Александр Зорич - Полный котелок патронов

— И не лень тебе будет?

— Уж будь спокоен! Я животных люблю! — заверил меня Тополь.

Знал бы я тогда, во что нам обойдется этот щеночек, я б его еще там своими руками утопил.

Шучу, конечно. Я ведь тоже животных люблю. Хоть и делаю вид, что бездушный циник.

Глава 2. Нам нужен Борхес

So close no matter how far

Couldn't be much more from the heart

Forever trusting who we are

And nothing else matters

— Так это что же получается, — сказал Тополь, — если верить тому, что сообщил Лобан, мы через Речной Кордон теперь никак к тайнику нашему не проберемся?

— Выходит, так, — кивнул я.

— А если попробуем с юго-запада зайти, через хорватов?

— Прикрыли лавочку хорватскую. Это мне Любомир сегодня сказал. Туда каких-то индейцев прислали.

— С томагавками? В шапках из орлиных перьев? — с детской надеждой во взоре спросил Тополь.

— Ага, с томагавками. И у каждого трубка мира калибра девяносто миллиметров… Там, Костя, индейцы гуарани из числа парагвайских миротворцев.

— Чудны дела твои, Господи. И в Парагвае, оказывается, люди кушать не могут, пока по нашей Зоне не потопчутся!

— Именно. А в общем мораль такая, что южный маршрут накрылся парагвайским национальным тазом, — вздохнул я. — Потому что, по данным Любомира, из индейцев этих сформированы пикеты и засады. Которыми надежно перекрыта вся хорватская часть Периметра. Стреляют гуарани и в самом деле без предупреждения, ибо всё человеческое им чуждо.

— И что теперь? Мы же совсем этот долбаный Затон не знаем! Может, хоть карта какая точная найдется? Идеи есть? — спросил Тополь.

— Карта нам в Затоне не поможет. Больно паскудными те места сделались. Тут проводник нужен. Живой. Желательно из самых опытных. Который только по Затону и лазит, день заднем, неделя за неделей. Я, кстати, одного такого знаю. Кличут Борхесом.

— Такого я тоже знаю, Вова. И против этой кандидатуры у меня только одно возражение. Но существенное.

— Какое, интересно?

— Борхес твой — редкий задавака! И бездушный он какой-то. А уж эгоист и вовсе совершенно неприличный, — начал загибать пальцы Костя.

— Не без того, — спокойно согласился я.

На самом деле «на гражданке» Борхеса звали Славиком и был он сыном какого-то астраханского рыбнадзорского босса, крышевавшего браконьеров.

Босс отправил сынка учиться на дипломата в город-герой Москву. Сынок учиться не хотел и вместо учебы подался на юга, в Зону.

Поначалу был он неудачлив, неловок и нелеп, а вся рожа его была покрыта противными прыщами. Из-за чего его не любили даже те девушки, которым любить таких Славиков на роду написано.

Но вот однажды наш герой оказался в Зоне во время Выброса. Двоих его попутчиков завернула в мясной рулет сорванная со своего места аномальными ветрами Выброса лента Мёбиуса. Это такая динамическая гравитационная аномалия, которая, в зависимости от степени своей заряженности и загруженности, может нахватать до нескольких десятков тонн всяких предметов и катать их по замкнутой траектории. Иногда людям, пойманным лентой Мёбиуса, удается отделаться легким испугом, но это редко…

Самому Славику повезло схорониться в подвале бывшей школы на окраине Припяти. Мало того что Выброс был очень мощный, так еще та самая лента Мёбиуса, которая превратила в фарш его товарищей, подсосала из соседнего подвала море разливанное ведьмина студня. Так что поутру, когда Выброс утих и Борхес отважился высунуть нос, он обнаружил себя отрезанным от внешнего мира дымящимся лиловым болотом смертельно опасной дряни.

Наш робинзон не растерялся и принялся вить себе гнездо из картонных коробок. В одной из коробок обнаружились остатки школьной библиотеки — всякие там хрестоматии, журналы «Пионер» и сборники коротких пьес для школьных театров. Среди прочего затесался томик аргентинского сказочника для взрослых Хорхе Луиса Борхеса.

Вот с этим-то Борхесом Славик и провел четыре долгих дня и четыре вполне триллерных ночи. Неудивительно, что в итоге молодой сталкер знал все три десятка рассказов сборника практически наизусть. Так что в ближайшие полгода редкая фраза Славика не начиналась словами «А вот у Борхеса…»

Своего Борхеса он совал всюду — дело не в дело. Например, я ему пожаловался, что познакомился с одной женщиной легкого поведения, которая у меня бумажник украла. А он мне на это ответил: «А вот у Борхеса был рассказ про то, как двое братьев полюбили одну проститутку. А потом ее убили. Потому что не могли смириться с фактом, что она стоит между ними, между их крепчайшими братскими узами».

