Владимир Владимирович - Не дай мне упасть

   - Ага. Хотя... Сложно сказать, были ли у нас настоящие романтические отношения.

   - Это как?

   - Да вот так, - Кэтрин неопределенно пожала плечами. Она смотрела куда-то в стену, мимо Мегуми. - Мы не были, как бы это сказать, "возлюбленными", "парочкой", "парнем и девушкой". Ничего такого, никаких романтических признаний, пылких речей или романтики под луной. Мы просто... не знаю, были рядом друг с другом. И, знаешь, ничем не хуже страстных романтик. Сэм - он ведь такой человек, что предпочитает словам дела. Он не будет долго расписывать, как ты затмеваешь для него звезды, он просто возьмет и погасит парочку, если они тебе мешают. Сэм очень застенчивый. Он не любит и не умеет говорить о том, что чувствует. Тут, наверное, все дело в детстве, он ведь рос без родителей. Он попросту не знает, как общаться с людьми. Вот почему, когда мы познакомились, он был похож на помесь маньяка с вурдалаком. Зато Сэм готов на многое пойти ради близких людей. На очень многое. За это я на него и запала, если можно так сказать. В нем есть такая... "целостность". Настоящесть. Надежность, если хочешь. Рядом с ним просто было приятно находиться. Потому что всегда знаешь, что он не струсит, не бросит, не посмеется. И еще набьет морду любому, хоть директору, хоть господу Богу, если те вздумают обидеть тебя. Мы были вместе, но у нас ничего такого не было. Мы поцеловались-то... ерунда, в общем.

   - Хм...

   Мегуми сидела, пытаясь рассортировать по полочкам новый вал информации. Сэм, которого описывала Кэтрин, вырисовывался у нее в голове все отчетливее. Но этот Сэм был совсем не похож на Ватанабэ. Описание же их с Винтерс отношений и вовсе запутывало дело еще сильней. Она, наконец, получила ответ - да, между Сэмом и Кэтрин была романтика. Но романтика эта была не романтичной. И как это понимать?

   Черт! Если бы Кэтрин просто сказала, что они были любовниками, было бы куда проще! Просто стало бы... Стоп. Стало бы неприятно? Неприятно как на крыше отеля, когда Мегуми смотрела, как они целуются?

   Минутку. Да ведь она же до сих пор искренне пыталась убедить себя, что поцелуй на крыше отеля еще не означает любви между мужчиной и женщиной! Какого дьявола?

   - Ничего не понимаю, - пробормотала японка себе под нос.

   - А? - не поняла ее певица.

   - А, - Мегуми встрепенулась. - Да это, я ничего не понимаю. Что у вас с ним было? Ты говоришь, у тебя с ним был первый поцелуй. Но при этом у вас не было?..

   - Не было, - слегка нервно подтвердила Винтерс.

   - Точно не было? - зачем-то ляпнула Канзаки, занервничавшая вместе с собеседницей. Все получалось как-то неловко.

   - Точно.

   - А чего не было?

   - В смысле?

   - Ну, ты как-то туманно объяснила. Вы с Сэмом, выходит, не были... Вы не, э...

   Они увязали в недосказанном как две смущенные школьницы. Винтерс убрала руки из-за головы и положила на колени, нервически барабаня пальцами. Мегуми усердно пыталась подобрать слова, но ничего не получалось.

   - Что? - снова переспросила певица.

   - Ну, мне так и не понятно, вы с ним были вместе как мужчина и женщина или?..

   - Я же говорю, там все было немного сложно, - Кэтрин казалась смущенной. - Наши отношения сложно описать обычными категориями.

   - Но вы целовались.

   - Да, но это было всего несколько раз и почти случайно.

   - Но вы не...

   - Нет, мы не трахались! - вдруг выпалила Винтерс и резко замолчала, поперхнувшись воздухом.

   - Кхм... - выдавила Канзаки, не знавшая, куда деть глаза. Впитанная с молоком матери скромность и привычка не лезть в чужие дела громко вопила сиреной на все сознание. Она только что вторглась в очень интимную сферу практически незнакомой женщины, причем очень грубо и совершенно не к месту. Невидимый чертенок хохотал до упаду.

   - Н-да... - протянула Кэтрин, нарушая возникшую паузу. - Вот так и чувствуешь себя снова малолетней девчонкой. А ведь серьезная дама, мать и бывшая жена. Кхм. Извини.

   - Да ничего, - бледным голосом отозвалась Мегуми.

   - Просто как-то странно себя почувствовала и решила сказать, - почт извиняющимся тоном объяснила певица. - Да и впечатление создалось, будто ты это хочешь услышать.

   - Я?! - Канзаки едва не подпрыгнула сидя. - Да ничего подобного!

   - Ну, ты так стремилась расспросить меня о Сэме и наших с ним отношениях... Слушай, - взгляд американки стал хитрым и испытующим. - А у тебя с Сэмом что-то есть?

