Алексей Головлев - Воин Бездны
Ну вот. Пришли мы в себя потихоньку, синяки пересчитали, начали успокаиваться – а тут капитан! Кричит: «Гвент за бортом!»
И точно! Возле кормы спрут на волнах болтается: огромный, если вместе со щупальцами мерить, длиннее «Горностая» будет! Сначала испугались, само собой… Потом смотрим – а он полудохлый, еле дышит: здоровенный клюв эдак жалостно подрагивает, будто что сказать хочет, а на шкуре вперемешку чёрные и синие пятна проступают. Цвет он менял, вот. Понятно, из-за этих пятен мы тебя не сразу и углядели – пристроился у самых глазищ, лежишь, не шевелишься…
– Как прыщ на мокрой тряпке, – ехидно вставил Бастиан.
– Ну… Да, – Яник хихикнул и продолжил: – Мы уж тебя списали: прости, но лезть за тобой к этому чудищу охотников не нашлось. Если б ты хоть шевелился, на помощь звал, может, тогда… А ты лежал как мёртвый. Ну, мы давай ждать: вдруг спрут издохнет, подобрали бы тело.
И вдруг ты встаёшь на карачки, поднимаешь голову и смотришь прямо ему в глазищи! А он – на тебя! Я отвернулся даже – ну невмоготу смотреть!
Яник умолк. Зажмурился, прикрыл лицо руками, помотал головой. Эрван ждал.
– Ну вот. А дальше спрут ожил, встрепенулся и цап тебя поперёк! Ну, думаем, конец – сожрёт, и черта с два тут сделаешь. Ничего подобного: подплыл он вплотную к судну, вытянул щупальце – и шмяк тебя на палубу! А потом на глубину ушёл, бодро так…
Кинулись к тебе, хотели в чувство привести, да без толку: дышать вроде дышишь, а глаз не открываешь. Ну Лоэ и сказал: пусть, мол, вылёживается…
Такие дела. Ну давай, рассказывай – что было-то? С чего он вдруг ожил? И почему на корабль тебя вернул – подружились, что ли?
– Отстань от него, Яник.
Голос капитана прозвучал справа, из-за плотной стены спин. Бастиан щёлкнул пальцами – и матросы поспешно расступились. Эрван посмотрел на капитана – тот выглядел как всегда: обычный потрёпанный плащ снова висел мешком, седые волосы торчали в разные стороны, на лице застыло безмятежное, слегка отсутствующее выражение.
Салаун подошёл к Эрвану вплотную, присел на корточки. Внимательно посмотрел в глаза: Эрван удивился странному сочетанию пронзительного взгляда и лёгкой улыбки.
Капитан обернулся к остальным:
– Гвент заглянул спруту в глаза и остался жив. Мало кто может этим похвастаться. Сохранил ли он рассудок? Что ж… Посмотрим.
Он снова посмотрел на Эрвана: долго, испытующе… Затем шепнул, так, что Эрван еле расслышал:
– Земля близко?
Эрван уверенно кивнул:
– Да. К западу дно повышается. Мы прошли глубину.
– Уверен? – Капитан продолжал сверлить Эрвана взглядом.
Эрван кивнул без тени сомнения:
– Я знаю. Я видел.Эрван Гвент. Дневник.
…как от зачумлённого. Смотрят во все глаза, а когда я подхожу близко, шарахаются в стороны. Ни шуток, ни подначек, ни обычного человеческого участия – в конце концов, я едва от смерти спасся! Нет, ничего… Даже Бастиан смотрит настороженно, словно боится – вдруг у меня ночью клыки вырастут! Сначала я думал, что слова капитана так подействовали: боятся, мол, что вот-вот рассудок потеряю. Если б не Лоэ, так дальше и думал бы.
А доктор лишнего болтать не стал: пожал плечами да сунул в руки зеркало – гляди, мол!
Я посмотрел: на меня сквозь полированное серебро уставились глаза чужака: зелёные, как здешний океан. И зрачки… вроде чёрные, обычные на первый взгляд, а присмотришься – две зияющие скважины, сквозь которые смотрит глубина. Тёмная, влажная… разумная и живая.
И тут меня осенило: точно такие глаза у Салауна – вроде человеческие, а вроде и не глаза – дыры, а за ними – нечто…
Не могу объяснить, не могу описать точнее: да и неважно это сейчас.
Может, я и впрямь потихоньку схожу с ума? Сохраню ли я рассудок? Не знаю. И вот что странно – даже не стремлюсь узнать. Любопытство, страх, голод и жажда – всё исчезло.
Стоит закрыть глаза, и я возвращаюсь на глубину – туда, где в уютной, ласковой темноте скользит спрут. Я знаю, чувствую: он сейчас думает о нас: неуклюжих моллюсках, плывущих неведомо куда в хрупкой раковине. Может, он видит поверхность моими глазами? Интересно, что теперь для него свет, воздух, ветер? Ощущает ли он, что прикоснулся к иному миру? Обогатило ли его это прикосновение? Изменило ли?
Мне кажется – да.
