Роберт Фреза - Вихрь с окраин Империи
Де Ветте покачал головой.
– Очевидно, я все еще чего-то недопонимаю.
– Наша цель – убедить тех, кто вертит имперским правительством, не предпринимать новых попыток втоптать нас в грязь, не так ли? – осведомился Харьяло.
Де Ветте утвердительно кивнул.
– Но никакая победа, одержанная нами здесь, не изменит положения дел в Токио. Даже если мы победим, пройдут годы, прежде чем об этом узнают на Земле, и в лучшем случае это приведет к отставке какого-нибудь незначительного лица вроде премьер-министра. Если мы будем просто сидеть и ждать прихода имперцев, то нам останется только принять наказание, которому нас подвергнут. Эсдраэлон – пример того, что случается, когда имперцам надоедает драться честно. Со временем их желание подвергнуть нас наказанию будет только увеличиваться пропорционально нашему желанию примириться с ним. Согласен?
– Согласен, – неохотно отозвался де Ветте.
– В любом случае, – продолжал Харьяло, – все, что бы мы ни предприняли, рискует окончиться неудачей. Но если мы отправимся на Землю и не сможем добиться своего, то по крайней мере сумеем достойно умереть, чтобы здешнее гражданское население имело возможность капитулировать на разумных условиях.
– Оперируя фактами истории твоего народа, Кристиан, – напомнил Верещагин, – можно предположить, что если бы кто-нибудь убил Роудса[29] и Чемберлена[30] в 1898 году, то Британия не начала бы войну с Трансваалем и Оранжевой республикой. Что ты можешь добавить, Рауль?
Санмартин положил руки на стол.
– Мы победим, если убедим японский народ, что побеждать нас не в его интересах. Иногда японцы ведут себя, как косяк рыбы, – внезапно все вместе поворачиваются и плывут в обратном направлении. Если некоторые из них уже убеждены наполовину, то может быть, нам удастся повернуть назад всех остальных.
– Психологический эффект атаки на «ЮСС» и министерства в Токио должен значительно перевесить эффект военный, – кивнул Ёсида. – Я уверен, что нам необходимо убедить японский народ в искренности и чистоте наших побуждений и что, сделав это, мы помешаем тем, кто способен вынудить имперское правительство направить на Зейд-Африку третью оперативную группу.
Янковски лукаво посмотрел на него.
– Не уверен, что понял твои слова насчет нашей искренности.
– С точки зрения японцев, искренность людей измеряется их готовностью отстаивать свои принципы перед лицом всеобщего неодобрения и даже умереть за них.
– Сорок семь слуг, – вставил Коломейцев.
Ёсида снова кивнул.
– «Тусингуру» – «Сокровищница преданных слуг» – история сорока семи слуг Ако, превосходно иллюстрирует эту мысль. Когда молодой помещик Ако отказался платить продажному курьеру правительства сёгуна, то этот курьер, Цунаёси, навлек на него позор, и Ако попытался убить его. Ако приговорили к совершению сеппуку. Но его слуги тайно поклялись отомстить за него.
Санмартин подхватил нить повествования.
– Они выждали три года, чтобы отвести от себя подозрения, а потом сорок семь из них, подписавших клятву своей кровью, скормили псам курьера и его охранников, отдали себя в руки сёгуна и были казнены. Их гробница стала святыней японского народа. Правы были слуги или нет, японцы считают, что они действовали из искренних побуждений, и уже пять столетий пишут рассказы, песни и пьесы о сорока семи слугах Ако.
Ёсида кивнул в очередной раз.
– Если бы мы смогли представить наше нападение как месть «ЮСС» и его ставленникам, наша искренность, подтвержденная атакой на врагов в самом центре Токио, сделает почти невозможным для имперского правительства доказать необходимость экспедиции против нас. Возможно, это также поселит страх в сердцах министров, которые должны будут отдать распоряжение о такой экспедиции.
– Ваш способ кажется весьма необычным, но меня вы убедили, – признал наконец де Ветте.
– А ты что скажешь, Матти? – спросил Верещагин.
– Если ни у кого нет лучших предложений, то я согласен. Давайте вернемся к разговору, кого нам понадобится уничтожить, когда мы выберемся на Землю, – отозвался Харьяло.
– По-моему, всех в административных зданиях управления «ЮСС», «Дайкити Санва», а также министерстве международной торговли и промышленности и министерстве безопасности, – перечислил Палач, загибая пальцы.
