Обороты - София Чар
«Я – Ошер Терезаа. Я – сын Аскара Терезаа. Я не буду бояться. Я – воин и я не посрамлю ни памяти своих предков, ни имени отца, ни доверия друзей. Я – Ошер Терезаа.» – почти с ярость, что вмиг и до краев заполнила его, подумал принц, глядя прямо перед собой.
Взгляд Ошера, мимо всадников и колесниц союзников, скользнул дальше. К вратам, что темнели жадной пастью. Город покинули последние воины, заняв свои места, застыв, точно резные фигурки на шахматной доске.
– Издевается, гадюка, – едва слышно пробормотал где-то в стороне Тард.
И не ошибся. Издевался. Действительно издевался, ведь мог себе это позволить, ведь не он бросил этот вызов, не он был в этом мире чужаком. Пусть ненавидимый многими, но на этой земле он стоял твердо и уже считал себя победителем.
Поэтому колесница Ссашиха и прокатилась по мостовой неспешно, торжественно, как колесница победителя. Ее появление перед вратами встретил оглушительный шум. Воины Шшааса, точно единый организм, ударили по щитам, приветствуя своего предводителя.
Любили ли его? Едва ли.
Верили ли в его победу? Верили.
Этот наг, что так уверенно правил парой крепких вороных лошадей и так прямо держал спину, не проигрывал никогда. И горе не медлило с посещением тех, кто имел глупость в нем сомневаться.
Эта смесь ненависти и веры вызывала у нага лишь надменную усмешку. Его – плебея от рождения, приветствовали, под его рукой выступили против законного, по крови, благородного нага. Хотя какой из этого полукровки наг!
Эта мысль вынудила Ссашиха вскинуть голову, впиться в сияющую линию колесниц напротив врат. Почти звериным чутьем он ощущал за ними, среди них своего врага. И не ошибся.
Шарриаш не стал медлить. Едва врата города раскрылись, наагаи закончил с раздачей указаний. Задержался только на мгновение, которого хватило, чтобы Воля передала ему нагинату и поцеловала в лоб. Ей не было дело до косых взглядов, это был ее воспитанник, ее вольник, которого вверила ей сама наагайше.
Не было дела до них и Шарриашу, но напоследок он все же обвел собравшихся здесь, у командной точки, тяжелым взглядом желтых глаз. И от этого взгляда некоторые потупились, читая в нем предостережение и угрозу.
Удобнее перехватив древко оружия, Шарриаш, в сопровождении еще нескольких нагов, направился вперед. Под шум приветствий, которыми осыпали его врага, захватчика и плебея, благородный Шарриаш уверенно миновал ряды своих воинов. Люди, наги, все они провожали наагаи напряженными взглядами. Никто не знал, чего ожидать.
– Наагаи!
Одинокий крик со стороны правой фаланги донесся слабым эхом. Его мог бы не расслышать никто, но в центре его подхватили сразу три голоса и несколько криков от левой фаланги.
– Наагаи!
Вначале одиночные крики с каждым мгновением крепчали. Один за другим, воины подхватывали крик и в момент, когда колесница Шарриаша отделилась от линии других колесниц, этот крик уже не мог заглушить приветственный шум войск противника.
Пожалуй, единственным, кто не слышал этого грохота был сам Шарриаш. Уверенно правя парой лошадей, он не сводил взгляда с противника. Того, кто убил его отца, свел в могилу мать, желал привести к бесчестью сестру.
Ладони сжимались все сильнее и только усилием воли удавалось подавить ярость. Ей в битве места не было.
Оборот за оборотом колеса, колесница приближала Ссашиха к выкормышу кшерхов. С каждым мгновением его фигура становилась все более четкой, пока наг не зашипел от ярости. Прошли обороты, утекло столько воды, сменилось столько дней и ночей, но он все еще прекрасно помнил проклятого кшерха, едва не отнявшего у него наагайше.
Та же стать, то же лицо и даже движения… Резко натянув поводья, Ссаших сжал губы, единственный уцелевший глаз полыхнул яростным весельем.
Та же стать – та же смерть.
Колесница Шарриаша замерла шагах в двадцати от колесницы Ссашиха, что неспешно спустился на землю. Песчинки тихо зашуршали под чешуйками мощного хвоста.
– Поговорим о возможности перемирия? – оскалившись в подобии улыбки, бросил Ссаших.
Шарриаш ответил не сразу, спускаясь с колесницы. На его лице не было и тени улыбки. Он ненавидел своего врага и делать из сражения фарс не собирался.
– Твоя голова нужна мне отдельно от тела, а значит мир невозможен, – коротко бросил наагаи, по пути удобнее перехватив нагинату.
Переговоры закончились.
«Что ты задумал!?»
Призрачный голос дрожал. В нем отчетливо слышался уже даже не страх, а настоящий ужас, но Аскар только мрачно улыбался, не отвечая. Этому крику осталось звучать недолго.
Скрестив руки на груди, король терпеливо ждал, когда его люди расчистят нужный участок среди груды обломков Обители. И рабочие торопились, не желая прогневить Владыку. Впрочем ждать, когда те сметут пыль с этого участка, Аскар не стал. Ему было достаточно, что с площадки убрали остатки завалов.
– Довольно. Оставьте меня, – коротко произнес он, не отрывая взгляда от расчищенной плиты.
Дважды повторять не пришлось. Звуки работы мгновенно стихли и мужчины, поклонившись королю, быстро убрались по, протоптанным между завалов, тропинкам.
«У тебя ничего не получится!»
Этот вопль все же вынудил короля тихо рассмеяться и медленно приблизиться к прямоугольнику.
– За годы существования культа, твои вороны до того привыкли считать Обитель своей, что кажется забыли, что первые камни этого здания заложили мои предки. Что именно они когда-то дали тебе право управления жизнями нашего народа. Но одновременно они же наложили на тебя и некоторые обязательства… – негромко произнес Владыка, остановившись в центре прямоугольника.
«Нет!»
– О да… – только и протянул Аскар, неспешно обнажив нож, чтобы порезать ладонь.
Панический крик божества в его сознании оборвался звенящей тишиной, в которой несколько капель крови упали в крошево пыли под ногами короля. Всего несколько капель королевской крови – все, что было нужно для того, чтобы часть плиты вдруг дрогнула, накренилась и медленно поползла вниз, открывая темный провал, в котором терялись ступени.
– Ты сам себя перехитрил, – тихо произнес Аскар, уверенно ступив вперед, в темный провал давнего хода.
Шаг за шагом мужчина нырял все глубже во тьму и, едва его голова скрылась под землей, на стене старинного коридора вспыхнул факел. Мгла взорвалась голубоватым огоньком, осветившим гладкие, блестящие от влаги, стены, покрытые рисунками. Но отвлекаться на них у Аскара не было времени, только на миг он ощутил мимолетный укол горечи.
Множество оборотов назад, будучи еще ребенком, он часто мечтал увидеть своими глазами это место. Побывать