Матабар IV - Кирилл Сергеевич Клеванский
Индгар хмыкнул и, закрыв крышку зажигалки, положил ту на стол. Аккуратно, немного даже боязливо, он потрогал кончиком языка острие иголки-спицы.
— Поэтому подвешивать надо так, чтобы, когда боль и усталость в плечах станут нестерпимы, то человек или… не очень человек, опускался на ноги, — Индгар направил иголку прямо на Ардана, но все так же не спешил подниматься из-за стола. — Чтобы у него оставалась иллюзия, что избавление совсем близко. Нужно лишь немного расслабить руки и все. И тут же, как только он это сделает, его ждут совершенно новые ощущение. Знаешь, обычно все взбрыкиваются, как щука на удилище, и тут же так очень нелепо крича и вереща, сами же обратно взвешивают себя на крюк. Потому что, кто бы что ни говорил, а у боли есть градация.
Ардан не сводил взгляда с иголки, а Индгар орудовал ей в той манере, что немного напоминала учителя Тенебри. Разве что вместо графитовой доски, орк указывал на свою коллекцию «инструментов» и что-то о ней рассказывал.
Ард старался не слушать.
— Но начинаю я всегда с иголки, — Индгар снова открыл зажигалку и вновь начал нагревать спицу. Какого-то практического смысла в этом не имелось — просто действовал на нервы. И, стоит отдать должное, у орка это замечательно получалось. — И здесь тоже нужно знать меру. Ведь все мы порой укалываем пальцы, да, Говорящий? Случайно где-то что недоглядели и… Ай! — Индгар сделал вид, что уколол подушечку пальца. — Немного больно, а затем быстро облизать и все, вроде в порядке. Можно посмотреть есть ли кровь, слегка надавить на подушечку — вдруг капля упадет. Не каждый даже под водой помоет. Что там — было и прошло.
Индгар встал из-за стола и сделал несколько шагов в сторону Ардана, все так же продолжая нагревать иголку.
— Поэтому, когда слышишь или читаешь рассказы про иголки под ногти, то не особо понимаешь, о чем идет речь. Да и вообще пытки для большинства обывателей настолько же абстрактны, как старые истории… скажем… о Говорящих, — Индгар снова улыбнулся и, отойдя в сторону, проверил крепко ли завязаны веревки на крюке. — Большинство о боли знают не так уж и много, Ард. Не так уж и много… И что им иголка. Поэтому надо начинать медленно. Чтобы твой собеседник подумал, что все именно так, как он и думает. Что сперва его просто уколит. Да, будет больно и неприятно. Вспышка, и все. И тут нельзя продолжать сразу, — Индгар опустился и положил ладонь на плечо Ардану, рассчитав все так, чтобы острие спицы оказалось прямо перед правым глазом пленника. — Надо выждать, Говорящий. И только затем чуть-чуть двинуть дальше. Совсем немного. Собеседник встрепенется. Что это? Как это? Ведь он думал, что все. Больнее уже не будет. Но ему покажется, что ему… показалось. И тут, как на рыбалке, надо подсекать. Резким движением загоняешь еще глубже. И когда стихнет крик, а с губ сойдет пена, начнутся переживания. Под ногтем кожа тонкая, нежная, никогда ничего не касавшаяся. Так что сперва собеседнику покажется, что ему на палец либо лед положили, либо обожгли, а может он просто что-то неудачно задел. Разуму нужно будет узнать эти новые, незнакомые ему ощущения. И только потом, когда он оценит, что это боль, то все сказки и россказни резко станут явью, Говорящий. И тогда иголкой можно шевелить, наклонять из стороны в сторону, совсем чуть-чуть… немного, — Индгар качал спицей перед носом Арда. Вперед, назад. Вперед, назад. — А когда собеседник начнет выдыхаться, когда перестанет пузыриться слюна, нужно взять молоточек, наклонить иголку и быстрым движением вбить её прямо в сустав фаланги и… О-о-о, Говорящий, что за шоу тут начинается. Ты такого не видел… И ведь это лишь самое начало. О чем, разумеется, надо объяснить в самой доходчивой форме. И тогда, только после этого, собеседник понимает, что он ничего, совсем ничегошеньки не знал о боли. И что зря мнил о себе… чтобы он там о себе не мнил.
Индгар отошел обратно к столу и, с протяжным скрипом, отодвинул стул. Потащил его по разбитому, бетонному полу к Ардану. Развернул спинкой вперед и уселся, сложив руки на изголовье.
— Вот только увы, — Индгар вздохнул так, как обычно вздыхают коты, когда у них забирают любимую игрушку. — обычно хватает вот этого приветственного разговора. Не знаю, может во мне гибнет талант рассказчика, — орк развел руками в стороны. — но довольно-таки редко приходится применять умения на практике, — и тут Индгар, совершенно по-звериному, едва не вытянув спину струной, уставился прямо в глаза Арду. — Ну как, Говорящий, ты из числа тех, кому достаточно рассказа, или думаешь, что знаешь что-то о боли?
Ненадолго в помещении повисла тишина, нарушаемая лишь ветром, свистящим сквозь дырявую крышу. Тот игрался эхом в пустынном цеху, изредка завывая где-то в старых вентиляционных нишах или у неплотно заколоченных прогнившими досками, канализованных сливах.
— Я б-худу г-ховори-тх, — с трудом ворочая языком, произнес Ардан.
Индгар повторил свой выдох. Только сделал его глубже и более отчетливо.
— А жаль, Говорящий… я надеялся, что ты из тех, с кем мы бы пообщались хотя бы пару часов… знаешь, как неприятно, когда ты владеешь каким-то умением, а применить его негде? — орк, все же, пока не спешил убирать спицу. — Чего шепелявишь-то? Селькадец крепко приложил? Вон, опухший весь… видел, однажды, паренька, которого осы покусали, так он примерно так же и… Проклятье. Спящие Духи, Говорящий. Амулет почти не помогает!
— Не с т-хоб-хой.
Индгар, бубнящий себе что-то под нос, застыл и с прищуром посмотрел на Ардана.
— Г-хворот-х б-худу не с-х тоб-х-ой.
— А с кем еще говорить ты собрался, Говорящий? — Индгар специально с издевкой произнес последнее слово, забавляясь собственному каламбуру. — Как видишь здесь, кроме нас с тобой, больше никого нет.
Орк широко развел руками в стороны и огляделся.
— Смешх-но,
