Вакуум - Дмитрий Македонов
— Я не знаю. Придётся подождать.
Георгий раздвинул руки. Брови поднялись, уголки рта расползлись в странной улыбке — лицо Георгия говорило за него: я нифига не удивлён.
Несмотря на отсутствие интереса у товарищей, Владимир перешёл на следующую запись. На застывшем экране показался последний её кадр, в котором сидела девушка, чьи длинные блестящие волосы загораживали лицо, а вены вдоль рук окрасились в ярко-красный цвет.
Сержант включил запись.
Оказалось, лестница погружалась во тьму после трёх пролётов. На четвёртом лампы не горели, но впереди, за открытыми дверьми, виднелся свет. Гефест задыхался от скорости спуска, и, завидев лежащего на спине Разумовского, живого, но с кровью на лысой голове, сразу схватился за его воротник. Разум с силой сдавил кисти товарища.
— Не спеши. Мне конец. Я спину не чувствую. Вообще нисколько.
— Так просто хочешь отдаться ему?
Разум усмехнулся.
— Да не особо. — пробасил он.
— Тогда не ерепенься. — Гефест взял друга за руки и медленно потащил его за собой.
— Не больно? — уточнил он.
— Я ж говорю, спины не чувствую.
— Вот видишь, и в этом есть плюсы.
Гефест никогда таких неподъёмных грузов не таскал — Разумовский оказался тяжелее, чем он думал. Но всё равно оружейник практически этого не замечал: адреналин кипятил кровь от осознания, что Контур уже спускался к ним. Оказавшись за углом, в новом коридоре, освещённым слабым голубым светом, Гефест притормозил, собираясь с силами. Впереди шли двери, двери, двери. Вновь двустворчатые, но не металлические.
— Что дальше-то делать будем? — спросил Разум.
— Идти.
Он взялся за запястья инженера и зашагал вперёд, вкладывая в каждое движение немалые усилия.
— Да оставь ты меня… — мычал Разум. — Бежал бы отсюда.
— Будто ты его задержишь. — задыхался Гефест. — Никакого толка с твоей смерти не будет. Уж лучше попытать удачу.
— Ой дура-а-к.
Между тем Гефест оказался на перепутье. Опять куча дверей со всех сторон. Указатели подсказывали нумерацию путей: «Направление 1», «Направление 2» и всё в таком роде. Для местных учёных никакого труда найти нужный путь не было, но вот для чужих эти цифры значили примерно путь «В Ад или Рай», «В Ад или Рай». Гефест повернул направо не только потому, что в «Направлении 2» горело больше ламп, но и потому, что хотел запутать Контура насколько возможно.
— Слышь, Витёк… у меня походу позвонки крошатся нафиг.
— Как ты это понял? — всё тащил его Гефест.
— Спина мягкая, как жена моя… была.
— Привал?
— Ага.
Гефест нашел тёмную дверь и аккуратно открыл её. Они оказались в небольшой лаборатории, где стоял белый стол и шкафы с пробирками. Оружейник затащил Разума внутрь и положил его в угол комнаты. Вернулся к дверям, глянул за дверной косяк, где ничего не увидел и закрыл створки на засов.
— Так-то лучше. — выдохнул Разумовский.
— Может, лучше тебе сесть?
— Издеваешься надо мной… Я только голову подниму, а дальше лучше и не стараться.
Он уткнул затылок к холодному пластиковому шкафчику. Гефест уселся рядом с ним, согнув ногу, а другую выпрямив. По комнате прошлось глубокое ритмичное дыхание. Постепенно сердце Гефеста успокоилось, и в кабинете повисла тишина.
— Нам не выбраться… Ты в курсе? — спросил Разум.
— Задрал ты, Миха. Не слыхал, что мысли материальны?
— Слышал о таком, но Маше они почему-то не помогли.
— Ты второй раз в дерьме и только во второй раз за всё это время заговорил о ней. Может надо было чаще?
Разум усмехнулся.
— А зачем кому-то слушать мои сопли? Даже тебе.
— Говорят, помогает.
— Нет, — категорично ответил Разум, — никогда. Тебе-то наверно, сигару бы? Верно?
— Верно. — Гефест чуть улыбнулся. — Лучше я буду скучать по сигаре.
Разумовский прохрипел, сплюнул в сторону.
— Даже не начинай. Я не жалею, что встретил её.
— Но к чему это привело? За шесть лет здесь мы ведь так и не вышли на неё. Ни одного знака. А сейчас, походу ты придешь к ней. Мне же идти некуда.
— Ну почему? — усмехнулся Разум. — Уверен, для тебя есть свой сигарный рай.
Они оба рассмеялись. Хотелось бы в полную силу, но пришлось сдерживаться.
— И всё-таки должен быть выход. Не только же коридоры здесь.
— А может, только они, кто ж знает этих учёных…
Вдруг раздался знакомый голос, далеко, на периферии слуха.
— Гефест! — сомнений не возникло. — Разум! — кричал капитан.
— Что за… — Гефест встал.
— Стой ты! — Разум поднял руку, но Гефеста не поймал. — Ты же видел палец!
— И что? Далеко не значит, что Тёмыч не выжил!
— Мужики! — звал их голос.
Гефест шагнул к дверям, всмотрелся в левую часть коридора, откуда исходили крики.
— Проверю всё-таки. — он открыл засов и обернулся. — Не теряйся.
Он подмигнул Разумовскому, и Михаил это заметил. Оружейник тихо открыл дверь и проскользнул мимо окошек. Инженер остался один, погруженный в томительное ожидание.
Владимир просматривал очередную запись. С самого её начала звучали тяжелые стоны и громкие споры. Оператор сидел у книжного шкафа, а свет падал на него со стороны, разделяя лицо солдата пополам.
— Всё становится хуже. — говорил он тихо. — Нам пришлось убить лейтенанта. Чтоб не мучился. А командир куда-то делся… Мы понятия не имеем, куда. Никто уже не думает про первоначальную задачу… Мне вообще кажется, что Вакуум никуда не денется. Его не остановить. Не остановить…
— Лера, послушай меня! — кто-то говорил за кадром громко и настойчиво. — Или посмотри! Да что угодно!
— С нами происходит что-то странное. У Историка грубеет кожа на руках, буквально твердеет, а у меня… — Оператор сжал челюсть. — У меня ничего. Со мной всё в порядке, мам.
Вновь тяжелые стоны за кадром.
— Но медсестре хуже всех. Щетина сильно переживает за неё… боится.
— Ты бы лучше помог! — крикнул мужчина за кадром. — Переставь эту хренову лампу сюда!