   - А?! У меня?! - Канзаки показалось, что ей на голову скинули блок бетонных плит. - Еще чего!

   - Правда? - бровь Кэтрин иронически приподнялась. - А со стороны вы двое смотритесь очень мило.

   - Пока я не пытаюсь его придушить, - голосом сварщика в конце рабочей смены ответила японка. - Нет, ничего у меня с Сэмом нет.

   - Я даже не знаю, огорчаться или радоваться, - засмеялась певица.

   - Это почему?

   - Ну... - американка снова пожала плечами. - Прошло пятнадцать лет. И все эти годы я... мне Сэма очень не хватало. Очень.

   От тона, которым были сказаны последние слова, у Канзаки противно засосало под ложечкой. Судя по всему, Кэтрин все же любила Ватанабэ. Много лет. Женское чутье не могло сейчас врать. Мегуми понимала.

   - Ну, понятное дело, - неопределенно пробормотала девушка и вдруг застыла. Прямо в макушку молнией ударила мысль, заставившая вспомнить нечто важное. - Погоди, Кэтрин. Отношения - это хорошо, но зачем за тобой охотились трикстеры, с которыми дрался Сэм?

   - Вот я ждала, пока до этого дойдет.

   Винтерс состроила столь смешную гримасу огорчения и страдания, что Канзаки невольно прыснула. Певица, тоже улыбнувшись, стремительно поднялась с дивана.

   - Я тебе все рассажу. Но сначала я хочу есть! Так сильно, что готова наплевать на талию и нагло нажраться!

   - А это мысль, - Мегуми прислушалась к себе и поняла, что тоже не прочь покушать. - Надо сообразить, как нам здесь питаться.

   - Только ты оденься сначала.

   Только сейчас японка вспомнила, что до сих пор облачена в одно полотенце.

   - Ох, да... - она снова потянулась к чемодану, отложив джинсовую тряпочку, которую неосознанно мяла в руках.

   - Между прочим, эта юбочка тебе бы очень пошла, - снова глядя хитрыми глазами, заметила Кэтрин.

   Когда-то этот город был мирным. Когда-то этот город был целым. Когда-то он даже был богатым.

   Но потом пришла война. Подлая, мерзкая, навязанная чужой волей братоубийственная гражданская резня, которой способствовали чужаки. Последний лидер страны, не покорившийся влиянию большого мира, был убит здесь. С тех пор Сирт не видел светлых дней.

   После того, как в городе обосновались прислужники новой власти и иностранные солдаты, его частично восстановили, залатав следы боевых действий. Но никто не собирался и впредь поддерживать достойную жизнь в покоренном Сирте. Очень быстро, подобно Триполи, один город начал превращаться в несколько. Но если в столице процесс разделения высших и низших проходил медленнее и мягче, здесь все было гораздо нагляднее.

   Восточная часть города со знаменитым районом номер два, державшимся до последнего в войну, превратилась в полуразрушенные трущобы. Сюда выселяли всех неблагонадежных, "социально неприемлемых" и просто слишком бедных, чтобы обосноваться в охраняемых американскими солдатами районах. Когда рухнула американская империя, и на смену солдатам пришли Крестоносцы, мало что изменилось. Просто теперь в компанию к нищим и бунтарям попали простые, вполне зажиточные мусульмане, отказавшиеся отречься от веры. Количество лишних людей все росло, и марионеточным властям Ливии пришлось сотворить гетто из второго района и части соседних территорий. Теперь высокие заборы отделяли "сброд" от "чистой" публики. Те из местных, кому посчастливилось жить среди хозяев, никогда не пересекали границ города внутри города, названного "Зеленым оазисом". Склонное к красивостям восточное мышление на сей раз придало названию немалую иронию. Оазис был грязным, густо заселенным местом с плохо работавшими коммунальными службами и практически полным отсутствием закона на улицах. Наемникам, устроившим себе базу на юго-западе, на возню "грязных коричневых полудурков" было откровенно плевать, а полиция боялась обитателей гетто как огня. Приличные районы обосабливались, образуя второй анклав по соседству с пристанищем отверженных. В конечном итоге на месте старого Сирта возникло даже не два, а три новых. Первым стал Сирт для крыс, как называли победивших в гражданской войне. По-европейски ухоженный колониальный городок с чистыми улицами, утыканными, впрочем, блокпостами. Жили в нем преимущественно наиболее предприимчивые ливийцы и немногочисленные белые. Второй Сирт был домом бывших врагов - исламистов и бывших лоялистов, угнетаемых теперь одинаково, - и просто большого количества несчастных людей, которым не посчастливилось родиться в другом месте. Третий же Сирт был Сиртом военных, полицейских и наемников. Волнения в регионе не прекращались ни на день уже долгие годы, а потому ручное правительство даже приветствовало сотрудников ЧВК, все множивших свое число.