Владимир Ильин - Сеть для игрушек
Сверкающая красным лаком машина обогнала Рика и внезапно, завизжав тормозами, прижалась к тротуару. Из нее выскочил чернявый парень с усиками и с мрачным видом направился прямиком к Рику. На игрушку он был не похож, но мышцы Рика сами собой напряглись – на всякий случай.
– Это вы – Рик Любарский? – осведомился чернявый, небрежно поигрывая ключами (а в брелке, на котором болтаются ключи, у него наверняка вмонтирована какая-нибудь дрянь, мелькнуло в голове у Рика. «Пукалка», например, или « слепилка», и неизвестно еще, что лучше, а что хуже).
Рик сделал вид, что не слышит и что все его внимание приковано к огромной девице в трусиках на рекламе кафе-мороженого. Девица глупо улыбалась и жадно облизывала неаппетитный брикет пломбира с тавтологическим названием «Раскаленный лед». Не снижая темпа движения, он проследовал мимо парня с ключами. Однако, тот не отставал. Через мгновение Рик почувствовал на своем плече довольно крепкую ладонь.
– Эй, я к вам, кажется, обращаюсь, – сказал сердито чернявый. – Ваша фамилия Любарский?
– Может быть, да, а может быть – нет, – сделав загадочное лицо, развязно ответил Рик. – Кстати, так поется в одной песенке, приятель. А в чем дело?
Что это за субъект взялся на мою голову, лихорадочно думал он. Полиция? Вряд ли… Контроль? Или это логичное продолжение не завершенных переговоров с людьми Эбзеева? В любом случае, если что – швыряю ему сумку с Шлемом в морду, одновременно бью ногой в пах и смываюсь вон в тот проходный двор на Седьмой проспект, а там надо будет затеряться в толпе… Шансов уйти, конечно, маловато, если его подстраховывают, но другого выхода нет. А Шлем потом добуду себе другой…
– Садитесь в машину, – без обиняков сказал приказным тоном чернявый. Оставалось только добавить положенную в таких ситуациях фразу: «И не вздумайте делать глупости», но парень почему-то больше ничего не сказал.
Может быть, повлияло именно это, а, возможно, по какой-то другой причине, но Рику вдруг стало абсолютно все равно, зачем парень приглашает его в машину. Он не стал кидать сумку чернявому в лицо, он не стал бить его ногой в промежность, как намеревался, и уж тем более он не стал удирать со всех ног в проходной двор. Он только криво улыбнулся и сел на горячее от солнца сиденье рядом с чернявым.
Парень уселся за руль, мотор присвистнул, и они помчались по солнечным улицам.
Рик не выдержал первым.
– И куда же вы меня везете? – осведомился он.
– А вам куда надо? – хмуро ответил вопросом на вопрос чернявый.
Рик на секунду задумался. А, действительно, куда же он шел?
– Знаете такое заведение – «Ходячий анекдот»? – немного погодя спросил он.
Парень почему-то усмехнулся.
– Еще бы мне не знать! – непонятно сказал он. И вдруг спросил: – Вы не узнаете меня, Маврикий Павлович?
Фу-ты, ну-ты, какая вежливость!.. Может быть, он все-таки из той же конторы, что и покойный Адриан Клур?
Рик притворился, что, наморщив лоб, старательно вспоминает всех своих знакомых.
– Нет, – сказал наконец он. – Как говорится, не имел чести…
– Зато моего папахена вы наверняка знаете, – сказал парень. – Его в свое время чуть ли не весь город знал, как же – бесплатный цирк… Вернее, клоун без цирка. Кто ни увидит – помирает со смеху. Особенно если папахен еще не упился до того, чтобы не стоять, но в то же время слишком пьян, чтобы что-то соображать. Вспомнили?.. «Как тебя, мальчик, зовут? Жорой? Молодец! А твое имя, девочка? Лида? Умница! Прости ты мою душу грешную!»…
– Мухопад! – осенило Рика.
– Это его так все называли, – покосился на него парень. – А на самом деле – Ев Игнатович Талбанов… А меня Лент зовут.
– Очень приятно познакомиться, – чинно сказал Рик, у которого сразу отлегло от сердца. – Где трудиться изволите?
– Программист я, – отрывисто сказал Талбанов-младший. И сердито добавил: – Только не надо так изъясняться, Маврикий Павлович. Складывается впечатление, что вы нарочно передразниваете манеру папахена. Он ведь тоже, как надерется до положения риз, так начинает витийствовать наподобие аристократа девятнадцатого века… Поэтому-то и был смешон для всех. Над ним ржут всякие сволочи, а ему – хоть бы хны! Наоборот, хорошо: смотришь, лишнюю рюмашку нацедят от доброт!..
– Ну, и как он поживает? – рассеянно осведомился Рик.
