Михаил Ахманов - Солдат удачи
Опустив щиток визора, Дарт в десятый раз осмотрел торчавшую над перевалом трехзубую скалу. Она словно сторожила горный проход, вздымаясь над выжженной землей, пнями, уцелевшей растительностью и серо-коричневой каменной осыпью, тянувшейся от ее подножия до самого дна лощины. Пронзительный солнечный свет делал пейзаж ясным, четким, позволяя разглядеть во всех подробностях уходившую к океану панораму гор, вогнутый силуэт перевала, корявые низкие деревья и обрывистую трещиноватую поверхность скалы. Однако ни пещер, ни крупных трещин в ней не замечалось, и Дарт, как прежде, решил, что его слуга поджидает по ту сторону утеса. Голем не мог удалиться в лес, спуститься в дыру или забраться наверх, хотя его наделили способностью к разумным самостоятельным действиям. Сейчас он выполнял приказ – ждать под скалой, и это значило, что он будет ждать, пока скала не рассыплется прахом. Но и в этом случае Голем не двинулся бы с места.
Дарт повернулся к воинской колонне, нашел шагавшую в середине Нерис и отметил, что, невзирая на зной и пыль, выглядит она превосходно. Как человек, сбросивший груз неприятных тягот или вину, терзавшую сердце… «Пожалуй, за этим она и отправилась, – мелькнуло у Дарта в голове, и он улыбнулся. – Женщина всегда добьется своего, не этим способом, так тем, и если надо, переспит и с дьяволом, и с богом…» Он снова усмехнулся, сообразив, что эту мысль нельзя выразить на местных языках: дьявол был тут персоной нон грата, и к тому же рами говорили: не переспать с женщиной, а лечь или подарить ей жизнь – сон считался понятием священным.
Спрыгнув вниз – что было не очень рискованным делом при низкой тяжести, – он занял место во главе колонны. Джеб, сверкнув на него налившимся кровью глазом, пробормотал:
– Жарко, фря… Так до дыры не доберемся, станем пеплом, и сунут нас в погребальный орех! Сок остался? Или есть чего покрепче?
Дарт выразительно хлопнул по опустевшей фляге.
– Чтоб меня черви съели! И пить, фря, нечего! Ну ладно, брат… Ты в свою приближалку глядел? Есть там туман? – Взгляд Джеба метнулся к перевалу.
– Нет. Есть камни да обгоревшие пни.
– Говорю, разошелся туман, – прохрипел Глинт. – Оно и хуже! Стек в дыру, и там теперь не продохнешь! И не пройдешь!
– Птоз пройдет, ежели подготовится как надо, – возразил Джеб. – Птоз после даннитского пойла совсем не дышит, а только выдыхает. Птоз… – Он вдруг остановился, побледнел и вытянул потную руку, показывая вперед и влево. – Ну, фря!.. Гляди! Чтоб мне жабьим яйцом подавиться! Никто, похоже, не пройдет! Скоро и дышать не будем, фря!
Из горловины ущелья плотной массой текли воины. Блестящая, будто кольчуга, кожа, безволосые черепа, резкие странные движения, за спинами – секиры и пучки дротиков… До них была тысяча шагов, и Дарт уже не сомневался, что разведчики мертвы, что мимо ущелья не проскользнуть, а значит, драки не избежать. Может, тут оказалось не все тианское воинство, а половина или четверть, но так ли, иначе, а перевес был велик – слишком велик, чтобы рассчитывать на победу. Пожалуй, и на жизнь тоже.
В хвосте колонны затрубили, и Джеб, побледнев еще больше, пробормотал:
– Сзади тоже жабы… Ну, попались!
Глинт выругался. Птоз грозно засопел, бросил на землю свой мешок и вытащил из него топор чудовищной величины, с парой заточенных раковин на длинном топорище. Воины, двигавшиеся в авангарде, встали плотнее и замерли, ощетинившись копьями. Колонна тоже остановилась. Сейчас они были посреди лощины, между неприятельскими отрядами, и в каждом – не меньше полутора тысяч бойцов. Правда, отряды не успели развернуться, и в этом таился шанс на спасение.
– Ренхо! – выкрикнул Дарт. – Ренхо, сын Оити! Сюда!
Но молодой командир был уже рядом. Крупные капли пота катились по его лицу.
– Как… как эти уроды успели? Пропади моя вторая жизнь! Как…
Дарт стиснул его наплечник и резко встряхнул.
– Как – подумаешь на досуге. Нам придется атаковать – сейчас, немедленно! Мы прорвем их строй и двинемся к перевалу…
– Они и там нас перебьют! – выдохнул Ренхо.
– Нет. Обещаю – нет! Когда доберемся до скалы – вон той, с тремя вершинами, – я кое-что сделаю. Я… я вызову молнии Детей Элейхо и швырну их в тьяни! А сейчас – строй своих воинов! – Дарт покосился на Птоза, который баюкал свой топор. – Мы с ним – впереди, за нами поставишь трех бойцов, потом – четверых, пятерых, шестерых… клином, ясно? Ширу – в середину, бхо пусти вперед!
