Москит. Том II - Павел Николаевич Корнев
Увы, не вышло. Чёртов спазм!
Воткнутую в основание затылка стальную булавку выдернули только вечером, весь день так и провалялся бесчувственной колодой на кушетке. Пролежней, конечно, не заработал, но и сразу восстановить контроль над телом не сумел. С этим помогли конвоиры. Когда они принялись обрабатывать меня дубинками, мигом очухался и заковылял на выход, а вот парня со шрамом так и оставили в палате.
Но на одной только силе воли далеко не уйдёшь, и в коридоре меня скрутило не на шутку, ладно хоть навстречу как раз несли носилки, навалился на стену, вроде как освобождая проход. Заодно перевёл дух и почесал левую руку, вену которой нестерпимо пекло. Кто б ещё сказал, что за гадость вкололи! Как бы так не загнуться. Худо, очень худо…
Вот тут я и углядел, что санитары тащат нашего нервного сокамерника, которого не видел со вчерашнего дня. Все гадали, куда тот запропал, и вот он — голый по пояс, с синюшной физиономией и затянутым на шее жгутом из порванной на лоскуты рубахи. Удавился, бедолага.
Я бы ему посочувствовал, да всю жалость на себя уже израсходовал, до донышка запас опустошил. Получил дубинкой по спине, отлип от стенки и поковылял дальше. В камере бессильно повалился на циновку, не сразу даже дяде Мише ответил, когда тот сел рядом и спросил:
— А Глеб где?
Стены помещения вращались вокруг меня, и под стать им кружились мысли.
Глеб, Глеб, Глеб…
— Это кто? — уточнил я, не в силах припомнить среди своих знакомых человека с таким именем. Глеб Аспид, если только, да при чём здесь он?
— Отстань ты от него! — попросил кто-то из сокамерников. — Что с контуженного взять?
Но дядя Миша совета не послушал.
— Ну Глеб! — повысил он голос. — Со шрамом на щеке!
— А-а-а! — протянул я, немного даже стыдясь того, что всецело погрузился в собственные проблемы и совсем позабыл о коллективе. — Глеба в палате оставили. Не знаю, что такое вкололи, сам чуть дуба не дал…
— Всех нас эти нелюди со свету сживут! — заявил Родион Перовский. — Бежать надо! Бежать!
— Да как тут убежишь-то? — усомнился кто-то. — Застрелят!
— Плевать! Лучше в бою погибнуть, чем так… Вы же таскали сегодня покойников! Вы же видели, что с ними выделывали! В морозильных камерах держали, а потом руки-ноги отрезали! Хотите такое?
— Мы военнопленные!
— И что с того? Думаете, их это остановит?
Как ни странно, на сей раз я был с дворянчиком всецело согласен, но у меня имелись куда более неотложные дела, нежели высказываться в его поддержку. Зажмурился и привычным уже образом отрешился от головной боли и ломоты во всём теле, сосредоточился на центральном энергетическом узле. Он вновь резонировал и дрожал, и я осторожным воздействием стал возвращать его к равновесию. Выверять усилия приходилось с воистину хирургической точностью, провозился долго и даже очень, но в результате своего всё же добился.
А добившись — почивать на лаврах не стал, и начал снимать спазм примерно тем же образом, как разминает забитые мышцы массажист. При этом напрямую на энергетический узел воздействовать я и не пытался, всю работу выполняло фоновое излучение. От меня требовалось лишь некое время удерживать узел в равновесии, если угодно — сохранять внутреннюю невесомость. Этого на занятиях сверхйогой от меня требовала Федора Васильевна, но прежде и близко к подобному состоянию не приближался. А тут — припекло, тут — жизнь заставила. Пусть понемногу, пусть с приложением невероятных усилий, но что-то начало вытанцовываться. Такое впечатление — даже дышать легче стало.
Концентрацию нарушил лязг запора и скрип петель, двое конвоиров закинули в камеру Глеба и сразу захлопнули дверь. Парень был едва жив, сразу началась суета, пришлось на время отложить свои экзерсисы. Заодно дух перевёл.
— Главное пробиться к ангару, — вернулся к прерванному разговору Перовский. — Самолёт прилетает каждый вечер и улетает на рассвете. Ночью он стоит здесь. На нём и сбежим.
— А ты сможешь им управлять? — усомнился долговязый парень.
— Ну разумеется! — оскорбился Родион. — Я — военный лётчик! Главное пробиться к ангару, а там без проблем транспортник в воздух подниму! Тут и говорить не о чем!
— Не забывай о пулемётчиках на вышках, — буркнул дядя Миша.
— Это проблема, — подтвердил Перовский. — У караульных на территории лагеря при себе огнестрельного оружия нет, придётся брать караулку. На этаже самое меньшее шесть камер, полсотни человек — это сила. Справимся, главное только нейтрализовать охрану…
Дворянчик принялся вычерчивать пальцем в пыли схему лагеря, и оставалось лишь позавидовать его железной воле и бронебойной целеустремлённости. Сам бы я так не смог. Сам-то я без сверхспособностей — ноль без палочки. Но скоро, пожалуй, уже даже завтра…
А без сверхспособностей тут в любом случае никак, тут все караульные — операторы. И это не предположение, это бесспорный факт.
— А топлива хватит до наших дотянуть? — забеспокоился кто-то из военнопленных.
— Понятия не имею, — признал Перовский. — Но это единственный реальный способ оторваться от погони. Пешком или даже на машинах не уйти.
Я решил, что и дальше отмалчиваться просто глупо, вот и сказал:
— Мы километрах в пятидесяти к юго-западу от Харабы.
Перовский оглянулся на меня и резко выпалил:
— Откуда знаешь?
Я не сдержался и позволил себе глумливую ухмылку.
— В Джунго, конечно, два источника сверхсилы, но один из них находится на высоте восьми тысяч метров над уровнем моря!
Родион проигнорировал мой тон, кивнул.
— Это понятно. Вопрос в том, где именно расположен другой.
— Другой расположен в шестидесяти километрах к юго-западу от Харабы, — заявил я, вздохнул и добавил: — Научный факт.
— Уверен? — спросил дядя Миша и передёрнул плечами, когда камеру прошило воздействие поисковой конструкции.
— В журнале читал.
— Читал он! — фыркнул кто-то из сокамерников, а вот Перовский принял мои слова на веру.
Он потёр переносицу и произнёс:
— От Харабы до Всеблагого по прямой пятьсот вёрст. Даже с перегрузом в два конца слетать сможем.
— В два не надо, — усмехнулся дядя Миша, присмотрелся к начерченной в пыли схеме и ткнул в неё пальцем. — Здесь электрическая подстанция. Если вывести её из строя, погаснут прожектора.
— Учтём.
— Тут ещё какой момент, — вздохнул я, — на подготовку рывка будет не больше получаса, потом объявят тревогу.
— С чего это? — воззрился
