Андрей Щупов - Тост за Палача
Улица, предрассветная и серая, здания из красного кирпича, небо, вытесанное из александрита, почти касающееся городских крыш. Непрошенное, пришло на ум сравнение с гигантским, день ото дня сжимающим здешнюю атмосферу, прессом. Поежившись, сыщик покрутил головой. Он стоял тут один в окружении полуразрушенных домов, бродяжка, очнувшийся в чужом квартале, на чужой планете. Слева и справа асфальт бугрился уродливыми кратерами, и глубокие трещины чертили его на всем видимом протяжении. Складывалось впечатление, что еще совсем недавно здесь полыхали пожарища, и, превращенная в жидкую смолу, дорога кипела черным несъедобным бульоном. И повсюду, куда ни обращался его взор, немо и глухо стыли ветви обожженных деревьев — напрочь лишенные коры, навечно окостеневшие и оттого неуловимо напоминающих скелеты невиданных исполинов. В воздухе и теперь еще чувствовался запах устоявшейся гари. Возможно, кто-то в этом городе и обитал, но поверить в это было сложно.
— Эй! Есть здесь кто-нибудь?…
Собственный голос показался Миронову чудовищно искаженным, явственно чужим — словно и говорил не он, а кто-то дублирующий Сергея, равнодушно и казенно озвучивающий его мысли.
— Черт подери! Вадим, Потап! Где вы?…
Он шагнул вперед, и голову тотчас закружило. А точнее — закружило улицу, здания, весь этот проявившийся из зеркального небытия мир. Чем-то это напомнило детскую карусель. Стоило ему только раз двинуться, и вся это городская пестрота тотчас приходила в неуверенное движение. Казалось, этот мир пытался приноравливаться к нему — не слишком искусно и по-своему жутковато. Более всего это напоминало чудовищную имитацию. Имитацию движения, цвета и звука…
Неторопливо и осторожно Сергей перемещался вдоль улицы — мимо резных проржавевших оград, мимо колонн неведомого полуразрушенного дворца. Увы, видимое бодрости не прибавляло. Вместо оконных стекол дома пятнали заплаты фанерных щитов, тут и там на обшарпанных стенах красовались следы какой-то бурой плесени. А вскоре вдоль бетонных, отшлифованных до зеркального блеска бровок потянулись вереницы ржавых машин — от грузовых автофургонов и разномастных легковушек до громоздкой бронетехники. Город походил на свалку и кладбище одновременно. Следы пугающего запустения угадывались всюду, и всюду смерть медленно, но верно заключала эти кварталы в цепкие объятия.
Еще через несколько шагов Сергей остановился. Прямо перед ним высилось здание, покрытое склизкой, едва заметно шевелящейся массой. Нечто пористое, отвратительно пахнущее, отдаленно напоминающее морскую губку. С ужасом Сергей понял, что видит перед собой подобие хищника. Трепетно подрагивающая плесень продолжала наползать на здание, заглатывая его, как заглатывает огромное яйцо раздувающаяся змея. Жутковатое существо (если эту бесформенную губку вообще можно было именовать существом!) было невообразимо огромным. Какие уж там сравнения с мамонтами и динозаврами! Этих доисторических богатырей морщинистая медленно перемещающаяся масса могла бы заглотить не один десяток! Собственно, именно это она сейчас и проделывала.
На глазах сыщика, соприкасаясь с полупрозрачной слизью, кирпичная кладка начинала едва слышно шипеть, проваливалась внутрь, покрывалась безобразными сырными дырами. Кто знает, когда эта тварь принялась за строение, но в своей атаке хищник явно преуспел. Исподволь занимая утробу здания, рыхлой мякотью заполняя подвалы, лестничные переходы и брошенные квартиры, губчатая плесень успела оплести добрых две трети дома.
И в этот момент слуха его коснулся детский плач. Сергей встрепенулся. Тоненький, надрывно всхлипывающий голосок явно долетал из глубины здания. Миронов потряс головой. Все казалось чудовищно нереальным. Кошмарный город, пожарища, адская плесень, этот детский голосок… Мозг решительно отказывался воспринимать новые реалии, но и отмахнуться от них было нельзя. Запах гари и вони, исходящей от плесени, был более чем явственным. Тут уж щипай себя, не щипай, толку не будет. Кроме того, если сам он по прихоти Палача оказался здесь, куда подевались Потап с Захаром? То есть за Вадима можно было не беспокоиться, — с его-то способностями выкрутится, но за Шматова Сергей всерьез переживал.
Ребенок в доме в очередной раз всхлипнул и смолк. Услужливое воображение тотчас нарисовал чудовищную картину — детскую кроватку, облепленную дурно пахнущей слизью, округлившиеся в страхе глаза ребенка.
Покончив с колебаниями, Миронов бросился к зданию. Чавкая по живому и колеблющемуся, забежал в подъезд.
