Ник Перумов - Череп на рукаве

Несколько мгновений все молчали.

— Ну а теперь, обер-ефрейтор, — выразительно покрутив шеей, так, словно ему жал слишком тугой воротничок, проговорил Мёхбау, — я был бы признателен, если бы ты в конце концов рассказал нам толком, что там случилось.

— Слушаюсь, господин гауптманн. Дело обстояло так. Девушка, о которой я сказал… госпожа Дзамайте… она действительно была очень зла на меня.

— Насколько я понимаю, она из интербригады? — хмуро осведомился лейтенант.

— Так точно. Поэтому… она сильно возненавидела меня, когда я поступил на службу…

— Это нам известно, — кивнул Мёхбау.

— И когда мы столкнулись… она выплеснула накопившееся. Это было обращено на меня, и я не мог оставить…

— Это я и хотел услышать. — К моему удивлению, Мёхбау одобрительно усмехнулся. — Ты не мог бросить свою девушку в облаке «сирени», это яснее ясного. Пусть даже девчонка втянула тебя в самую большую неприятность твоей жизни. Уважаю, обер-ефрейтор. Ладно, не бери в голову. Я переговорю с фон Валленштейном. Он тоже не любит, когда контрразведка забирает у него лучших людей, гоняясь за какими-то призраками. Иди служи, обер-ефрейтор. У тебя наверняка полно дел в отделении. Разрешаю приступить к ним немедленно.

27

Гладиатор — Баклану.

По поводу запрошенных вами материалов. Отмечаю, что никакой специальной подготовки личного состава батальона «Танненберг» на предмет противостояния биоморфам не ведётся. Наставлений и методичек не разрабатывается. Тактические ротные и взводные учения проводятся по обычным шаблонам. Таким образом, можно сделать вывод, что высшее армейское руководство не рискнуло допустить широкого распространения информации о биоморфах и событиях на Зете-пять даже среди офицерского состава элитных частей рейхсвера.

28

Секурист с означенным ордером на арест так и не появился. Зато появился приказ о моём направлении на краткосрочные курсы повышения квалификации младшего начальствующего состава.

О них ничего интересного я рассказать не могу. Обычная армейская рутина. Новые системы целеуказания и управления огнём. Усовершенствованные коммуникаторы, позволяющие командиру управлять своим отделением, как одиночками, так и группами, задавать цели, указывать ориентиры и прочее. Новая система потоковой обработки разведывательных данных о противостоящем противнике, простая для понимания и удобная в работе. На моё забрало могла проецироваться чуть ли не трёхмерная карта местности с указанием вражеских огневых позиций, типа размещённого там вооружения и так далее и тому подобное. Такие системы были известны уже давно, но наконец-то их удалось привести к достаточно простому и надёжному формату. Работа с ними отныне не требовала глубоких познаний в компьютерной технике и степени «мастер программирования».

В остальном база — даже будучи расположена на другой планете — очень сильно напоминала нашу сибирскую. Гравитация тут была чуть выше, процентов на десять, а в остальном… даже девочки-феечки почти те же самые. С теми же ужимками и прихватами. Ничего интересного.

Само собой разумеется, к ним я не ходил.

На курсах я провёл десять недель и обратно вернулся, когда сибирское «лето» было уже на исходе и приближался сентябрь Я прослужил уже почти год. Уже почти год, а до цели еще…

И я вновь подумал, как мне нужен бой.

Отделение встретило меня, словно семья давно уехавшего родителя. Я даже поразился. Впрочем, причина выяснилась очень быстро. Несмотря на то что в моё отсутствие командование формально перешло к Ханю, господин Клаус-Мария Пферцегентакль вызвался быть его «куратором» и докураторствовался до того, что всё отделение едва ноги волочило от бесконечных дополнительных ночных тревог и внезапных марш-бросков.

Мы занялись освоением новой техники, рутинным солдатским трудом. Все были уже далеко не новичками. Всё-таки «Танненберг» делал своё дело. Даже Раздва-кряк уже не всегда выглядел сбежавшим по нерадивости персонала пациентом психиатрической клиники.

И имперские новости, словно по команде, сделались тихими и мирными. Информационные сети сообщали о больших урожаях, поднимающемся курсе акций, растущем спросе на редкие деликатесы и предметы роскоши. Среди «популярных угощений столицы» фигурировали наши ползуны, икра и осьминоги. Платёжный баланс Нового Крыма свели с большим положительным сальдо, примерный процесс над «злостными налогоуклонистами», как поименовали их в новостях, существенно расширил «открытую налогооблагаемую базу», и так далее и тому подобное.

Всё оставалось спокойным и на злополучной Зете-пять, где нам пришлось хлебнуть лиха. Сорок восьмой корпус в поте лица «осуществлял патрулирование поселений наших колонистов»; лемуры забились в свои недоступные крепи и носа оттуда не высовывали. Прекратилась даже та небольшая меновая торговля, которой они порой занимались с колонистами. Карательных экспедиций у Отто фон Кнобельсдорфа хватило ума не проводить. Громкие слова Валленштейна, произнесённые перед нами, когда мы только летели на Зету, так и остались словами. Все словно дружно решили притвориться, что ничего странного или страшного там не случилось.

Разумеется, о монстрах, с которыми мы столкнулись, нигде не было сказано ни единого слова.

Время от времени я виделся с Гилви. Она усердно трудилась в штабе, не то младшей точильщицей карандашей, не то старшей крутильщицей вентиляторов, как порой называли таких, как она, бывших «подружек» злые языки. Мы всякий раз останавливались поболтать, но дальше болтовни у нас ничего не шло. Ещё несколько раз я видел её с разными офицерами (все в чине не меньше обер-лейтенанта или гауптманна)…

И я ничего, совсем ничего не знал о Дальке. Судя по отсутствию протестов и тому подобного, она жива. Оставалось утешаться только этим.

…Да, и на патрулирование студенческого городка нас тоже больше не посылали. Что лишь укрепило меня в мысли, что это была проверка.

Я как-то попробовал заговорить с ротным о случившемся — но тот лишь нахмурился и оборвал разговор, заявив мне, что, мол, всё устроилось в лучшем виде, никто меня не трогает, а остальное — не моего ума дело. Моя осторожная попытка настаивать нарвалась на ледяное:

— Следует ли мне вспомнить о субординации, обер-ефрейтор?

И всё это время, само собой, никаких писем из дома. Как и с Далькой, я понятия не имел, что там творится. И это оказалось тяжелее всего.

29