Я чувствую его недоумение, радость и ещё… благодарность. Знаю, он считает меня спасителем, думает, что я растормошил его, не дал замкнуться в предсмертной апатии… Нет. Все сложнее. И проще: мы спасли друг друга. Я не могу объяснить, как… но это и неважно. Главное, я абсолютно уверен – так было. Связь двух сознаний, возникшую на грани жизни и смерти, нелегко объяснить… да и нужно ли? Главное – разорвать невозможно.
Спасибо!
Благодаря тебе океан никогда больше не покажется опасной пустыней. Память о мягких объятиях глубины останется со мной до смерти.
И после неё! Я не боюсь больше: если мне суждено погибнуть в море – пусть. Плоть моя станет плотью других, а кости упокоятся в морском снеге абиссали – мягком и нежном, словно пух.
Можно ли желать лучшего?
Удачи тебе во всем, побратим!Глава 11
...«Горностай». Судовой журнал.
День святой Гвенн, по римскому исчислению – 1 сентября. Ветер северо-восточный, средней силы. Волнение слабое. Состояние рангоута, такелажа нормальное. Больных нет, раненых нет.
Сегодня на рассвете океан приобрёл обычный цвет. Над водой были замечены птицы.
Вверенное мне судно преодолело глубину.
Капитан Салаун.
– Гвент!
– Триста футов, капитан!
– Отлично: лот на борт.
Салаун поёжился, запахнул плащ: порывы северного ветра пузырём надули полы, растрепали седые волосы, заставили прищуриться – Эрвану показалось, что он разглядел слёзы на впалых щеках.
С чего бы? Хотя… может, и впрямь – от ветра…
На матросов капитан не смотрел: взгляд его был устремлён на запад, к нагромождению угрюмых туч.
– Тянем, что ли? – Конюх с неодобрением хмыкнул. – Поставят сейчас паруса – чёрта с два вытащим!
Эрван молча встал у борта, обеими руками сжал узел на мокрой верёвке: за ним вереницей построились Конюх, Эрле и Дениэль. Рядом суетился Яник, норовя ухватиться за свободный конец.
Дениэль зашипел, выругался тихо, но яростно.
– Смотри, куда ноги ставишь, малой!
Он попытался ухватить Яника за ухо: тот увернулся, отбежал на пару шагов – от греха подальше. Заливисто рассмеялся:
– Руки коротки, дядя Дэн! Хочешь догнать? Ну давай!
От предвкушения забавы он мячиком запрыгал на месте.
– Хватит! – одёрнул его Эрван. – Тоже мне, игру выдумал! Заняться нечем?
Яник с обидой глянул на Эрвана – губы задрожали, на щеках выступили пунцовые пятна. Затем тряхнул головой. Повернулся, бросил через плечо:
– Не очень-то и надо! – и удалился вразвалочку, залихватски насвистывая.
Эрван покачал головой, бросил косой взгляд на остальных: их лица не сулили Янику ничего хорошего.
«Сам же нарывается, дурень! Ясное дело: скучно ему, тяжело… Океану конца-края нет, заняться толком нечем… А того не понимает, что остальным не легче. Тронь сейчас кого, даже не тронь, а так: словом, взглядом задень… Такое начнётся! А этот молокосос на рожон лезет…»
Эрван с лёгким удивлением понял, что беспокоится о судьбе судна больше по обязанности: раньше при малейших признаках грозы он бы кинулся к Бастиану – обсуждать, решать, действовать… А сейчас и мысли такой не возникло – пусть идёт как идёт.
Приказали измерить глубину – и ладно, и пускай…
– Давай, ребята! На раз-два-три – взяли!
Бечева не желала поддаваться: мокрая, отяжелевшая, она струной уходила под воду, норовя вырваться из рук, изранить ладони, ускользнуть обратно в море, сведя все усилия на нет…
– Раз-два-три – взяли!
«Спасибо, что не каждый день такая радость…»
– Раз-два-три – взяли!
«Триста футов – триста узлов…»
– Раз-два-три – взяли!
«Через каждые десять футов – красная ленточка, через каждые сто – свинцовое грузило… Да где же оно? Неужели и сотни не вытянули?»
– Раз-два-три – взяли!
«Ага! Первая сотня есть!
Двести футов, двести перехватов – почему тяжело так? Верёвки ж меньше становится…»
– Раз-два-три – взяли!
«Им легче, они просто тянут, а я ещё командовать должен… Какого ж меня угораздило помощником стать? Ну давай, парень, давай – чуть-чуть и…»
– Раз-два-три – взяли!Конюх пристроился у борта, мрачно разглядывая волдыри на покрасневших ладонях. Дениэль и Эрле вяло препирались, растянувшись на мокрой палубе, – спорили, кому сматывать лот.
«Надо бы Эрле приказать: он вроде устал меньше…» – лениво подумал Эрван.
Он открыл было рот, но передумал: махнул рукой и отвернулся. Звуки перебранки раздражали, беспокоили – но не настолько, чтобы преодолеть охватившее Эрвана безразличие.
Он смотрел на череду невысоких волн, увенчанных гроздьями светло-бежевой пены, на горизонт, где в туманной дымке смыкались небо и море, на катящиеся по небу тучи – тёмные и плотные, как валуны…
