договариваться с туземцами! А иначе кто ему поможет выкатить из ямы корабль и поставить его в положение нормальной посадки? Тут тонн десять, а киберов на борту ноль целых и хрен десятых. Кстати, о нулях.
Давид сунулся к панелям пола, ставшего бортом. Снял одну, снял другую. Аккумулятор целехонек, обе блок-емкости полны под завязку. А вот нуль-передатчик. Давид уныло посмотрел на сплавившиеся интерфазники. Они были еще горячими и отчаянно фонили. Толстенный кол не пробил днище, но вмял борт, сдавливая трансмиттер. Его и пробило.
– Идиотизм, – резюмировал Виштальский и громко сказал: – Объявляю данную территорию зоной контакта!
Он натянул походный комбинезон, рассовал инструменты по карманам. Обыкновенным шприцем ввел в кровь систему нанороботов-ассемблеров. Через пятнадцать минут они сформируют малюсенький универсальный транслятор – где-то в лобной доле – и соединят его с аксоном слухового нерва – будем учить язык аборигенов.
Внешний люк оказался как бы на потолке, пришлось к нему вскарабкиваться по полу, ставшему стенкой. Дава дотянулся до внешней мембраны, та чавкнула, раскрываясь. Подтянувшись, он вылез на корпус корабля. Край ямы, опушенный травой, задирался выше головы, но сучковатые бревна настила, прятавшие ловушку от местной дичи, послужили Давиду лестницей. Неудобной. Шепотом ругаясь, Виштальский выбрался на поверхность.
Он посмотрел вниз, на поваленный корабль – и покачал головой. Это каких же чудищ отлавливают местные любители колбас и жаркого? Мамонт сюда аккурат впишется.
Виштальский прислушался. В лесу было тихо, только иглы на неподвижных деревьях шуршали под ветром. Давид нерешительно двинулся, обходя яму по кругу и все далее углубляясь в лес. Совершая третий виток, он остановился – и на него тут же упала тяжелая, крупноячеистая сеть.
– Ох, ты…
Рефлекторно пригнувшись, Виштальский рванулся в сторону, но сеть резко натянулась, подсекая ему ноги и опрокидывая. Сквозь переплетение толстых, мохнатых веревок с палец толщиной Давид разглядел ловцов – это были рослые гуманоиды, узкоплечие и длиннорукие, с кожей медного оттенка. Лица – не отличить от земных, лоб и щеки покрыты спиралями да петлями, нарисованными белой и зеленой красками. На ногах у всех – мягкие сапоги, а широкие пояса удерживают кожаные юбки.
Охотники были вооружены двойными копьями.
– Вы что, сдурели? – грозно сказал Давид, пытаясь подняться.
Вот только охотники не испугались – они закричали: «Увай, увай!» – а один, с тугими косичками, будто у девочки-первоклашки, заговорил, складывая ладони:
– Гага иоу, шори! Вети кете то итира нэ? Таа-ха, пэт ворра тито ме!
– Не понимаю, – сердито ответил Виштальский.
В это время охотники загомонили, кланяясь и протягивая руки к лесу. Оттуда важно выплыл такой же тощий и длинный тип, как и они сами. Его отличали головной убор в виде мохнатого хвоста, окрученного вокруг бритой башки, и обильная роспись на груди по мотивам всё тех же спиралей и завитков.
Зверолов, разговаривавший с Давидом, живо обернулся к новому действующему лицу и воскликнул:
– Гага, Хварр!
Бритоголовый лениво ответил:
– Гага ету, Хварр ма!
В мозгу у Давы будто что-то щелкнуло, и явилось знание: «„Гага“ означает приветствие». Заработал транслятор!
– Кусу эргуени, – лопотал охотник, – ко то итира. Квонеш то итира нэ.
Бритоголовый нахмурился и спросил:
– Гитчи сэтем тито ме?
– Ко, ига ме.
– От эго ре, Фрру. Паэ ко йейо, сукури нэ!
Последняя фраза послужила командой. Охотники взбодрились и кинулись к яме. Издавая боевые кличи и ухая, они закидали нуль-звездолет глыбами камня. Тупые удары по бортовой квазиорганике болезненно отдавались в Виштальском.
Расправившись с «небесным чудовищем», охотники гордо удалились в лес. Вскоре трое из них вернулись, а тот, что был с косичками, по имени Фрру, привел за собой пару животных – некрупных четвероногих, похожих на лам, с длинными черноносыми головами. Зверюги фыркали и беспокойно переступали тонкими костистыми ногами. Гужевой транспорт. Конная тяга. «Долгоноги» – нашел подходящее слово транслятор.
Виштальского бережно подняли и погрузили на долгоногого друга – положили поперек, как мешок, и привязали к седлу.
– Тта! Тта! – закричал Фрру, погоняя, и кавалькада неспешно тронулась к горам. Виштальский, свешиваясь с крепкой спины «скакуна», печально смотрел на провал, за кромкой которого покоился нуль-звездолет. Он морщился от мускусного запаха долгонога, такого сильного, что щипало глаза, и мысленно прощался – с работой, с Землей, с Витой. Яма-ловушка удалялась, а приближалось – что? Какое преступное деяние сотворят с ним эти почтительные дикари? Торжественно мумифицируют? Угостятся человечиной на ритуальной вечеринке? Вот ведь влип.
Глава 2
КИНО ПРО ИНДЕЙЦЕВ
1Давиду было очень неудобно: лежишь на пузе, ноги свисают по одну сторону смердящего долгонога, туловище – по другую, да так, что приходится сильно напрягать шею, дабы увидеть что-либо, кроме грязно-белой шерсти.
Лес кончился. Охотники выехали на опушку. Дальше стелился пологий травянистый склон, открывая вид на прелестную зеленую долинку, прорезанную руслами ручьев. Деревья тут росли поодиночке или купами. За ними вставали белые скалы с макушками, заросшими глянцевой зеленью. Между двумя самыми большими утесами рушился водопад. Туча из капелек играла радугами, клубясь и опадая на мокрые склоны. Грохот воды, разбивающейся о камни, едва доносился, перекрываемый пронзительным птичьим гуканьем и визгом. А вот и сама «птичка» – с дерева спланировала мохнатая тушка, с треском расправляющая перепончатые крылья. Две суставчатые лапы и тонкий хобот болтались в полете, как чужие. Не ласточка.
«Птица» напрягла хобот, вытянула его вперед и издала переливчатый визг.
«Если тут такие соловьи, – подумал Виштальский, натужно дыша, – то каковы тогда львы?»
Словно в ответ на вопрос низкий рык разнесся по долине и сорвался в клекот. Из рощицы неподалеку вышел зверь величиной со слона. Он тяжело передвигал ноги-тумбы и брякал на ходу пластинами брони – каждая величиной с тарелку. Его вместительная пасть открывалась по-акульи, вниз, а вперед выдавались два зазубренных бивня. Утробно клекоча, чудище приблизилось к могучему древу и потерлось об него боком. Древо затряслось.