– Они остановятся, Дважды Рожденный. Они никого не станут топтать – ни нас, ни тьяни. Они не могут.
– Они прикроют нас от дротиков, болван! – рявкнул Дарт. – Делай, что я велю!
Ренхо вытер пот и почтительно присел; кажется, к нему вернулось самообладание. Офицеры и сержанты с перьями на шлемах уже пробились к командиру, он замахал руками, закричал, отдавая распоряжения; четверка бхо запылила вдоль колонны, отряд раздался в ширину, в руках бойцов блеснули метательные раковины, опустились копья. Дарт построил передовых воинов, бросил взгляд на Джеба:
– Вы с Глинтом – к шире. Чтоб волос с нее не упал, не то живьем запихну в погребальные орехи!
Маргары исчезли. Он встал рядом с Птозом, привычно чувствуя, как сзади подпирают десятки вооруженных людей, махнул шпагой в сторону бхо, крикнул: «Гони!» – и тут же перешел с шага на бег. Бежать было легко – желтый полдень вступил в свои права, тело казалось невесомым, и не мешала даже пыль, поднятая носильщиками. В разрывах между ними он видел отряды тиан; их становилось все больше и больше, они медленно сочились из ущелья, собирались толпами вокруг военачальников, снимали с плеч оружие – кажется, были уверены, что враг не ускользнет и что спешить некуда. И они совсем не боялись бхо, пыливших к ним по серо-коричневой равнине.
Дарт бежал неторопливо, прислушиваясь к мерному топоту ног за спиной. Конечно, эти рами уступали выучкой солдатам короля, которых он водил в сражения, но зато были удивительно понятливы и послушны. Они не сквернословили, не пили, не тискали шлюх в обозе, беспрекословно подчинялись начальникам и, кажется, не ведали страха смерти. Возможно, не понимали, что в столкновении с таким многочисленным противником выживут трое из десяти. Возможно, считали, что каким-то чудом победят под предводительством неустрашимого маргара. А может, просто не боялись гибели, зная, что Элейхо даст им вторую жизнь, простит грехи и даже примирит с врагами.
Пыль сделалась гуще, до тиан оставалось две сотни шагов, и Дарт увидел, что они засуетились, выравнивая шеренги и готовя оружие – видно, сообразили, что беспорядочной толпой не удержать плотную массу вражеских воинов. «Не успеют», – со злорадством подумал он, прикидывая, куда направить отряд, если удастся вырваться из западни. На плоской равнине, за строем тиан, маячил невысокий холм, заваленный камнями, отличная позиция для обороны… Сумеют ли они туда добраться? Бежать не меньше лье, после тяжелой схватки, с ранеными, не выпуская из рук оружия… Впрочем, других вариантов он не видел.
Сто шагов… восемьдесят… пятьдесят… Замешательство среди метателей дротиков – пыль и туши бхо с наваленным на платформы грузом не позволяли прицелиться. Кто-то из тиан метнул дротик, и один вожатый свалился на землю; остальные развернули носильщиков вправо, открывая дорогу бегущим за ними воинам.
Сорок шагов… Бхо затормозили, потом встали как вкопанные. Туча серой пыли клубилась над равниной.
Тридцать шагов… Дарт вскинул шпагу, крутанул лезвие в воздухе и ускорил бег.
– Долины! – взревел над ухом Птоз, поднимая свое оружие.
– Долины! – откликнулись воины, разом грохнув о наплечники древками.
Отряд, словно раскаленный нож, врезался в зыбкие шеренги тьяни, и Дарта пронзило чувство острого сожаления. «Все же не обошлось без крови», – подумал он, достав кинжалом чье-то горло, перерубая конечность с протянутым к нему дротиком, парируя удар и выбирая новую цель. Слева рычал и ворочался Птоз, багровая жидкость текла с обоих лезвий его секиры, сзади молча подпирали копьеносцы – казалось, выплеснув гнев в одном-единственном боевом возгласе, они успокоились и двигались теперь в мерном ритме косарей, то посылая копья вперед, то отдергивая обратно.
Тьяни не успели перестроиться, и толпа метателей дротиков была сметена и втоптана в пыль за считанные мгновения. За ней стояли бойцы с секирами и копьями, но и для них натиск был слишком яростен и внезапен. Стиснутые между плотным строем атакующих и задними шеренгами, они не могли ни размахнуться, ни ударить, однако не отступали, не разбегались, а молча принимали смерть. Дарт чувствовал, как под его башмаками хрустят ребра упавших и трескаются черепа, словно он двигался не по сухой каменистой земле, а по старому заброшенному могильнику, усыпанному древними костями. Этот жуткий хруст и треск да еще сопение Птоза и глухие удары дерева о дерево были единственными звуками на поле битвы; тьяни молчали, и молчали рами. Странное молчание; будто две огромных руки сплелись в противоборстве и, не имея ни языков, ни ртов, ни губ, ломали в напряженной тишине друг другу пальцы.