Ступени и перила были оклеены все той же студенистой массой. Вопреки законам гравитации плесень довольно уверенно поднималась вверх. Приглядевшись, можно было дваже угадать подобие небольших волн, вал за валом гнавшим полупрозрачную массу вверх.
Стараясь не касаться ни стен, ни перил, он одолел пару пролетов. На секунду остановился, прислушиваясь. За ближайшей дверью снова всхлипнули. Миронов ногой приложился к двери, но замок оказался крепким. Выхватив «Макаров», он торопливо спустил предохранитель. Целясь в место, где по его разумению должен был располагаться металлический язычок, он дважды нажал спуск. Хрустнуло дерево, ударив по железу, одна из пуль вышибла сноп искр. Миронов вновь колотнул каблуком. На этот раз дверь просела, а после очередного удара нехотя поддалась. Что-то мешало ей распахнуться, и, плюнув на риск перепачкаться, Сергей с силой навалился на упрямящуюся преграду. Дверь медленно отворилась. Сыщик качнулся было вперед, но в нерешительности остановился. Студенистая масса уже переваливала через порожек, освобожденно плыла навстречу. Как оказалось, в квартире этой гадости скопилось уже выше колена. И ведь даже не в сапогах — вот, что обидно! А ну как эта дрянь ядовитая?…
Из глубины комнат снова долетел жалобный плач. Чертыхаясь и стараясь не смотреть во что ступает, Миронов ринулся в прихожую.
Чья-то ветхонькая одежонка на вешалке, в комнате скособоченный стол — уже не стоит даже, а плывет, подхваченный студенистой жижей. Стены изъедены словно кислотой, из всей мебели — одно пианино. Растерянно озираясь, Сергей сделал еще один шаг и остановился. Рот его изумленно приоткрылся, глаза остановились на ребенке, спрятавшемся от студенистого хищника на музыкальном инструменте.
Точнее говоря, ребенком этот человечек не был. Да и человечком мог именоваться с определенной натяжкой. Нечто среднее между куклой и ребенком — с крохотными руками, головой взрослого мужчины (или женщины?) и укороченным туловищем. Ног при этом у странного создания не было вовсе. Этакое существо из сказок и комиксов. Но из глаз у человечка текли самые неподдельные слезы, а ручки, вскинувшиеся навстречу Миронову, яснее ясного говорили о том, что существо действительно нуждается в помощи.
Прыгнув к пианино, Миронов подхватил человечка и, мысленно подивившись силе, с которой малыш прижался к нему, бросился вон из квартиры. Уже в прихожей услышал, как с тяжелым хлюпаньем за спиной ухнуло пианино.
Выбравшись на улицу, он с содроганьем взглянул на прижимаемое к груди существо. Полуребенок, полугном, удивительно трогательные глаза, по-ангельски пухлые губы. Черты лица почти взрослые, но румянец и нежный глянец кожи — совсем как у ребенка.
Чувствительно начинало пощипывать ноги под брючинами, но, забыв обо всем, Миронов продолжал разглядывать спасенного им человечка. У него никогда не было детей, но в эту минуту он вдруг понял, что ощущают отцы, прижимая к груди собственных чад. Вот и это удивительное создание вопреки всем своим уродствам вызвало в нем чувство умиления. Его хотелось гладить по шелковистым волосикам и, теребя махонькие ладошки, шептать ласковый вздор.
— Кто же ты такой, елки-палки? — растерянно пробормотал Сергей.
И неожиданно пухлый гномик совершенно по-детски улыбнулся.
— А ты не догадываешься?
Земля качнулась у Миронова под ногами, в висках болезненно запульсировала кровь. Чтобы не упасть, он порывисто шагнул вперед и все-таки рухнул. Вернее, рухнул и провалился в тартарары весь окружающий его город. Дома, улицы, ржавые автомобили — все в один присест ушло в землю, уступив место полной и беспросветной мгле.
— Возможно, я тот, кого вы ищете, — далеким колокольчиком прозвенел детский голосок. — И тот, кто вам совершенно не нужен…
Глава 8
— По-моему, ты паникуешь, Аксанчик. — Носорог отхлебнул из высокого бокала и кисло улыбнулся. — Раньше такого за тобой не замечалось.
— Раньше я не попадал в подобные переплеты!
— Ничего не поделаешь, у каждого своя судьба. Ты слишком долго слыл везунчиком, а таких, сам знаешь, не любят.
Они сидели в небольшом кафе, и Носорог заранее позаботился о том, чтобы посетители очистили зал. Такие вещи он проделывал с блеском, и уже только ради одного этого его стоило держать при «дворе». К столику дозволено было приближаться лишь молоденькой официантке, но и у той уже на подходе начинал дрожать в руках поднос, заставляя позванивать выставленную посуду.