– Вполне благополучно, – хмуро ответил парень. – Пить бросил уже года полтора назад, с тех пор в рот – ни капли. Ерничать публично перестал, и вообще притих как-то. Детей, правда, по-прежнему любит, выйдет утром в сквер воздухом подышать – и мать еле его обедать дозовется! Пока со всеми ребятишками не перезнакомится да пока каждому какую-нибудь сказку не расскажет – а сочинять он, как вы помните, мастак – ни за что домой не пойдет… Кстати говоря, с его избавлением от пристрастия к спиртному странная история тогда вышла. Бросать ему уже давно надо было: то печень прижмет, то сердце, и вообще… А самое главное – это то, что нам с матерью просто житья не было из-за него. Смотрели соседи на нас, как на каких-нибудь чумных, чуть ли пальцем не показывали… И вдруг папахен – как ножом отрубил. Завязал с алкоголем враз и намертво. И, в общем-то, знаете, Маврикий…
– Рик, просто Рик.
– … Знаете, Рик, он сразу будто другим человеком стал. Я-то с детства от него ласкового слова не слышал. Нет, бить меня он никогда не пытался, но и любви особой от него ко мне не было, да и не нужна мне была тогда его слюнявая ласка, поскольку пребывал отец в вечном скотском состоянии… А сейчас… Сейчас – совсем другое дело, Рик, это трудно выразить, поверьте… И мы с матерью, и соседи уж по-всякому его пытали: в чем причина того, что он так резко изменился? Не говорит, улыбается только загадочно в усы… Вот вы как считаете, почему он стал человеком?
Рик пожал плечами.
– Откуда мне это знать? – с удивлением сказал он. – Мы ведь виделись с вашим отцом очень редко, Лент… Может, советы врачей как-то повлияли?
Лент Талбанов скептически ухмыльнулся:
– Врачей? – переспросил он. – Господь с вами, Рик! Он к докторам сроду не ходил… все твердил, что лучшее в мире лекарство – это сами знаете что, и чем крепче – тем лекарственней…
– Ну, тогда я не знаю, – неуверенно произнес Рик. – В конце концов, плохо же вы думаете о своем отце, Лент! Что, по-вашему, в нем к тому времени совсем ничего человеческого не осталось, что ли? Разве не мог он своим умом осознать, что ведет пагубный образ жизни, и разве не мог перебороть нездоровую тягу к рюмке?
Талбанов косо взглянул на Рика.
– Нет, – после паузы сказал он. – Не мог, потому что сила воли его давно утонула на дне бутылки… Слушайте, Рик, вы, конечно, будете сейчас опровергать меня с пеной у рта, но я-то знаю, в чем было дело… Это вы ему тогда помогли. Это вы внушили папахену моему, что пора за ум браться – хотя это смешно звучит относительно человека, которому перевалило за шестьдесят…
– Что же, по-вашему, я – гипнотизер какой-нибудь? Экстрасенс? – шутливым тоном возразил Рик.
– Нет, – сказал брюзгливо юноша. – Вы – геймер, Рик… Только ничего не говорите, – торопливо добавил он. – Вы что, думаете, в Интервиле остались одни только олухи? Думаете, не ходят всякие слухи?.. А в общем-то, все это – не самое главное, и не бойтесь вы ничего. Я завел этот разговор единственно ради того, чтобы выразить вам свою искреннюю благодарность.
Он снял правую ладонь со штурвала и протянул ее Рику.
– Постойте, – растерянно сказал Рик. – Спасибо, конечно, за столь высокое мнение обо мне, но я… – Он оборвал себя на полуслове и, внимательно посмотрев на Лента, все-таки вынужден был подать пожать ему руку.
Некоторое время они ехали молча. Потом Рик, не глядя на Талбанова, спросил:
– Если не секрет, откуда вы узнали, Лент?..
Талбанов впервые за все время разговора неумело раздвинул губы в улыбке, и стало видно, что он еще совсем молод.
– Конечно, секрет, – смущенно пробурчал он. – Думаете, только у вас одних секреты, господа геймеры?..
Глава 4
Последний раз в «Ходячем анекдоте» Рик был на прошлой неделе, и никаких изменений поначалу не заметил. День был еще в самом разгаре, но народу в баре было довольно много. Бородатый Авер был на месте, выглядел он хмурым и неприветливым – так он всегда так выглядел. Тем не менее, что-то в поведении бармена смущало Рика, но что именно – он так и не уяснил.
Рик двинулся напрямую в зал, уселся за один из свободных столиков и огляделся. Через два столика от него Шафир Эдель что-то с жаром рассказывал Лебу Штальбергу, и, судя по жестикуляции, речь шла о его новом автомобиле. Шафир был характерен своим фанатичным интересом к подержанным автомобилям. С завидным постоянством, не реже чем раз в месяц, он продавал свою машину и приобретал «новую модель». Разумеется, новой машина была только для него, на самом деле ее пора было отправлять на переплавку. После этого Эдель делал триумфально-демонстрационный круг почета по городу (иногда это, впрочем, был не круг, а полукруг, потому что в машине что-то выходило из строя, и тогда Шафира тащили на буксире в гараж). Потом недели две Шафир приставал ко всем знакомым автомобилистам и механикам с просьбой «дать ему консультацию» – ремонтные мастерские он из принципа не признавал. Наконец, полежав еще с неделю под машиной, Шафир решал, что пора продать ее кому-нибудь на запчасти, а сам загорался страстью к очередной «новой модели».
