Проклятие Саана - Александра Лисина
Однако узнать его все-таки было можно, так что последние сомнения развеялись — передо мной и впрямь находился якобы погибший сын Анри Лемана.
Не знаю, где он прятался все эти годы и чем занимался, однако чутье его не подвело — словно почувствовав пристальный взгляд из темноты, он вдруг заворочался на постели, а потом резко сел, одновременно выхватив спрятанный под подушкой нож.
— Кто здесь?!
— Здравствуй, Филипп, — спокойно произнес я, глядя на человека, который принес мне столько беспокойства, сколько не сумели принести все имперские ищейки, вместе взятые.
При виде меня у него вытянулось лицо, а зажатый в кулаке нож явственно дрогнул.
— Т-ты?!
— Ну как дела? Как здоровье? Вижу, иэсбэшники достойно оплатили твои услуги, раз ты способен себе позволить содержать такой дом. Похоже, предательство нынче в цене?
— Предательство всегда в цене, — процедил на удивление быстро оправившийся от шока Филипп. — Как ты меня нашел?
Я с ленцой прислонился к косяку.
— Какая разница? Главное, что я здесь. И у меня, как ты понимаешь, возникли вопросы… Ай-ай-ай, как нехорошо, — пожурил его я, когда мужчина без замаха метнул в меня нож. Причем быстро так метнул, ловко, точно в сердце. — Глаз у тебя по-прежнему острый, да и рука тверда, а вот с памятью, похоже, проблемы.
Прямо на глазах у замершего предателя я так же спокойно вытащил из груди нож, демонстративно оглядел идеально чистое лезвие, а потом так же демонстративно уронил его на пол.
— Разве отец тебе не говорил, что «тоннельщиков» нельзя убить простой железкой?
— Кто ты?! — прошептал пораженный до глубины души Филипп. — Что ты такое?!
Я вместо ответа сорвался с места, воткнул ему в шею отравленную иглу и вернулся на место еще до того, как он осознал, что произошло.
— Ну вот теперь можно и поговорить.
У Филлипа остекленели глаза.
— Клиент дозрел, — с удовлетворением констатировал зависший над ним Мор. — Можно я попробую?
— Да Саана ради, — не стал возражать я и, поискав глазами, куда бы присесть, решил обосноваться в стоящем возле окна кресла. — Только имей в виду — до рассвета осталось не больше часа.
— Ничего, я успею, — откликнулся Мор и, придвинувшись к безвольно обмякшему мужчине, зловеще потер полупрозрачные руки.
* * *
Спустя три четверти часа мы стояли на улице и наблюдали за тем, как рвущееся из окон второго этажа пламя жадно лижет стены большого дома и торопливо подбирается к крыше.
— И все-таки я считаю, ты зря не отдал его Леману, — проворчал Мор, незримой тенью зависнув у меня над плечом. — Или хотя бы Нуму. Пусть бы узнали, кому обязаны.
— Старику сейчас не до него, — качнул головой я. — Да и Нуму эта встреча не доставила бы радости. Он, конечно, был бы не прочь узнать, кто его подставил, но пусть обойдется другими претендентами на внимание палача. Ни к чему ему на старости лет еще одно потрясение.
— Все равно подонок легко отделался. На твоем месте я оставил бы его живым. Приказал бы молчать и не двигаться и только потом поджег бы дом. А ты… ты поступил с ним слишком…
— По-доброму?
— По-человечески, — буркнул призрак. — Хотя видит небо, Филипп этого не заслужил.
Я отвернулся от горящего дома и, пока среди соседей не поднялась паника, открыл портал.
Излишняя жестокость не была мне свойственна ни в прошлой жизни, ни тем более теперь. Наказание Филипп, безусловно, заслужил, и я без малейших колебаний забрал у него жизнь в оплату всего того, что он натворил. Однако я не считал, что об этом следовало знать Леману — для него Филипп погиб еще восемь лет назад, во время пожара. И он действительно в нем сгорит… пусть и несколько позже, чем следовало.
Однако недавний разговор оставил после себя неприятный осадок.
В свое время Филиппа я видел всего дважды: когда ему было лет пятнадцать, и старик только-только вводил его в курс дела, и второй раз незадолго до его исчезновения. Однако в их семейные отношения я никогда не вникал, поэтому до сегодняшнего дня даже не догадывался, что парень ненавидел отца неистовой, какой-то исступленной ненавистью. Причем с тех самых пор, когда осознал, что для Лемана он всегда будет лишь младшим, да еще и не самым благонадежным сыном.
— Он всегда замечал только Рене, — буквально выплюнул Филипп имя брата, когда Мор спросил его: «Почему?» — Рене то, Рене се… он всегда говорил только о нем. И ему собирался передать все дела, хотя этот болван не понимал и половины того, о чем говорил отец. Это я ему помогал, когда он не мог самостоятельно высчитать прибыль. Я вместо него организовывал все поставки. Разговаривал с клиентами. Искал для нас посредников и собирал оплату с должников. И это я должен был наследовать отцу. Только я. Но отец оказался слеп. И не захотел прозревать даже после того, как место наследника освободилось.
— Хочешь сказать, Рене погиб не в бандитских разборках?
У Филиппа дернулась щека.
— Время было непростым, на нас давили со всех сторон. На всех, кто хоть как-то был близок к отцу, шла настоящая охота, так что лучшего момента могло еще долго не представиться. Смерть Рене должны были списать на наших ближайших конкурентов. Я сам все подготовил, нашел исполнителей и сам же потом их убрал. Но отец все равно засомневался. Рене был ему слишком дорог, хотя я из кожи вон лез, чтобы доказать, что ничем не хуже. Но он не захотел мне доверить портальщиков, держал как мальчика на побегушках, обращался как с малолеткой. Да еще и Нум… его верный пес… зачем-то начал под меня копать. Причем копал усердно, с размахом, слишком глубоко, так что вскоре стало очевидно, что он что-то заподозрил.
— Тогда ты и понял, что пора уходить со сцены?
— Да, — ровно отозвался предатель. — Смерть Рене отец бы
