Олег Верещагин - Возрождение

– Славка?! Аристов, Славка?! Ты?!

И тут Славка узнал его. Сразу. Это был… Сашка! Сашка Шевчук, приятель Вовки Серова, не раз вместе с тем подкалывавший «юное дарование».

– Шев-чу-у?! – У него даже воздуха не хватило договорить. – Ты?!

– Я. – Шевчук тоже встал. – Я. А ты… – Он укусил губу сильно. – Я же с тобой…

– Ты что? – Славка помотал головой. Он понял, что Сашка имеет в виду, и от этого понимания в груди стало очень-очень тепло. Славка даже заморгал, быстро перевел дух. – Я про это… я про это и думать забыл! Ерунда какая… – и смешался.

– Славка. – И Сашка вдруг обнял его, притиснул к себе – как редко, но обнимают младшего брата. И – только его… Славка притих, замер. – Как же я рад, что ты живой…

…Они сидели на рюкзаках, не обращая внимания ни на пургу, ни на холод, ни даже на удивленно-обрадованно посматривавших на них людей (кто-то уже пустил слух, что у Сашки нашелся брат, – и в ответ на замечания, что у Шевчука не было брата, сыпались ядовитые ответы типа «не знаешь – молчи!»), Сашка и Славка разговаривали, почти не переставая, словно в самом деле были братьями, встретившимися чудом после долгой и страшной разлуки.

– А где Вовка? Ну, Серов? – вспомнил вдруг Славка. – Он не с тобой?

– Нет, Слав… – Сашка покачал головой. – Не знаю я, где он. Вообще не знаю… Погиб, наверное. Я ушел с военными, а он остался в городе… Я больше ни-ко-го из знакомых не видел. А ты… – Сашка помедлил, глаза у него налились сумасшедшей надеждой. – Ты… ты не…

– Нет, Сань, – вздохнул Славка. – Я не видел твоих.

– Ясно, – кивнул Сашка. Расстегнул куртку, оттянул пальцами ворот свитера, повертел головой с мучительной гримасой. В распахе ворота мелькнуло что-то ярко-алое, почти живое, и Славка заинтересовался:

– Красивый платок… А зачем он тебе?

– А? – Сашка вздрогнул. Посмотрел на Славку. – Платок?

– Тут. – Славка показал на шею.

– Это? – Сашка перебрал пальцами концы платка и взглянул на Славку неожиданно строго и оценивающе. – Это не платок. Это галстук. Рассказать?

Славка с интересом кивнул, не сводя глаз с Шевчука. И устроился удобней на рюкзаке, хрустнув снегом под бурками.

Предварение

Колхоз имени генерала Ли

Пусть

Путь был тяжел и бессмыслен,

Но не зря проделан!

Пусть

Вдох сбережет для нас последняя струна!

Дай

Бог,

Чтобы каждый Брат сумел заняться делом,

Пусть

Нам светит Волчье Солнце – круглая луна…

Где-то недалеко от Нерчинска. Начало Безвременья

Бронепоезд стоял на границе уже два часа и должен был стоять еще не меньше шести часов.

Словно бы предупреждая едущих о том, что путь дальше закрыт, жуткий буран за прошлые сутки превратил железную дорогу на несколько километров вперед в сугроб, смешанный со стволами поваленных деревьев. Сейчас через него медленно, но уверенно прорубалась дрезина-кран с местным экипажем.

А дальше начинались Ничьи Земли. Их так и называли. Известно было, например, что Чита уничтожена начисто и там до сих пор смертельная радиация. Позади же осталось меньше четверти пути. Причем это была наиболее безопасная и легкая четверть.

Тем не менее станция была живой. В ледяном воздухе (термометр на здании показывал «-41»), освещенный ярким прожектором, трепетал черно-желто-белый флаг. Остаток вывески над входом гласил что-то про «…ерное», но ниже было написано – не наспех, а очень четкими, ясными буквами, обстоятельно так: «КОЛХОЗ ИМЕНИ ГЕНЕРАЛА ЛИ».

Романов видел это из окна своего купе – вагон остановился прямо напротив входа в станцию. Последние четыре часа, с самого подъема, он работал со взятыми в дорогу и бесконечными (временами казалось, что они вообще размножаются по ночам!) бумагами, пытался «вылизать» речь для будущего выступления перед «европейскими» витязями и слегка отупел. Поэтому он несколько минут бездумно разглядывал эту вывеску, пока наконец не понял, что именно читает.

– Да ну к черту, – вырвалось у него. Устроившаяся напротив со списками продуктов Есения подняла голову:

– А?

– Кто такой генерал Ли? – Романов придвинулся к окну. – В честь нашего Хегая, пусть ему будет хорошая Дорога, назвали, что ли? Так он не генерал…

– Ты о чем вообще? – Есения отложила бумаги, потянулась, тоже посмотрела в окно. – Колхоз имени генерала Ли… И что?

– Да ничего… – Романов встал, начал одеваться. – Я прогуляюсь немного. Пойдешь?

– Нет! – Есения передернула плечами и даже подалась в угол поглубже, словно Романов ее оттуда выволакивал силой. – И ты не ходи. Спроси у местных, что за название, если уж так приперло…

– Разомнусь, – покачал головой Романов. – Я уже не соображаю ничего. А ты дальше сиди и грей попу, лентяйка.

С этими историческими словами Романов покинул купе…

В коридоре Жарко разговаривал с Ирхиным – витязем, отвечавшим за пограничный район. Ирхин был недоволен – рослый, черноусый, он и от природы-то выглядел хмуро, а Романову прямо сказал, что он голосовал против всей этой поездки и сейчас настроен против нее. Начальник Разведывательного Управления, как всегда, был ироничен и внешне рассеян, длинные волосы зажаты в «хвост» серебряной трубочкой с гравировкой в «растительном стиле», – и Романов подумал еще раз, какие разные люди собрались вокруг него и идеи Новой России.

– Я пройдусь, – сказал Романов, ответив на приветствия. – Не надо никого за мной посылать! – заранее повысил он голос, но Жарко непробиваемо ответил:

– Не будь идиотом, – и немедленно нажал кнопку возле двери их с Русаковым купе.

Романов смолчал – что он мог сказать?..

Снаружи было привычно холодно, вдоль вагонов свистел, с шорохом обтекая серую броню, ледяной ветер. Около ступеней вагона прохаживались двое преображенских гвардейцев и дружинник Ирхина – белую ушанку перечеркивала красная лента с черной оскаленной мордой рыси. Насколько помнил Романов, до Безвременья Ирхин был старшим лесничим и изначально в РА не входил, был найден Белосельским и очень искусно руководил пограничными боями с бандами, пытавшимися вырваться вместе с беженцами из зоны заражения.

Около вагонов мельтешил народ – разминался после сидения под броней. От второго вагона подбежал Максим Балабанов, и Романов понял, что как минимум он будет его, Романова, сопровождать. «Как минимум» – потому что вокруг материализовались несколько семеновцев. Видно было: они настроены погулять, почему нет?

Романов мысленно выругался и спросил Максима сердито:

– Ты почему вообще во Владике с Игнатом не остался? Детский сад набрали…