– Не будет недостатка в добровольцах, желающих свести счеты с «черноногими», – заметил Коломейцев. – Вдобавок предлагаю уничтожить бюрократов из министерства финансов, определяющих банковскую политику, а также сотрудников министерства просвещения, пропагандирующих омерзительную историю кокугаку, которая оправдывает любые злодеяния. Следует также убрать несколько политических боссов – это завоюет сочувствие определенной части населения, да и лично мне кажется весьма привлекательным.
– Как насчет министерства обороны?
– Это крепкий орешек – возможно, крепче, чем министерство безопасности. Там мощная защита, глубокие бомбоубежища, система фильтрации, и честно говоря, – признал Харьяло, – при нынешней системе его сотрудники всего лишь выполняют приказы министерств, обладающих реальной властью.
– Согласен, – кивнул Верещагин. – Как ни парадоксально, я не вижу причин рассматривать министерство обороны в качестве объекта атаки. К тому же, если мы добьемся успеха, они будут полностью заняты поисками оправданий. Есть другие предложения?
– Возможно, нам следует атаковать и министерство строительства, – подсказал Ёсида. – Это крупнейший источник сделок, используемых для подкупа политиков.
– Не думаю, Тихару. Чтобы наши действия были понятны японскому народу, они должны носить характер мер против центров власти, непосредственно побуждающих имперское правительство поработить Зейд-Африку, – возразил Верещагин. – Проблема министерства строительства как источника подкупа должна решаться японцами, а не нами.
– Остается «Денцу-Хакухадо», – добавил Санмартин. – Думаю, им мы также должны заняться.
– Что это еще за «Денцу-Хакухадо», Рауль? – поморщился Хенке.
– Крупнейшее в мире рекламное агентство. У них практически монополия на рекламу на телевидении и в популярных журналах, обеспечивающая им связи с крупными корпорациями и колоссальное влияние на средства массовой информации. Помимо всего, «Денцу-Хакухадо» принуждает газеты и журналы не печатать статьи, которые могут смутить их клиентов.
– В моей стране на практике действуют две системы цензуры, – пояснил Ёсида. – Государственная, осуществляемая министерством безопасности, и частная, которую проводит «Денцу-Хакухадо». Так как мы хотим, чтобы народ четко понял нашу позицию, Рауль прав, советуя нам заняться этим агентством.
– Hakkaa Paalle! – усмехнулся Матти Харьяло. Это был старинный финский боевой клич, означающий «Руби их!» – «ЮСС» и другие крупные корпорации устраивали множество грязных маленьких войн. Настало время показать им, как воюют по-настоящему.
– Детлеф, мы можем быстро отремонтировать транспорт «Тиёду»? – спросил Верещагин.
– Не уверен, – хмуро отозвался Янковски, – Рауль изувечил ее мостик; правда, остальные повреждения, в общем, поверхностные.
– Таким образом, у нас есть фрегат, корвет и, возможно, транспорт, – подытожил Верещагин. – У кого-нибудь имеются другие предложения?
Никто не откликнулся, и он одобрительно кивнул.
– Так я и думал. Рауль, Петр и Тихару, пожалуйста, останьтесь, чтобы мы могли обсудить план, который предоставим президенту Бейерсу и правительству. Благодарю всех за участие, – подвел Черту Верещагин, закрывая собрание.
Понедельник (319)
Рота Кольдеве разместилась в деревне Платкопс. Как весело пояснил Кольдеве, последние обитатели йоханнесбургской казармы оставили помещения в некотором беспорядке. Утверждая, что сауна и кухня слишком важные вещи, чтобы доверить их организацию офицерам, он поручил эту задачу Ваньяу и Каше.
Кольдеве был удивлен и обеспокоен, увидев Рауля Санмартина с подвесной койкой под мышкой.
– Рауль, что ты тут забыл?
– Переезжаю вместе с тобой. Поможешь найти мне комнату? – Санмартин вошел в дом. – Исаак сказал, что есть симпатичная комнатушка на первом этаже, на которую никто не претендует.
– Ага, соседняя с моей. – Кольдеве перешагнул порог следом за ним. – Почему ты не остался дома с Альбертом? Только не говори, что хочешь перевезти сюда Хендрику. Она же не даст нам работать!
– Я оставил ее с мамой – тетей Бетье. Сам я не могу там находиться, Ханс. – Санмартин вошел в комнату, указанную Кольдеве, бросил на пол койку и прислонил винтовку к стене!
– А где твои личные вещи? – спросил Кольдеве.
Санмартин улыбнулся.
– Костюм я отдал Альберту, трость оставил Хендрике, а все остальное сжег.
– Где же мы подберем здесь для тебя одежду впору?
