Пустующий трон - Кен Лю
– Самые вкусные губки, будь то муфлоньи, оленьи или коровьи, получаются, если не извлекать губку наружу, а готовить прямо в черепушке, как в котелке, на углях, – ответил Тооф и жадно сглотнул, вспоминая свой любимый деликатес. – Потом нужно немножко ее посолить, плеснуть пару плошек кактусового сока и есть роговой ложкой.
– То есть «губкой» вы именуете… муфлоньи мозги? – Командор То аж побелела.
– Ну да! – подтвердила Радия. – Но за едой их никто мозгами не называет. Это самая питательная часть животного. Тооф совершенно напрасно считает, что губку нужно есть горячей. Надо вынуть ее и тонко нарезать острым каменным ножом. Есть лучше всего сырой, чтобы не перебить вкус приправами. Разве что в кровь можно макнуть. Губка, разумеется, должна быть очень свежей. В идеале ее надо достать, пока у муфлона сердце еще бьется.
– Какое варварство! – воскликнула командор То.
– Что в этом варварского? – не понял Таквал.
– Есть мозги муфлона, пока его сердце еще бьется… – Командора То едва не стошнило от одной лишь мысли об этом.
– Вы что, не забиваете животных на мясо? – удивилась Радия.
– Забиваем, – кривясь от отвращения, ответил капитан Гон, – но нам это не доставляет удовольствия.
– Ученые и добродетельные мужи, особенно возделыватели, даже близко не подходят к кухне, – добавил Радзутана. – Моралист Поти Маджи говорил, что истинной добродетели можно достичь, только держась подальше от тесака и разделочной доски, от кровавой скотобойни и дымящейся сковороды. Лицезрея смерть таким образом, чувствительная душа, стремящаяся к росту и развитию, оказывается запятнана.
– Выходит, ученые и добродетельные мужи должны голодать? – уточнил Таквал.
– Отнюдь! Но пища перед употреблением должна быть приготовлена слугами цивилизованным образом. Рыбу следует выпотрошить и очистить от костей, мясо нарезать на удобные для пережевывания кусочки, а птицу нельзя подавать с головой и лапами.
– Если ты, конечно, можешь себе это позволить, – пробурчала Типо То. – Большинство из нас с удовольствием ест и рыбьи головы, и куриные лапы.
– Я говорю об идеале, к которому нужно стремиться, – изрек Радзутана.
– То есть еду надо подавать так, чтобы она не была похожа на еду, – пренебрежительно заметил Таквал.
– Я такого не говорил…
– Но именно это и вытекает из ваших рассуждений, – перебил его Таквал. В этом споре льуку и агоны объединили усилия против дара. – Звучит так, будто ваши моралисты и приверженцы школы самосовершенствования – лицемеры, закрывающие глаза на то, что живут благодаря убийству животных. По мне, куда более цивилизованно принимать пищу такой, какая она есть: чувствовать горячую кровь, погружая зубы в умирающую плоть, и благодарить слабых за их дар сильным, поглощая все питательные части тела до единой.
– В любом случае, – возразил Радзутана, – есть разница между наслаждением предсмертными судорогами жертвы и стремлением уменьшить ее боль и страдания. Единственный Истинный Мудрец Кон Фиджи говорил: «Если бы человек мог питаться только воздухом и росой, ему следовало бы так и делать». Однако мы, увы, не можем придерживаться подобного рациона, и это величайшая беда смертных. Но люди лучше зверей, коим ведом один лишь закон: зуб за зуб. По крайней мере, мы должны стремиться быть лучше них.
– А я все равно считаю, что нет хуже варварства, чем есть мясо, притворяясь, будто это и не мясо вовсе! – Таквал покраснел и едва не сорвался на крик.
– Прекратите, – грозно произнесла Тэра, которая решила наконец вмешаться.
Ей было не по душе, что безобидная беседа о еде так быстро скатилась к обвинениям в варварстве и взаимному презрению. Стало понятно, что в их дружной, на первый взгляд, команде существовали серьезные трения.
Никому не хотелось прекращать дискуссию, но временное затишье позволило спорщикам услышать тихий плач.
Все повернулись и увидели, как Торьо плачет над жарящейся рыбой.
– Что случилось? – спросила Тэра.
– По-моему, величайшее варварство – это неизбежность смерти, – ответила девочка. – Вы спорите о том, как более цивилизованно убивать и есть, но чем вы отличаетесь от этой рыбы? Ничем. И сильные, и слабые, и цивилизованные, и дикари – все в конце концов станут для кого-нибудь кормом. Зачем же тратить драгоценное время, доказывая свое превосходство над другими? Это все тщета.
– Но мудрецы ано говорят, что есть вещи поважнее жизни… – начал было Радзутана.
– Однако боги сулят смелым и достойным облачных гаринафинов… – начал было Таквал.
– С какой стати мне слушаться мудрецов ано или богов? – воскликнула Торьо. – Дыхание мудрецов давно остановилось, а боги не говорят с нами по душам. Что они знают о телах, разбросанных на воде после битвы? Что они знают о бесконечных чудесах разума, которым со смертью приходит конец? Что они знают о том, каково это – жить?
Дни становились то длиннее, то короче, солнце перемещалось от одного борта к другому, звезды сменялись на небосводе. Флотилия вошла в неведомые, зловещие воды.
Время от времени впередсмотрящие объявляли, что видят на горизонте землю, искристые города и мчащиеся повозки. Однако Тэра и Таквал понимали, что это всего лишь миражи.
Флотилия также прошла над обширными подводными рифами. Яркие лучи солнца играли на разноцветных кораллах, и морякам показалось, будто под водой тоже находится город. «Прогоняющую скорбь» привязали к двум другим кораблям, чтобы увеличить ее скорость, и флагман погрузился под воду, чтобы исследовать это удивительное явление.
Офицеры наблюдали из капитанской рубки, как судно скользит над затонувшими руинами.
– Мы как будто по небу летим, – прошептала командор То.
Все, кому доводилось летать на воздушных кораблях, согласно кивнули.
Внизу виднелись разбитые колонны древних храмов; коралловые колонии отмечали давно затопленные дороги. Развалины зданий стояли, открытые морю, а останки их остроконечных крыш лежали на дне. Крабы шустро бегали во дворах с мозаичными полами, на которых даже спустя тысячелетия после затопления можно было различить изображения.
Моряки видели горы камней, разрушенные стены и портики, сквозь которые по-хозяйски проплывали косяки рыб, мнивших себя наследниками этой утраченной цивилизации. Когда тень корабля, словно тень облака, падала на рухнувшие башни, оттуда выскакивали мурены, словно бы защищая затерянный город от предсказанного в пророчествах вторжения. Медузы плясали на ярусах восьмиугольных театров, как будто бы давали спектакль для призрачных зрителей.
– Говорят, что ано пришли с запада, когда их родина погрузилась под воду, – прошептала Тэра. – Вдруг это руины их загадочного царства?
Ей никто не ответил.
С наступлением вечера «Прогоняющая скорбь» всплыла, и флотилия продолжила путь. Но никто не мог спокойно уснуть той ночью, размышляя об увиденном.
Таквал услышал, как в дверь его каюты кто-то тихонько скребется. Открыв дверь, он с удивлением увидел на пороге Тэру и пригласил ее войти.
– Что тебя беспокоит? – спросил он.
– Не знаю,
