Вакуум - Дмитрий Македонов

— Где он сейчас? И что с ногой?

— Сейчас на стрёме, чтобы майора не проморгать… — он постоял, уставившись в Разума. — Готов?

— Про ногу забыл.

— А! — Гефест, будто впервые увидев рану, посмотрел вниз. — Оступился. Упал на колено, пока шел.

Разумовский прищурился, но опустил голову на пол.

— Ладно… Поехали.

Шкафы остались позади, потом створки дверей, потом Гефест потащил Разума в ту сторону, откуда они пришли.

— Обратно, что ли? — Разум приподнял подбородок, и с этого ракурса снизу вверх, походка Гефеста показалась ему странной. Накатила зловещая долина.

— Да, Артём знает, куда идти. — Гефест держал Разума правой рукой, хотя всегда тащил левой по той простой причиной, что левой рукой впервые в жизни взял ложку и с тех пор только ею и пользовался.

Слишком уж изменился Гефест за эти десять, ну пусть двадцать минут. Разумовский вновь выдернул ногу из руки товарища.

— Да что такое? — развернулся Гефест, раздражённый и озлобленный.

Эта мысль казалась ему невероятной, но Разум всё-таки решал задать Гефесту один вопрос:

— Когда Маша погибла, что ты мне сказал? Сразу после.

Зрачки Гефеста расширились, верхняя губа задрожала, и Разум подумал, что он всё-таки уснул в той маленькой лаборатории. Поверить в то, что его старый друг забыл те слова, что так часто ему припоминал, он отказывался.

— Забыл. Прости, но забыл из-за этих проблем…

— Ага… но лучше я пойду по другому маршруту, — Разум, не сводя с Гефеста взгляда, пополз в противоположную сторону, отталкиваясь руками от пола.

Как такое возможно? Контур изменил его сознание? Взял под контроль? Узнать получилось бы только через провокацию. Разум полз и полз, медленно, но вкладывая в каждое движение рук силу. Гефест некоторые время стоял, и его кулаки дрожали от переполнявшей их ярости. Видимо, ему надоело скрываться: он вытащил пистолет и за миг прошел те метры, что преодолел Разумовский. Тот спросил:

— Чё, отдал слухачу поддельный пистолет? — звучали ироничные ноты.

— Нет… — по телу Гефеста от берцев к голове прошлась странная волна.

Над Разумовским стоял Контур. Без маски. С мерзкими клешнями по грудь.

— …но спасибо, что предупредил. — прозвучал голос в голове.

Разум успел подумать о погибшей жене и увидеть вспышку света.

Выстрел. Пуля вонзилась в мозг через глаз и лишила Разумовского жизни. Контур вновь остался ни с чем, но настроение не испортилось: ровно наоборот. Его призрачные спутники нашли троицу выживших раньше, чем те выбрались из будки охраны на одном из подуровней Главного корпуса. Майор даже не собирался идти за ними.

У него в этих мёртвых стенах блуждали не только бестелесные помощники.

В глубинах коридоров и вентиляционных шахт прятались невообразимые твари, которые только и ждали зова своего хозяина.

Новая запись, уже двести десятая по счёту.

Оператор тащился по полу, так что переключённый на ночное виденье кадр вместе с его рукой двигался вперёд. Наконец он остановился и отдышаться. Видимо, что-то случилось с его ногами. Выпустив очередную порцию углекислого газа, Оператор заговорил:

— Не повезло мне. — голос дрожит, а на зелёном полотне объектива оказалась только часть лица. — Мои ноги медленно, но уверенно срослись. Сначала кости в тазу, затем и кожа с мышцами… Если бы не морфин, сдох бы от боли. А ещё…

Он обернулся, всмотрелся в темноту.

— …кто-то ходит там. В коридорах.

Вдруг послышались быстрые, тяжелые шаги из глубины помещений. Оператор, видимо, не надеясь на спасение, положил камеру в сторону и сказал последние слова:

— Лучше тебе этого не видеть, мама.

Зелёный экранчик обратился к бездне и ничего, кроме пыльного пола в нескольких сантиметров от объектива, камера не разглядела. Шаги приблизились, заполонив своим эхом коридор. Оператор закричал.

— Нет! Услышь меня! Мы ведь служили вместе!

Но ничего, кроме протяжного хрипа в ответ он не получил.

— Нет! Прошу!

Камера начала движение. Видимо, Оператор потащил его за собой, но изображение тут же пропало, запись прекратилась.

Сердце участило стук. Пот уже заливал глаза не только от жары, но и жгучего интереса. Владимир не мог ждать и, заинтригованный, включил следующий фрагмент.

Оператор полз по шахте вентиляции, протаскивая вперёд камеру также, как это делал Владимир. Видимо, солдат случайно включил запись, поскольку ничего, кроме дёрганого кадра, в ней не нашлось.

Включил следующую, где содержалось куда больше важных слов.

Лицо Оператора в зелёном цвете. Капли пота блестят, грудь приподнимается в такт глубокому дыханию. Видимо, солдат остановился на привал.

— Я всё ещё здесь, мама. — он неестественно рассмеялся и резко помотал головой. Из глаз потекли подмигивающие камере слёзы.

Он посмотрел себе за спину, насколько позволяла ширина вентиляции.

— Это было со мной… Даже не вериться, — он повернулся к экрану. — Лера превратилась в жуткую тварь, хоть на человека она ещё похожа… Боже, я пытался вырваться, пытался всеми силами, но её лапы даже не сдвинулись с места… Какая-то чудовищная сила. Она потащила меня за собой — думал, будет жрать меня, но нет. Вскоре я оказался у ног этой сволочи, Контура. Лера кинула меня рядом с ним и сбежала. Не знаю, видимо он как-то контролирует её… Не прошло и минуты, он даже не успел мне что-либо сказать, как бабахнуло. Рванул снаряд гранатомёта буквально в метре от меня. Майор, конечно, отвлёкся… По нему начали стрелять, я не понял кто. Скорее всего другой отряд, не наш. В этой бойне-то я и свалил. Увидел решетку: её почти полностью сорвал взрыв. Я заполз в неё, — он вновь истерично рассмеялся, но тихо. — Я теперь похож на живую кильку, сбежавшую из банки, мама. Ты бы видела, что стало с моими ногами… Мерзость.

Оператор помотал головой, а затем остановил свой взгляд чуть в стороне от объектива, видимо, вглядываясь в своё лицо на экране. Пустые, лишенные эмоций глаза. Вдруг он моргнул и уже осознанным взглядом посмотрел на себя. Запись отключилась.

Последнюю запись Владимир не решился включать — слишком уж надоело смотреть на человеческие страдания. Владимир отключил