Я его тогда спросил: «К чему это ты? У меня вроде братьев нету. И убивать женщину, если она, конечно, не зомби, я бы никогда не стал».

А он посмотрел на меня, как на идиота, и фыркнул: мол, так я и думал! Куда тебе в мои эмпиреи?! Тупица! Низший ум!

— А где он теперь, Борхес этот? — спросил Тополь. — Может, он не в деле уже? Сто лет его не видел!

Было видно, что с мудачизмом Борхеса Тополь уже мысленно смирился. С чем только не смиришься за сто тысяч бакинских…

Я послал запрос Синоптику и через две минуты получил ответ на свой ПДА, который я с удовольствием процитировал Тополю:

«Борхес работает в баре у Бороды, на „Скадовске“. Борода сейчас в Ужгороде, мать навещает. Попросил Борхеса за него хабар скупать».

— То есть он сейчас в Зоне?

— Ну, если Синоптик нам не врет.

— Тогда айда на «Скадовск». Пообещаем Борхесу процент.

— Процент-то понятно. Вопрос — какой.

— Моя бы воля, я бы этому умнику в качестве процента какашек нашего Капсюля навалил. Процентов восемьдесят.

— Боюсь, на такие условия он не согласится.

«Скадовск» я помнил лет шесть, не меньше.

Когда-то вода стояла здесь на полтора человеческих роста. Так что на этот брошенный речной сухогруз, облюбованный в те годы группировкой «Сияние», можно было добраться только по воде. О сапогах-мокроступах, работающих на антигравитационных артефактах, никто тогда и не слыхивал еще. А потому к извозу был приставлен невезучий ветеран Зоны, Кривой Дик.

За магазин «пять сорок пятых», а то и за одну-единственную «волчью слезу» он, виртуозно огибая хищные воронки водных аномалий, перевозил вас на своем видавшем виды гидроцикле через опасные воды и доставлял прямиком к знаменитому анодированному трапу «Скадовска».

Но в тот год, когда нашу Зону почтила своим августейшим присутствием Ильза, принцесса Лихтенштейнская, по совместительству моя тогдашняя зазноба, во время рождественского Выброса обширная старица реки, занятая сухогрузом, в одну ночь выкипела, а донный ил так растрескался, что все последующие дожди уже не смогли возобновить уровень воды.

Так что теперь от непрошеных гостей «Скадовск» оберегали только густые цепочки аномалий да минные поля, которые, по слухам, каждое третье воскресенье месяца подновляла заботливая рука самого Бороды. К слову сказать, именно этот сталкер-деляга был основным бенефициантом всей лавочки под названием «Бар на „Скадовске“».

К счастью, здешняя братва не была такой отмороженной, как, допустим, бойцы клана КПП или, упаси Господи, фанатики из «Греха». Передний край всех минных полей был аккуратно обозначен, причем не только табличками с хорошо различимыми даже в темноте фосфоресцирующими надписями, но также и контрольными артефактами «пуговица».

Эти совершенно бесполезные, но конкретно фонящие штуковины были нужны на тот случай, если какой-нибудь зеленый салабон будет брести в сильном тумане (а туманы здесь случались о-го-го какие!), уткнувшись носом в свой детектор аномалий (который заодно служит и счетчиком Гейгера) — что салабонам ох как свойственно! Вот тогда-то мощная засветка от «пуговиц» и должна была заставить дурака отвлечься от мерцающего экранчика и поглядеть вперед — то есть прямо на предупредительные таблички.

Поблуждав немного в сухих ломких камышах и как следует почавкав жижею, мы наконец увидели проход. Он был неширокий, шел зигзагом, зато его ограждали поручни из веревок — как видно, это был жест доброй воли со стороны Бороды в адрес сталкеров, перебравших «беленькой» в его баре.

Благополучно достигнув проржавленных бортов сухогруза, натужно стонущих на ветру отошедшими листами обшивки, мы отыскали непритязательно обшитую жестью дверь и нырнули на трюмную палубу.

Там нас встретили двумя нацеленными в грудь стволами охранники Кеша и Дюша — неразлучные, комплекцией и свирепым выражением рож похожие на наших древних предков, уже крестившихся в православие, но еще по-варварски косматых и необузданных.

— Здравствуйте, Андрей и Иннокентий, — нарочито церемонно поздоровался Костя.

— И вам не болеть, — буркнул Кеша (а может, и Дюша — я, признаться, всегда их путал).

— Стволы только сдайте, — потребовал второй.

— И сюда эта мода добралась? — удивился я, протягивая мордоворотам свой антикварный АК-47 — преображенный, впрочем, до полной неузнаваемости всесторонним тюнингом, а равно и аномальными воздействиями артефактов-апгрейдов. — Раньше у вас таких строгостей не было! Борода еще хвалился: чего, мол, бояться нам, таким крутым?