Ник Перумов - Череп на рукаве

Тем не менее к командиру роты я явился в надраенных до солнечного блеска ботинках, отутюженной форме и при всех положенных регалиях с аксессуарами.

Мёхбау окинул меня взглядом и явно остался доволен. Я выглядел, как и подобает молодцу-десантнику.

— Садитесь, обер-ефрейтор. Курить не предлагаю, знаю, ты не куришь. Вот, риггмейстер, — кивок в сторону безопасника, — риттмейстер хотел бы с тобой переговорить. Я настоял на своём присутствии, как твой ротный командир. И твой взводный тоже здесь. На тех же основаниях.

— Я готов отвечать на вопросы, господин гауптманн!

— Вопросы буду задавать я, — прошелестел секурист, подаваясь вперёд и глядя на меня плотоядно, аки удав на кролика.

Конечно. Как же они могут обойтись без своей любимой кодовой фразы! «Вопросы здесь задаю я», «если вы ещё на свободе — это свидетельство не вашей невиновности, а нашей недоработки», и так далее и тому подобное.

— Я готов, господин риттмейстер!

— Скажите, обер-ефрейтор… в вашем рапорте в комендатуре, возможно написанном в состоянии сильного душевного волнения, нет чёткого указания причины ссоры с посетителями трактира «Старый маг».

— Господин риттмейстер, эта причина мной указана, как я считал, достаточно чётко. Нас стали называть…

— Не трудись повторять, обер-ефрейтор. Я всё это читал. У меня вопрос — кто конкретно стал называть?

Ага, вот оно. Наверняка наблюдали. Думаю, Далькино лицо они хорошо разглядели. Ну что ж, вот тебе ещё одно доказательство, что в нашем деле нельзя оставаться чистеньким. Белые одежды тут не годятся.

— Господин риттмейстер… это очень личное.

— И всё-таки? — Голос секуриста зазвенел металлом.

— Это была моя девушка. Моя бывшая девушка. С которой мы расстались перед тем, как я ушёл в армию.

Лейтенант с Мёхбау переглянулись, и, я клянусь, на их лицах читалось что-то вроде отвращения. Ну да, конечно. Я раскололся сразу же, даже не попытавшись выгородить дорогого для меня человека. О, эти русские!

— О как! — Кажется, я сумел удивить безопасника. — Значит, ваша бывшая девушка, обер-ефрейтор. Прекрасно. Далия Дзамайте, если не ошибаюсь?..

— Так точно, — проговорил я голосом, каким только и произносить последние слова заупокойной службы. «И больше уже открывать нельзя…»

— Замечательно. Превосходно. Великолепно. И что же произошло потом? Когда она напала на вас вторично?

— Я был вынужден защищаться. Сбил её с ног.

— Ещё лучше. Нападению на военнослужащего Имперских Вооружённых сил дан достойный отпор. Но почему же вы не предприняли никаких мер к её задержанию?

— Господин риттмейстер! Как я уже имел честь докладывать, это было глубоко личное. Хотели ударить меня как Руслана Фатеева, а не как имперского военнослужащего.

— Так-так… — скривился секурист. — А как велит поступать в данном конкретном случае устав сторожевой и караульной службы, обер-ефрейтор?

— Погодите, погодите, — поморщился Мёхбау. — Если обер-ефрейтор утверждает, что это было личное, то…

— Личное? — немедленно вскинулся секурист. — Личное?! Вот, полюбуйтесь, — от потряс внушительной пачкой исписанных листов, — у меня здесь показания остальных патрульных. И все повторяют одно и то же — Дзамайте оскорбляла их как солдат доблестной имперской армии, она…

— И десантник должен обращать внимание на слова каждой взбалмошной девчонки? — не слишком вежливо прервал риттмейстера мой ротный. — Вы хотите устроить нам тут новую партизанскую войну, сударь? Сильному нет нужды отвечать на дешёвые выходки. Он просто посмеётся над ними. Или у вас есть сомнения в том, что мы можем раскатать весь этот город в тонкий блин?..

— С такими обер-ефрейторами, как Фатеев, — вполне возможно, что и не раскатаете, а раскатают вас, — усмехнувшись, ответил контрразведчик.

Я никак не ожидал, что мой лейтенант не выдержит. Однако лицо его сделалось совершенно белым, он резко поднялся, столь же резко одёрнул китель.

— Милостивый государь, оскорбляя моего обер-ефрейтора, вы оскорбляете мой взвод и меня лично. Будучи младше по званию, не вижу иного выхода защитить свою честь, кроме как…

— Рудольф! — громыхнул Мёхбау. — Сядь. Только дуэлей мне тут и не хватало. А вы, господин риттмейстер…

— А я забираю вашего обер-ефрейтора с собой, — ухмыльнулся тот.

Теперь уже побледнел и Мёхбау.

— Ордер на арест, — ледяным голосом потребовал он. — Ордер, подписанный военным прокурором сектора. Вы поняли меня, господин риттмейстер? Ордер, подписанный военным прокурором, а не главой вашей службы. Без этого в моей роте вы ничего не сделаете. Слышите, сударь? Ни-че-го!

Секурист, похоже, здорово растерялся. Формально он не был старше Мёхбау по званию, приказывать ему не имел никакого права — ни один устав Империи не ставил секретные службы над остальными армейскими частями, только в случае чрезвычайных обстоятельств и с предъявлением соответствующим образом подписанных полномочий — причём подписанных, как уже заметил мой ротный, «не главой вашей службы». Контрразведка не могла сама себе присвоить диктаторские возможности. Его Величество кайзер, очевидно, слишком хорошо понимал, что может случиться с его Империей, если тайная полиция — неважно, как она будет называться, — получит всю полноту власти.

Контрразведчик не покраснел, не побелел, не стал сыпать пустыми угрозами (впрочем, в его-то случае они как раз могли оказаться и не пустыми). Некоторое время он пристально смотрел в глаза Мёхбау, потом пожал плечами, словно делая нам большое одолжение.

— Пожалуйста, господин гауптманн, если вы так настаиваете… я принесу вам этот несчастный ордер. Сможете либо повесить его на стенку, либо… употребить по прямому назначению.

Мёхбау шагнул вперёд, сильно прищурившись. Я знал, что он происходит из древнего баронского рода, потомственный военный, известный своей выдержкой, — но в тот миг мне показалось, что он сейчас ударит секуриста.

— Ещё одно слово, сударь, и уже я принуждён буду вызвать вас на дуэль. Считаю, что вам следует немедленно покинуть расположение вверенной мне части. И что вам не следует появляться здесь, пока вы не сможете мне предъявить соответствующим образом оформленный ордер. А о вашем возмутительном поведении будет немедленно доложено по команде. В строгом соответствии с полевым уставом Императорских Вооружённых сил.

— Как вам будет угодно, — равнодушно бросил безопасник, поворачиваясь к нам спиной. Ещё раз пожал плечами и вышел вон, не сказав больше ни слова.

Несколько мгновений все молчали.

— Ну а теперь, обер-ефрейтор, — выразительно покрутив шеей, так, словно ему жал слишком тугой воротничок, проговорил Мёхбау, — я был бы признателен, если бы ты в конце концов рассказал нам толком, что там случилось.