Посланники Нибиру - Евгения Витальевна Кретова
– Я готов следовать за тобой.
* * *
Ему отвели крошечную каюту, скорее напоминавшую чулан, грязную, провонявшую чем-то приторно-кислым и душную. Хаско взял тряпки, распылитель с чистящим средством и привел каюту в порядок. «Ты можешь быть беднее придонного слизня, но твой дом должен быть чистым», – так говорили наставники Ордена.
Он чувствовал, что за ним наблюдают. И чаще всего ловил на себе удивленно-презрительный взгляд Инвара. Он привычно распознавал тех, кто наблюдает за ним даже через глазок камеры видеонаблюдения. И неторопливо приводил отведенный ему уголок в порядок.
Вычистив каюту до блеска, он привел одежду в порядок, вымыл лицо и руки. И расположился на полу, замерев в позе лотоса прямо напротив глазка видеокамеры. Прикрыл глаза и начал слушать. Со стороны могло показаться, что он медитирует. Медитация была одним из столпов послушания, а значит. не могла вызвать вопросов у Инвара.
Занятие Хаско почти ничем не отличалось от медитации, с той только разницей, что не являлось ею.
Он втянул носом воздух и, досчитав до семи, медленно выдохнул. Его дыхание смешалось с остальным воздухом «Концорна», его обитателей и устройств. Оно тонкими невидимыми нитями проникло в систему вентиляции и заскользило по шахтам, заглядывая в коридоры и укромные уголки, отмечая то, что не было ему показало во время экскурсии по кораблю. А не показали ему многое. Например, секретный трюм, в котором на крюках оказался подвешен Влад Чайка. Хаско коснулся его волос, почувствовал его дыхание, в котором помимо боли и крови, отчетливо проступил запах гиаза́та – сильного галлюциногена. Веки землянина подрагивали, губы изогнулись в странном подобии усмешки – печальной и какой-то обреченной.
Но он был жив.
Там же, в дальнем углу, темнел контейнер. Хаско чуть приблизился к нему, чтобы тут же метнуться назад – контейнер оказался заполнен трупами. Не трудно догадаться, внутри были те, кто встал на пути Инвара. Включая опрометчивого бывшего владельца «Концора».
Дыхание Хаско скользнуло дальше, снова возвращаясь через вентиляционные отверстия в шахты и поднимаясь на этот раз выше, в жилой сектор, в рубку. Одна из кают особенно заинтересовала молодого вора – большая и просторная, она была оборудована как монастырская келья: с кровати убраны все матрасы, ее покрывало тонкое одеяло, а вместо подушки оставлен жесткий валик, все демоэкраны оказались отключены, все украшения безжалостно сорваны. Единственным островком цивилизации оказался информер. Не было сомнений – это была каюта Инвара. Хаско оставил часть своего дыхания в ней, припрятал за креплениями тусклого светильника – оно могло пригодиться, и помчался дальше.
Он искал ответ на вопрос – зачем Инвару землянин. От ответа на этот вопрос зависело, будет ли он ему помогать.
Он выскользнул из каюты нового хозяина «Концора».
Пролетая по коридору, Хаско считывал и запоминал места установки камер видеонаблюдения – стационарных и подвижных, в уме рассчитывал углы обзора. И запоминал. То, чему он научился в кельях Мейданы – видеть, слышать и запоминать.
Видеть опасность.
Слышать ложь.
Запоминать пути.
Три правила Мейданы. Три закона истинного вора. Ну, или политика, каким он должен был стать по праву рождения.
– Ей, ты заснул, что ли? – кто-то бесцеремонно толкнул его в плечо.
Хаско оставил исследование корабля и мгновенно открыл глаза. Перед ним стоял, скрестив руки на груди старший помощник, скуластый и неприятный клириканец.
Хаско вопросительно смотрел на него, но не заговаривал первым.
– Хватит пялиться. Вставай, тебя ждет работа!
Креонидянин поднялся и с видом полной покорности направился за клириканцем. Он чувствовал раздражение Филина, наблюдавшего за ним через камеры. Уставившись себе под ноги, он усмехнулся – Инвар клюнул, он будет его проверять и выводить из себя, потому что нет большей глупости, чем опрометчивый гнев.
* * *
Девчонку привели к нему сразу после поимки.
Тщедушное тельце, подростковая сутулость, глупый цвет волос. Инвар Сабо брезгливо поморщился, продолжая разглядывать неловко ежившуюся под его взглядом дочь Теона. Не отвлекаясь от своего исследования, креонидянин протянул руку сопровождавшего девочку старпому, тот вложил в раскрытую ладонь небольшой плоский кристалл с начертанными знаками. Филин поцокал языком, поднимаясь из кресла в кают-компании, куда старший помощник приволок упирающуюся девочку:
– Разве ты не знаешь, что такие игрушки – не для маленьких. – Он умышленно сказал «маленьких», прекрасно осознавая, что девочка-подросток начнет спорить. Так и случилось, Семаль насупилась, шмыгнула носом и пробормотала:
– Ничего я не маленькая…
– Была бы взрослой, не стояла бы сейчас передо мной.
Филин подошел к ней ближе, присел на корточки, заглянув в глаза.
– Ты знаешь, кто я?
– Догадываюсь. Ты – террорист Филин.
– Умная девочка, – губы креонидянина расплылись в змеиной усмешке. – Долго не проживешь.
В глазах девочки возник вопрос, который, впрочем. сразу выплеснулся словами:
– Ты убьешь меня?
Филин кивнул, продолжая так же угрожающе улыбаться:
– Да… Но не сейчас. Сперва ты побудешь моей гостьей.
– В гости силой не водят, – девочка нахмурилась и опустили глаза.
Филин выпрямился, усмехнувшись:
– По-всякому бывает, уж поверь мне. – Подбросив на ладони кристалл судачи, он смерил девочку взглядом: – Только не забывай, гости должны быть веселы, так что, давай, развлеки меня.
Он вернулся к креслу и игриво рухнул в него, вальяжно закинув ноги на подлокотник и подперев голову кулаком. Семаль не шелохнулась.
– То есть как «развлеки», что я должна сделать?
Филин театрально скривился. Семаль, наблюдая за ним, отметила, что его можно было бы назвать красивым, если бы не отталкивающая улыбка и тяжелый, бесцветный взгляд, от которого бросало в дрожь.
– Ну я не знаю. Станцуй, спой песенку. Что ты умеешь?
– Я не умею ни петь, ни танцевать.
Филин сел прямо, упер локти в колени и, подавшись вперед, прошептал:
– Я могу выбросить тебя за борт…
– Не выбросишь. – Семаль поджала губы, продолжая настороженно изучать мужчину. – Ради того, чтобы выбросить меня за борт, ты бы не стал подбрасывать мне эту штуковину и выслеживать по галактике.
Она скользнула взглядом по все еще зажатому в руке Филина артефакту.
Креонидянин рассмеялся. Смех у него был тихим, почти беззвучным, а от того особенно жутким. Там смеялись в кино сумасшедшие.
– Ты умная девочка, чувствуется кровь твоего папаши… То есть развлекать ты меня не собираешься?
– Отец найдет меня. И тебе несдобровать…
Филин расплылся в язвительной усмешке.
– Я очень надеюсь, что твой отец найдет меня. А уж кому от этого станет хуже, мы еще посмотрим.
Семаль и раньше поняла, как сильно она ошиблась, не поверив отцу. Сейчас же, когда она
